Только здесь и нигде больше (ЛП)
— На что надеяться?
— Что ты чувствуешь то же самое, и что любовь не покинет тебя, так же как она не оставила меня.
— Я подавлена.
— Пожалуйста, не спеши. Не торопись. Позвони мне, когда будешь готова.
Спустя несколько мгновений, я согласилась с предложением Джейми. За день такие вещи не решаются.
— Хорошо. Сладких снов, – сказала я.
— Они только о тебе.
Мы повесили трубки. Джейми был настоящим сокровищем. Ему досталась тяжелая жизнь, и все же его мудрая душа верила из глубин сердца, что я была предназначена ему.
Выйдя из дома на следующий день, я заметила Дарлин, бездомную женщину. Она что-то продавала на углу улицы. Какая-то одежда, пара обуви и несколько украшений были разложены на толстое шерстяное одеяло. Я сразу же узнала свой черный джемпер и рубашку. А еще чемодан, в который она теперь, по-видимому, складывала вещи.
— Эй! Девушка! – закричала она мне. – Иди сюда. У меня есть то, что тебе нужно.
На мне были туфли Мэри Джейн[35] и черная кожаная куртка поверх черного в белый горошек платья.
Я приблизилась, и она поставила передо мной пару красных ковбойских сапог.
— Ты носишь седьмой размер, ага? – Конечно, она знала, по крайней мере, три пары моей обуви были в чемодане.
— Да.
— Они будут на тебе просто супер.
— Я не знаю, Дарлин. Ковбойские сапоги – это не мой фасон.
— Зато ноги не замерзнут.
Я засмеялась. А почему бы и нет? Я чувствовала себя безрассудной.
— Сколько ты хочешь за них?
— Сто баксов.
— Ха. Ты сошла с ума.
— Может и так. Чо предложишь?
— Пять баксов, и я отдам тебе эти туфли Мэри Джейн.
— Пойдет.
Я посмотрела на каблуки сапог; они были совершенно новыми. Отдав деньги и свою пару туфель, напялила сапоги и поплелась в направлении станции L.
— Что это за обувь? – спросила Бет, когда я вошла в редакцию.
— Я сегодня немного кантри и немного рок-н-ролл. Расслабься.
Я повернулась и увидела у своего кубикла улыбающегося Джерри.
— Ой, Кейт. А помнишь, когда ты только начала работать здесь, ты пыталась заставить всех носить определенные цвета по конкретным дням недели?
— Да, я это помню. И где тогда была командная поддержка? Придурки в конструкторском отделе сказали, что это будет мешать творчеству. Ладно тебе.
— И вспомни, когда ты просила девушку с тележкой продать тебе в кафе безглютеновую выпечку?
Он ухмыльнулся.
— Те лепешки были твердые, как камень, – сказала Бет.
— Да, но шоколадные круассаны были просто шик.
— А когда ты решила, что нам нужен талисман, а потом всю неделю ходила в том глупом наряде?
— Какой глупый наряд?
— Это был розовый кролик, верно? – уточнила Бет.
— Нет, кроликом она была на Пасху, – Джерри схватился за живот и захохотала.
— Это было весело, ребята, – притворно захныкала я. – Скажи мне, Джерри, разве твоим детям не понравилось?
— Моим детям не понравилось, – сказал он серьезно. – Мой сын Дэйви получил психическую травму. Он меня постоянно спрашивал потом: «Папа, а почему у пасхального зайца были сиськи»?
— Ты должен был сказать ему правду, что Пасхальный Заяц - это девочка. Заодно обсудили бы птиц и пчел.
— Ему было четыре года, Кейт.
— Да какие претензии, Джер?
Бет подмигнула мне, пока Джерри думал.
— Я просто увидел эти красные ковбойские сапоги и подумал, что надо бы тебя поддержать, вот и все. Хорошего дня, дамы.
— И ты туда же, – сказала я, когда он ушел.
— Закажешь хот-дог на обед?
— Бет, серьезно? – Я вернулась в кубикл и открыла новый файл в Ворде.
Я назвала его «Шепот в темноте». Я написала две, потом три, потом шесть, потом девять тысяч слов до конца рабочего дня и уехала домой. На следующий день было то же самое. Появилась какая-то история, чисто вымышленная, но содержащая так много из того, что было моей жизнью. Я делала задания для газеты, но между делом выкраивала время, чтобы записать слова, льющиеся из меня потоком. На третий день я написала примерно пять глав. Не сказав и слова, отправила их Бет.
Она подошла к моему столу, сжимая стопку печатных страниц.
— Что это? – спросила она.
— Я не знаю.
— Это чертовски круто. Это фантастика? – спросила она.
— Да, наверное.
— Тебе нужно продолжать.
— Я не знаю, что мне с этим делать.
Бет скрестила руки на ее груди.
— Ты пишешь чертову книгу, Кейт. Продолжай и выяснишь все позже.
То, что я писала, было темно и тревожно, но такой была моя жизнь. Яркость и тепло для меня остались только в Напе. Мои воспоминания о красоте наших отношений с Джейми стали возвращаться, наполняя меня, как река наполняет пересохшее русло. Я стала мечтать о его губах на своей шее, таких нежных и теплых, и его сильных руках на талии, заставляющих меня ощущать себя в полной безопасности. Рассказ мой был о боли, которую нам иногда приходится терпеть, прежде чем Вселенная вознаграждает нас настоящей любовью. Только так я оказалась в состоянии отпустить мысль о том, что должна прожить жизнь в одиночестве. Я очистилась от своих предубеждений и эмоций, с которыми начала взрослую жизнь. Персонажи из моей истории и воспоминания о времени с Джейми вернули мне свет. Они показали мне, что любовь моя реальна и живет внутри меня, и я не смогу от нее отказаться.
Я избегала Джерри, но у меня было чувство, что он видел, что происходит, и я знала, что мне придется принять ряд серьезных решений. «Крайер» не собирался платить мне за написание любовных историй, но при мысли о написании еще одной статьи о вреде транс-жиров мне хотелось воткнуть карандаши себе в глаза. На пятую ночь я очнулась от писательского угара и поняла, что уже два дня Джейми не оставлял мне голосовое сообщение. Я выбежала из квартиры и спустилась к почтовым ящикам на первом этаже.
Когда двери лифта открылись, Дилан и Эшли появились в поле зрения. Он стоял с довольной ухмылкой на лице. Эшли была красной как рак от шеи и до ушей. Ее длинные светлые волосы были собраны в небрежный хвост. Они сделали это, решила я – может, на крыше, может быть, в прачечной без дверей – но я была уверена, что они это сделали.
— Эй, ребята, – сказала я с широкой ухмылкой.
— Как дела, чика?
— Прекрасная ночь, не так ли? – спросила я.
— Да, – сказала Эшли так тихо, что я едва расслышала ее.
Дилан фыркнул, потом откашлялся.
— Куда собралась?
— Забрать свою почту.
Когда мы добрались до этажа Эшли, Дилан повернулся ко мне.
— Я хочу проводить ее до двери. Задержи лифт, я поеду с тобой.
Я нажала кнопку открытия двери. Дилан и Эшли, держась за руки, пошли по коридору. Он что-то прошептал ей на ухо, и она улыбнулась с тихим и довольным выражением на лице. Они нежно поцеловались, а затем Дилан чмокнул ее в лоб, и Эшли повернулась и вошла в свою квартиру. Так мило.
Дилан вернулся к лифту, улыбка не сходила с его лица.
— Ну?
— Я так чертовски влюблен в нее, – он вздохнул.
—Ты действительно думаешь, что это любовь?
Он многозначительно посмотрел на меня.
— О. Нет, ты же не собираешься начинать все эти дерьмовые циничные разговорчики со мной, правда?
— Нет, Дилан, просто… иногда может быть трудно понять разницу между любовью и похотью.
— Меня не волнует, какая там разница. Все, что я знаю, что не могу перестать думать о ней. Я хочу быть с ней каждую секунду. Не только в этом смысле. Хочу с ней говорить и смеяться, и идти по жизни. Если это не любовь, тогда я ни хрена в этом не понимаю.
— Почему ты так уверен?
— А так и есть. Я знаю, что она удивительная, и любит меня. И не думаю, что остается место для страха или сомнений, когда дело доходит до любви. Я готов принять все это. И тебе тоже пора, – сказал он, когда мы добрались до ящиков.
Я вставила ключ и открыла маленький замок, и дверь практически соскочила с петель. Ящик был забит до отказа. Было много рекламных листовок, и мне удалось их поймать на лету. Один конверт упал на пол. Дилан и я посмотрели вниз. Отправителем значились винодельни Лоусона. Это был ответ Джейми.