Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых
Журавлев усмехнулся:
— Вы ко мне, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга?
— За вами, Матвей Макарыч. Извините, долг.
— Можете не извиняться, каждый делает свою работу.
Его отвели во внутреннюю тюрьму Лубянки и поместили
в одиночную камеру, железная дверь с лязгом захлопнулась. Это случилось 28 мая 37-го года. Открылась она 28 ноября 38-го, ровно через полтора года. Все это время Журавлев ждал дня, когда его уведут в подвал и выстрелят в затылок. Такое и врагу не пожелаешь.
28 ноября в камере появился невысокий лысый человек с большой головой, на носу пенсне. За ним свора сопровождающих. Он ворвался резкой порывистой походкой. Острый взгляд пронзил заключенного. Что он хотел рассмотреть, непонятно. В глазах читалась какая-то жажда, словно алкоголик не пил неделю и увидел стакан.
— Почему в камере и в форме?
— Про меня забыли полтора года назад. Спасибо, баланду давать не забывали.
— Кто такой?
— Бывший уполномоченный особого отдела третьего управления.
— Кто посадил?
Журавлев пожал плечами. Лысая голова оглянулась Один из начальников, заглянув в папку, сказал:
— Арестован по личному распоряжению Ежова с пометкой «одиночка». Комментариев не имеется.
— Фамилия?
— Журавлев.
— Следователь?
— Неугодный следователь.
— Забудь Ежова. Теперь будешь со мной работать. Назначить Журавлева особо уполномоченным в то же управление, выдать петлицы с тремя ромбами и новую форму. Присвоить звание комиссара госбезопасности третьего ранга и выделить в соответствии со званием кабинет. Идемте, комиссар. Неделя отпуска и тройной оклад.
Он говорил очень быстро, с кавказским акцентом, Журавлев и половины не понял.
— Ну что стоите, вы свободны! Лейтенант, проводите комиссара.
Журавлев обалдел от неожиданности. Лысый засмеялся, и все тоже засмеялись.
Мир изменился за полтора года, так казалось Журавлеву. В НКВД пришел новый нарком Берия. Семья неугодного следователя уцелела, дома его встретила жена, вся в слезах от счастья. Рубеко гроза обошла. Более того, он стал подполковником. Случаются все же чудеса. Но не все менялось в этом мире. Степан Августович Мазарук остался на своем месте и получил орден Ленина. Червоный дорос до должности старшего референта, Борисов продолжал шоферить и возил старого своего начальника, но уже не на «эмке», а на ЗИСе. Что тут сказать? Следствие закончено, забудьте!
2
Многое можно стерпеть. Русский народ самый терпеливый, а война приучила людей к дисциплине, но всему есть предел. Людей в поезде доконала жажда. Пассажиры взбунтовались. Они видели, как на поезд грузили бидоны с водой, но им ничего, кроме сухой перловой каши, не давали. Делегация разъяренных людей из четвертого вагона, оттеснив автоматчика, прорвалась к начальнику поезда. В других вагонах солдаты оказались более решительными и по проходу открыли огонь на поражение. Шесть человек полегли замертво, остальные отступили.
— Можете убрать трупы с проходов. Предупреждаю, у меня приказ, надо будет, перестреляю всех до одного. Точка! — заявил лейтенант Басалаев.
И вышел, хлопнув дверью.
— И перестреляет гад, если мы их не перестреляем! — стукнул кулаком по столу капитан Стрелов.
— Надо дать людям воду, — сказал химик, — иначе жди нового бунта.
— Отсутствие воды и нехватка кислорода пошла на пользу, — взволнованно заговорил профессор. — Больные идут на поправку, многие стали есть. Не возникло ни одного нового очага, нет новых больных. Мы победили заразу.
— Вода нужна здоровым, Иннокентий Ильич, — сказал Лыков. — Будем раздавать воду, а заодно поговорим с людьми. Но надо знать, о чем. Сейчас мы должны вынести свое решение.
— Отличная идея с раздачей воды, — прищурил глаза Яков Стрелов, — будем брать поезд на абордаж.
— Это как? — не понял Андрей.
— В каждом вагоне есть мужчины. Четырех здоровяков всегда найти можно. По два на автоматчика. У всех есть часы. Надо сверить их вплоть до секунды, ведь общий сигнал мы подать не сможем. В один момент, в одну секунду и все разом пойдем на конвой. На всякий случай в моем купе есть четыре автомата, те, что забрали у беглых. Других шансов выжить у нас нет.
— Я против насилия, — возмутился профессор. — Двое неопытных мужчин против автоматчика! На кого вы рассчитываете? На таких же героев, как вы? Ошибаетесь! Большинство людей такие, как он! — Профессор указал на ученого-химика Андрея Тарасова, который даже с собственными детьми не мог справиться. Андрей смутился.
— Я поясню вам, профессор, — спокойно начал Лука Лыков. — Ни один здравый умом генерал не мог дать команду убивать своих мирных граждан. Лейтенант Басалаев такие полномочия получил. Только что расстреляны пассажиры. Нас ждет та же участь. Поезд заразный, и мы должны исчезнуть с лица земли вместе с поездом. Эшелон скота идет на убой, подальше от населенных пунктов. Казахстан — лучшее место для исполнения приговора. Генерал предвидел возможность остановки поезда и бунта. Вот для чего нам посадили вохровцев. Мы изгои. Никто нас не собирается лечить или спасать, куда проще стереть с лица земли и забыть.
— Значит, ты меня поддерживаешь, Лука? — воскликнул Яков. — Нас уже двое. Кто еще за нас?
В вагоне находились профессор, химик, старший проводник Гавриков, в чьем вагоне ехали беглые зеки и еще один тип с пистолетом, о котором он никому не говорил. Андрей, как школьник, поднял руку.
— Уже трое! — возликовал капитан.
— Я тоже подниму руку «за», — сказал Гавриков. — Вот только твой план, Яша, нам не подойдет. Пассажиры — не матросы на корабле. Мы потеряем людей. Действовать будем сами. Пойдем в твое купе и возьмем автоматы. Один мне, другой тебе, ты в один тамбур, я в другой. Из тамбура до тамбура стрельбу можно услышать, из вагона в вагон звуки не доходят. Освободим с тобой один вагон и пойдем в следующий. Медленно, но верно. Людьми рисковать мы не имеем права.
— А ты не староват для подвигов? — спросил Яша.
— У тебя есть выбор? Я Варшаву освобождал от немцев, а уж тут как-нибудь справлюсь. Но начинать надо с лейтенанта Басалаева, он может помешать. Ходит из вагона в вагон, посты проверяет. От первого к последнему и обратно.
— Трезвая мысль, — согласился Прянишников и тоже поднял руку. — Но чего мы добьемся?
— Наша цель — остановить поезд и сойти с него, — уверенно заявил Лыков.
— Только не на станции, — покачал головой Гавриков. — Все пункты предупреждены. Если мы остановимся и сойдем, нас перестреляют. Надо выйти в пустынном месте и тихо. Идти лесом. Далеко. А поезд должен следовать дальше по заданному курсу. О том, что он пуст, никто не должен догадываться, иначе за нами устроят погоню. Воинских частей у границ Казахстана очень много, в степях проводят испытания нового оружия.
— А ты откуда знаешь, Гавриков? — удивился Лука.
— Сын мой здесь служит, вот я и перебрался к нему поближе. Хата у меня есть под Омском, на берегу Иртыша.
— Что ж, присядем на дорожку, — сказал капитан. — Нам еще покойников таскать.
В другой части поезда тоже зрел план. Неугомонный Вася Муратов и не думал далеко уезжать от Черной балки. Сколько можно кататься по «железке»? Россия велика, конца края не видно.
Лейтенант Басалаев остановился возле открытых дверей купе.
— Вам же сказали — двери не открывать!
— Душно, лейтенант, — ответил Муратов.
— Хотите заразу подцепить?
— Если только от тебя, дурак!
Лейтенант скрипнул зубами и шагнул через порог купе. И о чем он думал? Ему на голову обрушился тяжеленный чемодан. Нет, не с полки упал, а мальчишка Юрко занес его над порогом, едва удерживая в руках. Время пришло, и он его опустил. С приложенной к весу силой. Лейтенант распластался на полу. Вася выглянул наружу: коридор пуст. Охранники отдыхали и в окна тамбура не смотрели. Муратов обыскал лейтенанта, достал пистолет, потом раздел офицера, вместе с Юрко они связали его и заткнули рот кляпом. Старик Фома не обращал на них никакого внимания. Он сидел возле слабого фонаря и что-то чертил.