Тайная история Леонардо да Винчи

— Ты хочешь знать, почему я не навещал тебя?
Леонардо кивнул.
— Потому что я был с Деватдаром в Турции.
Леонардо отшатнулся.
— Но Деватдар отплыл раньше, а на нас напали…
— Твой ум прямолинеен, Леонардо, — с мягкой насмешкой сказал Куан. — Разве двум путникам обязательно выезжать в одно и то же время, чтобы приехать и одно и то же место?
— Нет, конечно. Но расскажи мне, что ты знаешь… пожалуйста.
— Что я знаю? — притворно непонимающе переспросил Куан.
— Об Айше и о том, что случилось с Никколо. Я должен это знать.
— Я был с Деватдаром и другими послами. Мы пытались выкупить Айше и прочих пленников.
— И что же?
— Турки знали, что Айше — родственница калифа, и захотели прислать сюда своих послов, чтобы поторговаться.
— Откуда им было знать, что Айше — родственница калифа, если только она сама не сказала им этого?
— На корабле был захвачен ее ларь, а она хранила в нем не только свои наряды, но и дневники, в которых была записана вся ее прошлая жизнь. Так мне сказали.
Горло Леонардо сжалось, сердце забилось быстрее. Что могла она написать в дневниках?
— Нам ничего не оставалось, кроме как возвратиться в Каир на борту турецких судов. Наши корабли турецкий султан захватил, и за них тоже потребовали выкуп. — Куан говорил медленно, осторожно, и голос его слегка дрожал. — То был урок унижения, и удивительно, что наш калиф не повелел нам броситься на мечи. Я бы это сделал…
— Ты слишком суров к себе.
— Не жалей меня, — холодно сказал Куан. — Жалость — пойло для рабов.
Задетый, Леонардо надолго замолчал, но потом все же опять задал вопрос — о Никколо.
— Ты видел мальчика?
— Мы не видели никого, кроме Айше.
— Тогда нет уверенности, что Никколо мертв?
— Ты все еще не готов похоронить Никколо, маэстро, — сказал Куан. — Помнишь, что я говорил тебе о слове калифа?
— Дело не в том, готов я или не готов, — отозвался Леонардо, пропуская мимо ушей вопрос Куана. — Дело в том, что… — Он оборвал себя. — Нет, не готов.
Они подошли к минарету с южной стороны мечети. Рядом с ним находился колодец, называвшийся Колодцем улитки, — его выстроили плененные Салах-ад-дином крестоносцы. Винтовая лестница круто спускалась в его шахту до уровня Нила.
— У меня и в мыслях не было, что ты ведешь меня сюда, — сказал Куан. — Могу я надеяться, что ты не задумал убить меня?
— Загляни в свой собор памяти. Или в город памяти — кажется, ты его так называешь. Разве не видишь ты «настоящего того, что будет»?
Куан не ответил, но разделся до полотняного исподнего и пошел вниз, к колодцу.
— И что проку мне будет от твоих очков, когда я буду дышать под водой? — спросил он. — Там темно.
— Ты сможешь видеть лампу, — ответил Леонардо. — Нужно только смотреть наверх.
Их голоса гулко звучали, эхом отдаваясь от стен, покуда Леонардо подробно объяснял, как работает аппарат, как плотик с выходами воздухопроводов плавает на поверхности воды, как закрепить маску и очки и правильно дышать. Наконец утяжеленный поясом с несколькими камнями Куан погрузился в холодную воду.
Леонардо трудно было разглядеть его — мешал отражавшийся в воде свет. Плотик плясал на поверхности воды, которая медленно успокаивалась. Через несколько минут Куан вынырнул из воды и, плеская и брызгаясь, двинулся вверх по лестнице. Он сорвал очки и снял дыхательный аппарат, с трудом переводя дух.
— Действует! — с восторгом объявил он. — Я мог дышать и видел, как ты наблюдаешь за мной, — правда, свои руки под водой я видел лучше, чем тебя. Это было все равно что смотреть на небо… я имею в виду не тебя, Леонардо, а свет лампы. — Куана била дрожь. — Я обо всем расскажу калифу.
Леонардо был доволен похвалой, но все же сказал:
— Быть может, лучше подождать?
— Калиф устал обхаживать турок.
— Ты о чем?
— Он готовится к войне, маэстро, — негромко ответил Куан, поднимаясь из колодца к Леонардо.
— Ты хочешь сказать, что он не станет выкупать Айше?
Куан начал одеваться.
— Повелитель турок не примет никаких денег, — продолжал он. — Ты разве не понял, какие требования выдвинули послы?
— Кажется, они потребовали восстановить водные пути для паломников.
— Ты расслышал верно. Но это привилегия калифа, ибо он, и лишь он один, контролирует и Мекку, и Медину, и большую часть других святых мест. Правитель миров и защитник веры — Кайит-бей, а не султан Мехмед, каким бы могущественным он себя ни считал.
— Но ведь если бы калиф и согласился, он все равно остался бы властен над своими землями, разве нет? — спросил Леонардо, когда они уже возвращались в мастерскую.
— Да, но тогда Мехмед получил бы титул защитника ислама.
Леонардо лишь головой покачал.
— Так ли уж это отличается от попыток Папы заполучить власть над флорентийскими землями, угрожая Флоренции отлучением? — спросил Куан.
— Значит, калиф принесет Айше в жертву.
— Все будет не так, как ты думаешь, маэстро.
— Что ты хочешь этим сказать?
Куан не ответил, и тогда Леонардо спросил:
— Еще один взгляд в настоящее будущего?
Однако Куан не принял вызов. Он пожелал Леонардо доброй ночи и ушел. А Леонардо, оставшись один, вдруг безумно затосковал по Флоренции, словно сам воздух, которым он дышал, был соткан из ностальгии и отчаяния. Он жаждал сидеть за столом Верроккьо рядом с Никколо. Он жаждал видеть Сандро, Симонетту, Джиневру.
Он вздрогнул, словно выбираясь из кошмара.
Потому что призраки, материализовавшиеся перед ним, оказались его стражниками. Они искали его. Когда они увидели его с водолазным аппаратом на плече, один из них ухмыльнулся и сказал по-арабски: «Ради глаз Айше».
Леонардо понял слова, но не их смысл.
Завтра он узнает, что это значит.
Калиф приказал потопить суда турецких послов днем, когда корабли будут стоять на якоре либо распускать паруса. Послов проводили на их суда на рассвете; они приплыли в Каир на пяти больших военных галерах — юрких, изящных. Корабли стояли в спокойной, рассветно-розовой воде Нила, недвижные, словно камни, в глубокой, как всегда в это время года, реке.
Леонардо, Зороастро и Куан плыли к турецким судам на фелуке с подгнившим шпангоутом и ветхими парусами; прежде чем фелука досталась Куану Инь-ци, на ней обитали три семьи. Моряки Куана оделись в лохмотья и припрятали оружие. Они поставили фелуку на якорь вблизи галер. Ее окружали другие фелуки: Нил напоминал многолюдную деревню. Вдоль берегов феллахские женщины и дети кричали: «Ради глаз Айше!», и эти же слова неслись им в ответ с фелук. Этот клич уносился ветром и заглушался криками и щебетанием птиц; словно призывая день, они пели и пронзительно кричали на деревьях, мачтах, в небесах.
На палубе фелуки, прикрытые парусом, лежали Леонардовы подводные аппараты — три плотика, прикрепленные к длинным шестам и соединенные с дыхательными трубками. Стамески и большие сверла, также изобретенные Леонардо, свешивались с шестов. Кузнецы калифа отдали готовые сверла только час назад, и Леонардо даже не был уверен, что они сработают как должно.
— Я сделаю это один, — твердо сказал Леонардо, снимая полотно с аппаратов. — Ни у кого из вас недостанет опыта.
— У меня его не меньше, чем у тебя, — заявил Зороастро; лицо его возбужденно пылало.
— Ау меня — даже больше, — добавил Куан, и Леонардо удивленно поглядел на него. — Я убил больше людей, маэстро, и это перевешивает весь твой технический опыт. Ты убивал, лишь защищаясь. Сможешь ли ты умертвить невиновных?
— Берег близко, — сказал Леонардо, удивляясь, с какой это стати он оправдывается.
— И тем не менее многие утонут, — сказал Куан, — или их сожрут крокодилы. А тех, кто доплывет до берега, предадут мечу или обратят в рабство.
— Что?! — завопил Зороастро. — Я не видел в этих водах крокодилов.
— Не бойся, маленький чародей, — ответил Куан. — Я дам тебе снадобье, которым ты натрешь кожу, и крокодилы даже не приблизятся к тебе. А под водой ты будешь в безопасности: они нападают только на поверхности. — Он повернулся к Леонардо: — Ты по-прежнему не хочешь поделиться славой?