Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых

— Выкладывайте свой план.
— Сначала вопрос. Какая часть каторжников сбежала, а сколько осталось?
— Из двадцати четырех бараков сбежали два, в остальных заключенные даже не догадывались о побеге. Побег совершали ночью в полной секретности. В этом и кроется причина их успеха. План уникален. Я думаю, его готовили долго и сумели удержать в секрете.
— Отлично. Но кто-то еще мог сбежать под горячую руку. Мне нужна тюремная роба, номер, имя и номер барака, где сидели люди, не пересекающиеся с беглецами во время лагерных работ.
— Хотите заслать к ним своего лазутчика? — спросил генерал.
Антон понял, что идея нравится Улусову. Он всю жизнь готовил агентов и куда-то их засылал.
— Именно. Наш лазутчик и предложит им выход.
— Вот здесь вы, лейтенант, упираетесь в стену. Человека найти можно, переодеть его можно, снабдить достоверной легендой тоже можно. Ему поверят и примут за своего. Но даже генерал Калюжный, возглавляющий отряд, не знает, как выйти из тупика.
— Калюжный? Это тот, что начинал вместе с Шапошниковым реформировать Генштаб? Так он же штабист. Конторская крыса. Ему не хватает крыльев для полета.
— Как вы сказали?
— Так, как вы поняли. Наш лазутчик тоже должен быть военным. А почему он не может быть летчиком? У меня есть летчик, такой, какой им нужен. По земле уйти нельзя, так по воздуху улететь можно. Один из военных аэродромов можно атаковать и захватить транспортный десантный самолет. Ну а наш летчик знает, куда лететь и где приземлиться. Там их встретят.
— Аэродром захватить невозможно, — заметно волнуясь, сказал Улусов.
— Конечно. И самолет угнать трудно. Не велосипед. И истребитель послать наперерез можно, и зенитками его сбить нетрудно. Но мы-то на что? Почему бы не помочь ребятам, пусть почувствуют себя героями. Они же понятия не имеют, как охраняются аэродромы, каковы их уставы и на что способны летчики. Они живут в прошлом веке. А главное, верят в собственные силы, свою путеводную звезду и задыхаются от собственной беспомощности.
Впервые Улусов улыбнулся.
— Кто автор этого грандиозного плана?
— Пока лишь плана, Геннадий Семеныч. Давайте его претворим в жизнь, а потом поздравим автора вместе.
— Нужно обдумать детали. Присаживайтесь.
«Этот желторотый лейтенантик оказался провидцем», — подумал Яша Стрелов, взобравшись на паровоз. Машиниста словно ветром сдуло, но машина оставалась на парах. Самолеты продолжали перепахивать небо прямо над крышами вагонов. Яша скинул китель и начал кидать уголь в огонь.
Через сорок минут стоящий впереди поезд тронулся с места. Яков ждал, глядя на стрелочника, держащего в руке красный флажок. Когда поезд скрылся из виду, стрелочник сменил красный флажок на желтый. Яша дал два коротких гудка, и состав тронулся. Резковато, но тронулся. Стрелов радовался как ребенок, которому подарили велосипед. Он передвинул рычаг, и поезд начал набирать скорость. На радостях Яша запел «Амурские волны», песен про паровоз он не знал.
В лес Антон вернулся затемно. Он долго петлял, путая следы, боялся, что за ним пустят «хвост». Но Улусов не решился следить за адъютантом самого Хворостовского, значит, лейтенант был убедителен. Для беспокойства были и другие причины. Вдруг Хворостовский захочет поинтересоваться, как идут дела у Улусова, и позвонит ему. Тогда конец. Стоит Улусову упомянуть имя Антона, и тогда… Что будет тогда, одному Богу известно.
Люди по ночам мерзли. Утеплялись, как могли, стелили на землю еловый лапник, им и накрывались. Костры жечь было нельзя.
Таня даже не думала устраиваться спать. Она ждала Антона и, завидев его, бросилась ему на шею. Парень второй раз за сутки онемел, как при встрече с Болинбергом. Только теперь от счастья.
Он прижал дрожащую девушку и поцеловал в затылок.
— Все в порядке, Танюша! По-другому и быть не может. Мы только жить начинаем.
Из темноты появился Муратов, профессор и Юрко с немым Фомой.
— Сработало? — спросил Вася.
— На сто процентов. Ты гений, Вася. Идея с аэродромом встречена на ура.
— Гений не я. Я только заикнулся, остальное придумал Фома, целую тетрадь перевел на записки. Скоро у нас бумага и карандаши кончатся.
— Если план с самолетом сработает, мы получим зеленый свет? — спросил профессор.
— В этом весь смысл. Зеки улетят, оцепление снимут, перевал перестанут контролировать. Никаких засад.
— И ты, наш Моисей, поведешь нас к земле обетованной?
— Поведу, — рассмеялся Антон, обнимая Таню. — И надеюсь, мы выйдем к людям не через сорок лет, а раньше. Нам бы немного удачи, а с остальным мы справимся. Завтра я вновь иду в город, потом уточним последние детали.
Капитан доложил генералу:
— Задержан человек без документов в заводском районе. Рабочие его не знают, а там чужаки не ходят.
— Пришелец из леса? — усмехнулся генерал.
— Именно. Завод на окраине, у самой опушки.
— Отведи его в третью комнату, я поговорю с ним с глазу на глаз.
— Слушаюсь.
Генерал сел за стол и стал что-то писать по-немецки, потом свернул листок в несколько раз и, убрав в карман, вышел из кабинета.
Задержанный сидел на стуле со связанными за спиной руками. Генерал устроился за маленьким, соответствующим комнате, столиком, капитан положил перед ним груду папок. Улусов открывал одну за другой, смотрел на фотографию в деле, потом на задержанного. Наконец остановился на одной из папок.
— Так. Подполковник Петряк Иван Адамович. Пятьдесят восьмая, часть первая. Шпионаж.
Генерал захлопнул папку и посмотрел на сидящий перед ним скелет, обтянутый кожей.
— Браво, Петряк! Вопросов у меня к тебе нет. Я знаю больше, чем ты можешь мне сказать. И поговорить я хочу не с тобой, а с другим беглецом. Тот мне поверит. Возвращайся в отряд. К стенке я тебя ставить не буду. Дарую тебе свободу. И следить за тобой тоже никто не станет. Ты сделаешь для меня доброе дело, как я для тебя. Передашь мою записку Гюнтеру Гофману.
Улусов встал, взял папку со стола, подошел к задержанному и открыл ее перед ним.
— Вот его фотография, если ты не знаешь его имени. В одном забое уголек добывали. Я думаю, вы этого немца уважаете, несмотря на то что он бывший ваш враг, иначе в побег с собой не взяли бы. Его есть за что уважать, он человек чести и взят в рукопашном бою. Несмотря на то что полковник сам ходил в атаку, и подонки из немецкого СМЕРШа ему в спину не целились. Пусть прочтет и придет, куда я указал. Даю гарантию, что он вернется, как ты, живым и невредимым.
Улусов сунул записку в карман зека, костюмчик которого был на два размера больше его обладателя: наверняка снял по пути с пьяного работяги.
Генерал открыл дверь и позвал капитана.
— Развязать и отпустить, сопроводить до окраины, чтобы его опять сюда не привели.
Повернувшись к задержанному, сказал:
— Услуга за услугу, Петряк!
На стрелке поезд свернул вправо.
— Не зря, видно, Бог дал мне фамилию Стрелов, — усмехнулся капитан третьего ранга, — вот судьба и вывела меня на роковую стрелку.
Он передвинул рычаг вперед до конца. Над головой пронеслись самолеты.
— Дождались своего, коршуны сизокрылые.
Солнце уходило за горизонт, темнело очень быстро. Яша накидал в печь угля и надел китель.
— Вот и все, ребята! Простите за грех, не дали нам возможности предать вас земле, как требует того христианский обычай.
Он подошел к ступеням. Паровоз набрал предельную скорость, состав болтало из стороны в сторону, и казалось, он вот-вот опрокинется. Лес начал редеть, сквозь деревья был виден кровавый закат. Пора. Яков спустился на две ступеньки и прыгнул вперед по ходу поезда, но заколдованный паровоз его не отпустил от себя. Верхний крюк перил попал под китель и, прорвав его до лопаток, вынырнул из-под ворота у затылка. Крепкая ткань стоячего воротничка выдержала нагрузку, и морячок повис в воздухе, словно котенок, которого держали за шкирку. Ворот сдавил горло. Яша просунул руки под удавку и попытался разорвать удушающую петлю. Ничего не получилось, крючки крепко сидели на своем месте, сам пришивал. Надо же было, дураку, застегиваться как на парад. Дисциплина и устав его погубили. Но нет. Рано еще подыхать! Да еще так глупо. Стрелов продолжал бороться за свою жизнью Ветер трепал его, как куклу, подвешенную на веревочке. В воздухе прорычали моторы самолетов, где-то позади раздались взрывы. Эшелон тряхнуло с такой силой, что воротник лопнул. Дышать стало легче. Стрелов повис в воздухе, ничего не соображая, и тут его ударил выступ первого вагона. Возможно, этот удар спас ему жизнь, он не угодил под колеса, а, отлетев в сторону, распластался на высохших за лето кочках.