Отверженная невеста
– Что же с нами будет, сестрица? Отец не может умереть!
Змейка Лучинка ярким браслетом оплетала ее руку и заметно волновалась, поворачивая головку то к одной, то к другой собеседнице. Елена давно привыкла к этому живому украшению Майтрейи, и хотя в руки змейку никогда не брала, однако и не боялась ее.
– Все мы когда-нибудь умрем, – философски заметила виконтесса. – Надо быть готовыми ко всему. И ты уже не маленькая… Ты должна это понимать.
Старый боцман Бризон ни на шаг не отходил от своего бывшего капитана.
– Ну что, старая рухлядь, идем на дно? – посмеивался де Гранси, когда, очнувшись ото сна, вновь видел над собой его унылое лицо. – Свистать всех наверх! Шлюпки спускай! А капитан, дружище, остается на мостике…
– Эх, да кабы такая напасть, я бы вас силком в шлюпку-то столкнул, а сам пошел бы на дно, на корм рыбам… Какой от меня, трухлявого бочонка, прок?
– Не узнаю тебя, старина, – лукаво усмехнулся виконт. – Измена в рядах санкюлотов! А где же боевой клич: «Смерть аристократам!»?
– Если бы все аристократы были похожи на вас, никто не пошел бы брать Бастилию, – пробормотал Бризон, сморгнув слезы.
– Ну, это ты врешь! – Де Гранси, прикрыв веки, замолчал.
Вечером к виконту позвали кюре. Исповедовавшись и причастившись, де Гранси захотел видеть дочерей. Сначала он обратился к Елене:
– Надеясь вскоре узреть Вечный престол Всевышнего, я не хочу ничего приказывать и запрещать, девочка моя. Но прошу тебя, Аленушка, оставь мысли о мести, выкинь эту мертвечину из своего живого сердца. Взгляни на старика Бризона. Мы с ним были некогда противниками. Он ненавидит аристократов так же, как я презираю якобинцев. Но разве я ему мстил? Надо быть великодушнее… – Речь его была прервана жестоким приступом кашля. Бризон, усиленно сморкаясь в клетчатый красный платок, неуклюже крестился и шептал обрывки молитв, перепутанных и полузабытых.
Едва отдышавшись, преодолевая клокочущую одышку, виконт еле слышно обратился к Майтрейи, которая стояла на коленях, припав губами к его руке:
– Милая девочка, во всем слушайся Элен. После моей смерти она заменит тебе и отца, и мать. С нею ты поедешь на первый свой бал… Оставайся всегда с нею…
Это были последние слова старого аристократа. После он впал в забытье и через полчаса отдал Богу душу.
Так в начале января тысяча восемьсот двадцать девятого года виконтесса стала вдовой, унаследовав огромное состояние супруга.
Примерно через год в салоне мадам Свечиной, еще не сняв траура, она спросила свою подругу Софи де Сегюр:
– Давно ли ты была в России?
– Как вышла замуж – ни разу, – ответила та.
– И тебя не тянет на родину?
– Моя духовная родина – Франция, а это намного сильнее притягивает, чем тот кусочек земли, где ты просто родилась, – легко рассуждала Софья Ростопчина, дочь великого русского патриота.
– Москва для тебя кусочек земли? – грустно усмехнулась Елена.
– Той Москвы больше нет…
Разве не то же самое Елена совсем недавно говорила виконту, когда он завел разговор о тоске по родине? Почему же сегодня ее задевают слова подруги? Почему ей становится вдруг больно и она молчит несколько минут кряду, вспоминая бабушку Пелагею Тихоновну с ее медным чайничком, сидящую в старой беседке над Яузой («Аленушка, отведай моего чаю с шиповником!»); и няньку Василису, срывающую для нее с дерева чудесное яблочко-«звонок» («Вот тебе, Аленушка, погремушка!»); и отца Дениса Ивановича под его любимым тисом в виде яйца, украшенном на пасху разноцветными лентами и сюрпризами («Поди-ка сюда, доченька, сама сними конфекту!»)…
– Ты меня совсем не слушаешь! – возмутилась Софи. – Я говорю, Сережа нынче в Париже…
– Какой Сережа? – очнулась виконтесса.
– Наш Сережа. Мой старший брат. Неужели не помнишь?
– Очень смутно, дорогая, – призналась Елена. – Мы были тогда совсем детьми.
– Он жил какое-то время в Италии, лечил там нервы. Ты ведь помнишь, он в яме сидел за неуплату картежного долга?
– Да, да, конечно, помню. – Виконтесса с трудом оторвалась от давящих сердце воспоминаний. «Не хватало еще расплакаться перед Софи!»
– Так вот, он как раз собирается ехать в Россию.
– Когда? – Она приложила усилие, чтобы вопрос прозвучал бесстрастно, между прочим.
– Очевидно, летом, когда дорога приличнее, – ответила графиня.
– Он не хочет нанести мне визит? – поинтересовалась Элен де Гранси.
– Серж постесняется, – улыбнулась Софи де Сегюр. – Он стал невозможно застенчив, просто как девица.
– Я буду ждать вас завтра к обеду, – настаивала виконтесса. – Обязательно приведи его ко мне…
Повар Жескар в этот день постарался на славу. «Все, как любил господин виконт», – то и дело повторял он. Елена была не столь привередлива в еде, как ее покойный муж, но отдавала дань его тонкому вкусу и всегда просила Жескара приготовить обед или ужин, «как любил господин виконт».
Серж Ростопчин, на беглый взгляд, ровным счетом ничего не унаследовал от своего знаменитого отца. Похож он был скорее на графиню Екатерину Петровну. Однако его выпуклые голубые глаза имели настолько доброе и вместе с тем неумное выражение и так явно свидетельствовали о полном отсутствии воли, что уничтожали сходство с жестокой и властной матерью. Он производил довольно странное впечатление. Елена была много наслышана о его «подвигах» повесы и картежника, а между тем этот уже почти сорокалетний мужчина всякий раз робел и отводил глаза, встретившись с нею взглядом. Когда же к ним в гостиную вышла Майтрейи, которую Елена решила больше не прятать от людей, а приучать к обществу, гость залился краской до самых ушных мочек.
– И вы с виконтом так долго скрывали от мира подобную красоту?! – воскликнула Софи, взяв девушку за руки и восхищенно оглядывая ее с ног до головы с видом знатока. – Но ведь это преступно… Вы очаруете весь Париж, дитя мое, мне даже страшно представить, какой переворот произойдет в обществе, едва вы в нем появитесь…
– Меня держали, как птичку в клетке. – Неожиданно для всех Майтрейи произнесла это по-русски.
– Дорогая, не стоит в русском обществе говорить на русском языке, особенно в Париже, – поучала ее Елена. – Но знание этого языка пригодится тебе во время путешествия… По русским дорогам, конечно!
Ростопчины оценили юмор виконтессы и, переглянувшись, рассмеялись. Граф Сергей, набравшись храбрости, спросил:
– Вы тоже собираетесь ехать в Россию?
– Да, этим летом, – отвечала Елена.
– Я бы мог вам составить компанию, – предложил он.
Таков и был ее расчет. Уж она-то прекрасно знала, что путешествие без сопровождающего мужчины таит в себе много опасностей, особенно с такой юной прелестницей, как Майтрейи.
– Ты не смотри, что братец робок и застенчив, – шепотом просвещала ее за столом подруга, в то время как граф Сергей, выпив несколько бокалов шампанского и окончательно расхрабрившись, расписывал принцессе красоты итальянской природы и достопримечательности этой прекрасной страны. – Когда дело доходит до драки, он превращается в настоящего рыцаря.
«Заколдованный рыцарь», – усмехнулась про себя Елена. Она знала наверняка, почему Софи с таким жаром сватает ей брата в попутчики. У Сергея не было денег на дорогу, а графиня с годами становилась такой же прижимистой, как ее мать, и не собиралась одалживать братцу ни сантима. «Что ж, рыцарь поедет за мой счет…»
Дела задержали Елену в Париже до июля. Все это время граф Сергей покорно ждал, когда они отправятся в путь. Увидеть далекую северную страну не терпелось и Майтрейи.
– А Лучинка там не замерзнет? – тревожно спрашивала она виконтессу.
– У нее ведь русское имя, значит, выживет, – улыбаясь ее детскому страху, отвечала Елена.
Наконец сборы были окончены и день отъезда назначен. В шестиместной карете кроме двух дам и графа разместились две служанки и повар Жескар. Единственный слуга ехал с кучером на козлах. У графа Сергея, как и предполагала Елена, не оказалось ни слуг, ни камердинера. Все его имущество составлял скромный дорожный саквояж, который он не выпускал из рук.