Орел и Волки
Женщина отчаянно вскинулась, но Тинкоммий не дал ей подняться, и она, неожиданно повернувшись, плюнула ему в лицо. Принц изумленно отпрянул, а несчастная мать съежилась на земле, сотрясаясь от рыданий. Катон помог Тинкоммию встать и отвел его в сторону.
— Этого требовала ситуация. Иначе было нельзя. Ты видел, как реагировала толпа.
Тинкоммий медленно вытер плевок со лба и только тогда ответил:
— Но это был ее сын. Она имела право воздать ему последнюю почесть.
— Даже после того, как он сам лишил себя чести, предав свой народ? Предав ее, свою мать?
Тинкоммий помолчал, потом медленно кивнул:
— Наверное, ты прав. Наверное, так было нужно. Просто я почувствовал…
— Я знаю, что ты почувствовал.
— Правда? — На лице Тинкоммия появилось удивленное выражение, но оно тут же сменилось обычной невозмутимостью, и он снова кивнул: — Да, возможно, даже римляне понимают, что такое скорбь.
— Уж будь уверен, — сказал с кривой улыбкой Катон. — А теперь бери-ка штандарт и возвращайся к центуриону Макрону.
К счастью, пока Катон с Бедриаком проталкивались в людской толчее к въезду в Каллеву, подобные сцены больше не повторялись. Близ ворот победителей встречал сам Верика, стоявший на колеснице в окружении знати и телохранителей. Катон приметил, как штандарт Вепрей, покачиваясь, приближается к царю, поманил к себе Бедриака и, когда тот приблизился, крикнул.
— Раз уж все перепуталось, идем туда!
Охотник кивнул и, прежде чем Катон успел опять открыть рот, ввинтился в толпу, грубо расталкивая людей, чтобы проложить путь своему командиру. Поначалу Катон опасался новых вспышек возмущения и недовольства, но атребаты, пребывая в праздничном настроении, и не думали обижаться. К этому моменту они уже поглотили огромное количество пива, а воины-победители вовсю налегли на этот напиток, возмещая упущенное во время похода. По рукам всюду ходили откупоренные кувшины.
Несмотря на всю мощь Бедриака, пробиться сквозь тесную хмельную толпу туда, где уже находились Макрон и Тинкоммий, получилось не сразу, и, оказавшись наконец под прикрытием щитов царской стражи, Катон облегченно вздохнул.
— Центурион Катон! — улыбнулся Верика, подняв руку в приветствии. — Мои самые сердечные поздравления по поводу вашей победы.
— Это твоя победа, царь. Твоя и твоих подданных. Они ее заслужили.
— Рад слышать такую похвалу от римского командира.
— Да, царь. Ты можешь гордиться своими воинами. Уверен, они и впредь будут служить тебе столь же отменно.
— Надеюсь. Ну а сейчас мы должны позволить им отпраздновать свой успех. — И Верика обратился к Макрону: — После того как вы отдохнете, мне бы хотелось послушать рассказ о сражении. Прошу вас обоих вечером быть моими гостями у меня на пиру.
— Почтем за честь, царь, — наклонил голову Макрон.
— Ну что ж, значит, до вечера.
Верике помогли спуститься с повозки. Он повернулся к воротам, а телохранители, сомкнувшись вокруг своего господина, быстро расчистили ему дорогу.
— Идем и мы, — сказал Макрон, проорав когортам приказ собраться утром на базе. — Нам еще нужно доставить на место обоз и поскорей разгрузить его, пока местные олухи не смекнули, что и сами могут разграбить его почище всяких там дуротригов.
Сопровождая обоз через Каллеву к римскому лагерю, Макрон с Катоном заметили, что далеко не весь город разделяет праздничное настроение вывалившей встречать когорты толпы. Тут и там перед хижинами сидели на корточках маленькие группы людей, молча глядя на громыхавшие мимо них по ухабам подводы. Только ребятишки, казалось, не желали вникать в сложности бродивших по Каллеве настроений и весело носились вдоль обоза, приставая к возницам. Кто-то пустил слух, что часть припасов раздадут горожанам, и огольцы были не прочь первыми набить животы.
Завидев римских центурионов, одолевших злых дуротригов, ребятня кинулась к ним, что-то щебеча на своем певучем наречии.
— Да уймитесь вы! — со смехом вскидывал ладони Макрон. — Видите, у меня ничего для вас нет? В руках пусто!
А вот угрюмое выражение лица Катона отпугивало мальчишек, кроме, пожалуй, самых храбрых из них, да и те взглядывали на него с опаской, и это дошло наконец до Макрона.
— Ты чего такой мрачный? Эй, Катон!
Катон рассеянно огляделся по сторонам.
— Мрачный?
— Ты выглядишь так, будто проиграл эту хренову схватку, а не победил. Будет тебе. Радуйся вместе со всеми.
— Обязательно, но попозже.
— Попозже? А почему не сейчас?
— Командир, — сказал Катон и кивнул на детей.
Один малец, более шустрый, чем его сверстники, уже теребил серебряный медальон, прицепленный к портупее Макрона, алчно оглядывая остальные награды.
— Ты чего это, маленький негодяй! — Макрон отвесил мальчишке затрещину. — Что ты себе позволяешь? Ишь чего выдумал? Ну-ка все прочь! Повеселились и хватит, а сейчас проваливайте! Кыш-кыш!
Несколько шлепков обратили визжащую компанию в бегство, хотя многие сорванцы, отбежав от центуриона подальше, останавливались и покатывались со смеху, глядя на его уморительные гримасы.
— Рррр! А ну марш отсюда, пока страшный злой римлянин не съел вас всех на ужин.
Но ребятишки не отставали, и когда усталость взяла верх над добродушным настроением ветерана, он повернулся и извлек из ножен меч. Завидев блестящий клинок, дети с криками разбежались по узким улочкам и исчезли в скопище хижин.
— Так-то лучше, — удовлетворенно кивнул Макрон. — Правда, они не легко сдаются, эти пострелята.
— Все в родителей, — невесело улыбнулся Катон. — Судя по темпу, с каким развивается эта кампания, я не очень-то удивлюсь, если они, когда подрастут, еще успеют повоевать с дуротригами. Или с нами.
Макрон остановился и посмотрел на младшего товарища:
— Ты и впрямь в дерьмовом настроении, а?
— Просто задумался, — пожал плечами Катон. — Вот и все. Не обращай на меня внимания.
— Задумался? — поднял брови Макрон, а потом опечаленно покачал головой: — Как и для всего остального, сынок, для раздумий есть время и место. Мы должны сейчас праздновать, как наши парни. Ты в особенности.
— Я? Почему? — удивился Катон.
— Ты доказал, что шарлатаны-лекари ошибались. Еще с месяц назад они были готовы подмахнуть заключение о твоей непригодности к службе. Видели бы эти олухи тебя в бою! Так что, давай-ка это отметим. Кстати, подводы уже закатили на базу, и мы теперь совершенно свободны. Надо срочно промочить горло. Я угощаю. Пошли.
Катон постарался не выказать, насколько не по душе ему предложение друга. В отличие от Макрона, который умел долго пить, не пьянея, и быстро приходил в себя после любых возлияний, вино и пиво ударяли юноше в голову так, что после каждой серьезной попойки он страдал не один день. Кроме того, хотя факт посрамления медиков, конечно, стоило бы оросить добрым глотком хмельного, имелись также и иные вопросы, требующие неотложного разрешения.
— Командир, нам еще следует составить отчеты для командующего и легата. А вечером нас ждет пир у Верики.
— Ну его, этот пир. Давай надеремся сейчас.
— Нельзя, — возразил терпеливо Катон. — Верика может обидеться. А обижать атребатов почем зря не стоит. Приказ Веспасиана на этот счет весьма строг.
— Долбаные приказы.
Катон сочувственно покивал, потом решил сменить тему:
— А еще нам надо бы обсудить, как наши люди действовали у речной переправы.
— А чего тут обсуждать? Мы разделались с дуротригами, вот и весь сказ.
— Разделались… в этот раз. А в другой раз нам может и не свезти, особенно если мы не сумеем устроить ловушку.
— Парни справились совсем неплохо, — возразил Макрон. — Набросились на врага как истинные солдаты. Ну, может, и не совсем как солдаты… до легионеров им далеко.
— Именно. Как раз это меня и тревожит. Умеют они пока очень мало, а самонадеянности уже набрались. Это опасно. Они нуждаются в дополнительном обучении.
