Гладиатрикс

  
Рассел Уитфилд
 
Гладиатрикс
 
 
Посвящается моей маме, которой мне так не хватает…
 
  
I
 
Тот самый первый раз Лисандра не забудет до конца своих дней.
Она в одиночестве шла по темному проходу к амфитеатру, залитому ярким солнцем, и чем ближе подходила, тем яснее доносился сверху этот звук. Ритмичный медленный ропот поначалу улавливался лишь самым краешком сознания. Далекий, едва слышный, он постепенно завораживал, точно песня сирен, просачивался сквозь каменную толщу, отдаваясь во всем ее теле, в самых костях.
Лисандра изо всех сил удерживала в повиновении клокочущий водоворот чувств. Страх бился в жилах девушки. Он был так силен, что в какой-то момент она даже споткнулась, но тотчас рванулась вперед, жаждая ответить на чудовищный вызов. Эта краткая вспышка сожгла ужас воительницы. Лисандра сделала еще шаг и ступила из полутьмы в резкий свет арены.
Рев толпы обрушился точно живая волна, и девушка даже пошатнулась под его бешеным напором. Ряды, запруженные вопящей толпой, поплыли у нее перед глазами. Амфитеатр напоминал пасть прожорливого божества, питающегося ничтожными смертными. Мириады искаженных лиц, рты, распахнутые в крике… Рев, полный страстного вожделения, предвкушения…
Недавно разглаженный песок арены источал явственное зловоние. Ноздри Лисандры наполнились запахом крови и дерьма животных. Сегодня здесь потрудились венаторы — охотники на диких зверей, перебившие на потеху зрителям несколько сотен хищников. Желудок Лисандры поднялся к горлу. Ей хотелось как можно быстрее бежать из этого овеществленного Тартара.
Отчаянным усилием воли она подавила этот позыв.
Невменяемый рев трибун между тем достиг апогея. Сузившиеся зрачки Лисандры уловили движение по ту сторону арены. Из противоположного туннеля показалась еще одна женщина, ее противница.
Лисандра едва заметила раба, служителя арены. Он подошел к ней и сунул в ладони, мокрые от пота, два коротких меча. Все ее внимание было поглощено соперницей. Она даже успела сообразить, что их подбирали не иначе как по телесным различиям. Сама Лисандра была рослой и стройной, противница же — невысокой, крепко сбитой, с толстыми руками и ногами. Подобное телосложение, на взгляд спартанки, было грубым и пошлым. Взять хоть эти излишне полные груди, настоящее вымя, готовое разорвать белую ткань туники и вывалиться на свободу! Типично галльскую внешность довершала копна соломенно-светлых волос, разительно отличавшихся от вороных локонов самой Лисандры.
Общего у двух женщин было мало — оружие в руках, да еще понимание того, что через считанные минуты в живых останется только одна из них.
Уроженка Галлии повернулась туда, где сидели вельможи, и вскинула правую руку. Лисандра, еще толком не привыкшая к этикету арены, повторила ее жест. Движение вышло уверенным, спартанка недаром провела почти всю жизнь в храме, где строго соблюдались ритуалы. Впрочем, это было уже не важно. Богато одетый римлянин — судя по всему, это был Секст Юлий Фронтин, управитель и прокуратор Малой Азии, — даже не потрудился ответить. Все его внимание было посвящено смуглой прелестнице рабского звания, сидевшей подле него.
Лисандра повернулась к противнице. Несколько нескончаемых мгновений две женщины стояли лицом к лицу. В сине-зеленых глазах галлийки Лисандра как в зеркале увидела отражение собственных переживаний и на миг ощутила острую жалость к ней и к себе. Они не были природными врагинями, тем не менее спартанка знала, что не имеет права на мягкосердечие. Ее взгляд посуровел. Она была твердо намерена выжить. Галлийка коротко кивнула. Должно быть, она сделала для себя такие же выводы.
Обе подняли оружие и еще несколько ударов сердца не двигались с места. Потом галлийка бросилась в яростную атаку. Железо прозвенело о железо, неожиданно красиво запев. Это Лисандра отразила наскок. Кельтская воительница выругалась и завизжала. Она вкладывала все силы в удары, воспламененные яростью. В ее нападении не было строя и смысла — лишь сплошной рубящий вихрь, бушующий во всю мощь. Галлийка действовала точно лавина, которая несется вперед и сметает все, что попадается ей на пути.
Лисандра знала, что она должна превратиться в туман. Только тогда ей удалось бы устоять перед этим напором. Вся ее жизнь была занята подготовкой к бою. Это была всего лишь ритуальная выучка, совсем не подходящая для настоящего сражения. Но стоило ей оказаться между жизнью и смертью — и крепко вколоченная наука проявилась, заставила привычное тело отозваться, не дожидаясь осознанной мысли.
Ей казалось, что соперница двигалась в толще воды. Как только галлийка начинала очередную атаку, меч Лисандры был тут как тут, отводя разящий удар.
«Не пытайся переть силой на силу!» — напоминала себе спартанка, плетя кружева и не давая втянуть себя в бессмысленную рубку.
Такое поведение только раззадоривало противницу. Галлийка удвоила усилия. Она поднимала ногами тучи пыли, теснила Лисандру через всю арену и бешено кромсала мечом… пустой воздух.
Разочарованные зрители мяукали и мычали, требуя от поединщиц более зрелищных действий.
Светлые волосы галлийки слиплись и потемнели от пота, белая туника пошла грязно-серыми разводами. Лисандра уклонилась от очередного наскока и заметила в движениях противницы явственную усталость. Руки и плечи галлийки зримо отяжелели. Она хватала ртом воздух, теряла силы, поэтому позволила себе чуть передохнуть. Червячок сомнения в победе уже подтачивал ее воинский дух.
Все же она храбро занесла оба меча, и по венам Лисандры вдруг промчался огонь.
«Сейчас! — в один голос кричали все ее чувства. — Сейчас!»
Она ударила в ответ.
Ее мечи стремительно мелькнули, размазываясь в воздухе. Воительница перешла от глухой защиты к безжалостному нападению. Соперница лихорадочно отбивалась, пятилась под неожиданным натиском спартанки.
Лисандра усилила напор. Теперь галлийка едва успевала останавливать ее атаки. Лисандра ощутила отчаяние противницы и еще наддала темп, наконец-то ввязавшись в последний отчаянный обмен ударами. Один клинок пришелся в другой, их стук отдался в руке. На этом силы галлийки иссякли окончательно, и Лисандра проломила ее оборону.
Когда под ее мечом распалась живая плоть, она почувствовала не сожаление, а лишь огненный, невозможно-яркий восторг. Галлийка ахнула, поперхнулась. Кровь хлынула изо рта и из раны в груди. Лисандра выдернула клинок и, продолжая движение, с силой крутанулась на месте. Новый удар пришелся покачнувшейся галлийке прямо в шею. Начисто отсеченная голова взлетела к небу. Рот и глаза так и остались широко распахнутыми в гримасе боли и изумления. Обезглавленное тело держалось на ногах еще несколько мгновений, похожих на вечность. Потом оно с торжественной медлительностью стало заваливаться навзничь и наконец рухнуло врастяжку. Из рассеченных шейных сосудов в песок щедро полилась кровь, растекаясь багряной лужей.
Тут Лисандра болезненным толчком вернулась к реальности. На нее безудержным водопадом вновь обрушился нестройный рев толпы, а в зрачках отражалась странная и жуткая картина — у ног победительницы еще подергивалось тело соперницы, а через арену к ней шел рослый человек в одежде Харона, перевозчика мертвых. Неспешно, даже несколько церемонно, Харон подобрал срубленную голову галлийки, потом зацепил изогнутым посохом бездыханное тело, повернулся и тем же размеренным шагом побрел прочь, утаскивая за собой мертвую.
Лисандра сперва попятилась, затем повернулась и ушла обратно в туннель. Ее мысли неслись кувырком. Сумасшедший восторг, величайшее облегчение — и чувство вины.
  
II
 
Лисандра безнадежно смотрела сквозь решетку тюремной повозки. Мимо с удручающей медлительностью проползал иссушенный карийский пейзаж. Его монотонность нарушали разве что колючий куст, пыльный холм или случайный странник, державший путь к городу.