Отверженная невеста
Он явился в управу внезапно, без предупреждения, приехав в казенной, а не в личной, запряженной цугом, карете, как обычно являлись большие начальники. Представившись оторопевшему полицмейстеру Тихомирову, Дмитрий Антонович сразу поинтересовался:
– Где вы держите тело?
Придя в себя после длинной паузы, Тихомиров встал во фрунт и отрапортовал:
– Так что, осмелюсь доложить, «цареву человеку» выделено отдельное помещение, ваше высокородие… Тут рядом, в сарайчике.
– «Царев человек»? – с улыбкой перебил статский советник. – Вы его так прозвали?
– Мужики нарекли, Ваше высокородие, – смущенно пояснил тот. – Как прослышали про бумагу, подписанную покойным государем, так и нарекли…
Едва взглянув на останки «царева человека», лежавшие уже в дешевом сосновом гробу, Савельев попросил бумагу и перо. Даже не морщась от удушливой вони, он присел на лавку рядом с телом и, согнувшись, быстро начеркал две короткие записки. Стоявшие рядом навытяжку полицмейстер и частный пристав Костюков старались дышать пореже, не смея в присутствии высокого чина прикрыть носы рукавами или платками. Их сильно мутило.
– Отвезете вашего «царева человека» в анатомический театр, что на Васильевском острове, передадите его профессору Цвингелю. Здесь адрес и фамилия профессора, а здесь записка для него самого, – передал статский советник обе бумаги Тихомирову. – Все понятно?
– Разрешите исполнять прямо сейчас? – не веря своим ушам и глазам, уточнил полицмейстер.
– Немедленно! – в голосе чиновника зазвенел металл.
– Ах, как нам вас и благодарить, ваше высокородие!.. – залепетал было Тихомиров, но статский советник оборвал восторги подчиненного.
– Но-но, – сказал он строго, – приберегите благодарности на будущее. – И, поднявшись, приказал: – Велите позвать мужиков, нашедших труп. Пусть укажут место, где его обнаружили, и пусть захватят с собой лопаты.
Демьян Никитин и староста Епифан Скотников привели столичного начальника, в сопровождении жандармов, на ту самую злосчастную поляну с остатками болота.
– Вот здесь-от на корнях висел, – указал староста на размашистые, толстые корни огромного, поваленного бурей дерева.
Демьян предпочитал отмалчиваться, так как остерегался столичных начальников. Мало ли что им придет в голову? Ни за что могут упечь в Сибирь. О таких случаях он был наслышан.
– А далеко ли отсюда до столбовой дороги? – оглядевшись, поинтересовался Савельев.
– Да рукой-от подать, ваше высокородие, – угодливо ответил Скотников. – Саженей двести будет, а то и меньше.
Как бы в подтверждение его слов где-то совсем близко заскрипела крестьянская телега с несмазанными колесами.
– Двести саженей, – задумчиво повторил следователь. – Все же не два шага. Случайно, без цели, не забредешь.
– Не забредал он сюда, ваше высокородие, – вдруг подал голос дотоле крепившийся Демьян. – Его сперва убили, а после кинули в трясину.
– В трясину? – удивился Савельев.
– Прежде здесь топь непролазная была, – вмешался пристав Костюков, радуясь, что может оказаться полезным. – Я как-то весной забрел сюда спьяну, так едва выкарабкался…
Он вдруг осекся, поймав на себе недовольный взгляд начальника. Тихомиров красноречивым движением приказал болтуну замолчать. Это не ускользнуло от внимания статского советника.
– Так значит, ты сразу смекнул, что его убили? – дружеским тоном обратился Савельев к Демьяну. – А как же это? Мне вот и невдомек, как он помер…
– Вот глянул на него, все и увидал… – упорствовал Демьян, не обращая внимания на отчаянные взгляды старосты.
– Что же ты «увидал»?
– Да так, – неопределенно махнул рукой лесоруб, уже жалея о том, что сболтнул лишнее, – а только не сам он утоп…
– Ты давай не юли, – нахмурился Савельев, – говори все прямо! Я тебя за язык не тянул, сам вылез!
– Я чего… я ничего… – забормотал Демьян, виновато косясь то на жандармов, то на столичного начальника.
– Ну ты, дурак, отвечай! – прикрикнул на него Тихомиров, зловеще скалясь.
– В обчем, – нехотя начал тот, – привиделось мне оно…
– Он у нас в деревне, ваше высокородие, вроде колдуна, – улучив момент, пояснил вполголоса староста Епифан.
– Ясновидящий, что ли? – недоверчиво усмехнулся Савельев.
– Во-во, видится ему иногда! – подтвердил Скотников.
Жандармы растерянно переглянулись. Подобное свидетельство положительного и несклонного к мистицизму старосты явилось для них неожиданностью.
– Душегубов было двое, – вещал тем временем Демьян, прикрыв ладонью глаза, – чернявы, смуглы лицом, не из наших мест и говорят не по-нашему. Они покойничка обшарили, забрали у него денежки, опосля раскачали его и швырнули в трясину…
– Они убили его, чтобы ограбить? – недоверчиво спросил статский советник.
– Нет, не то, – покачал головой лесоруб, не открывая глаз. – Они будто не по своей воле это сделали… Над ними больший кто-то был…
– Ты и это увидал? – усомнился Савельев.
– Не… То ись… У них-то у самих на покойника зла не было… – замешкался Никитин. – Да и не сразу они ушли, поковыряли чуток лопатами землю… Будто бы могилу роют… Вид такой хотели дать. Видать, велели им зарыть покойничка, а тут подвернись болото…
– Зачем же они копали?
– А черт их знает! Может, барин приметливый. Углядит, что лопаты-от чистые, стало быть, приказ не сполнен, так задаст им жару…
– Так они что, слуги чьи-то? – зло спросил Тихомиров, которого, очевидно, бесил этот рассказ. Его белесые жидкие усы все заметнее дрожали над оттопыренной верхней губой.
– Не знамо, – покачал головой Демьян, – одежа-то богатая, навроде как у попа в престольный праздник. На груди, на плечах – золото, на рукавах, на спине даже… И кормленые такие, рослые, гладкие, хоть паши на них!
– Да, братец, мастер ты сказки рассказывать! – усмехнулся статский советник Савельев. – Жаль только, видения твои к протоколу не подошьешь, а то б я дело-то и закрыл!
Он велел мужикам отмерить десять шагов вокруг поваленного дерева, на чьих корнях был найден скелет, и копать в два штыка лопаты, тщательно прореживая землю и остатки болотной жижи через специальное сито, которое привез с собой. Провозившись до самой темноты, мужики ничего путного не обнаружили, кроме какого-то полуистлевшего тряпья да нескольких медных монет.
К помощи доктора Иннокентия Карловича Цвингеля Савельеву не раз приходилось прибегать еще в те времена, когда он служил старшим полицмейстером в гаванской управе благочиния. Маленький юркий старичок, всегда безупречно одетый, любящий во всем чистоту и порядок, строгий, как инквизитор, без тени улыбки на бледном, будто высеченном из мрамора лице, мог подробно, в деталях, описать последние минуты жизни почти любого покойника. Он изучал труп любовно долго, медленно продвигаясь вдоль тела, вооруженный огромной, позолоченной лупой. Свой вердикт доктор Цвингель произносил, исследовав желудок и кишки мертвеца, заглянув во все сердечные отделы и препарировав печенку. Вскрыв черепную коробку и извлекши оттуда желеобразный ком слизи, старичок давал заключение даже об умственных способностях усопшего. С помощью этого талантливого фанатика своего дела было раскрыто не одно кровавое преступление.
На этот раз доктор Цвингель был разочарован. Труп, пролежавший в болоте более полутора десятков лет, мог поведать не о многом. К моменту появления Савельева в анатомическом театре старик успел очистить от болотной тины и грязи почти все кости, за исключением лишь скрюченной кисти одной руки. Обширная комната, до потолка облицованная белыми кафельными плитками, была залита ярким утренним светом, проникавшим сквозь не зашторенные высокие окна. Застекленные шкафы, типа аптекарских, щегольски сияли чисто вымытыми стеклами, и даже страшные предметы, заключенные в них, – банки с заспиртованными частями тел и органами, – глядели невинно и приветливо, будто были обычными консервами и хранились в обычной, чистенькой, белой кухне. Хозяин «кухни», такой же чистенький старичок, озабоченно склонялся над телом, распростертым на мраморном столе, как повар, недовольный качеством присланного продукта.