Гладиатрикс

— Рим вас раздавит, — пожав плечами, сказала Лисандра, для которой это было очевидно. — Против обученной армии никакому варварскому воинству не устоять.
Сорина поднялась на ноги, ее слегка покачивало.
— Да ты кого варварами называешь, заносчивая сучонка?
— Всякий, кто не владеет эллинской речью, называется варваром, — пропустив мимо ушей оскорбление, пояснила Лисандра. — Ваш язык, он ведь так и звучит… вар-вар-вар!
Она рассмеялась. Объяснение было давним, буквально навязшим в зубах, тем не менее оно неизменно смешило ее.
— Сорина, не заводись. — Эйрианвен положила руку на плечо первой воительницы, лицо которой потемнело от гнева. — Мы тут все порядочно выпили. Давайте поговорим о другом.
Лисандра, напротив, не отказалась бы продолжить, но вовремя передумала. Ей не хотелось расстраивать Эйрианвен. Сорина опустилась на место и спросила мрачным тоном:
— Почему это ты так уверена в победе римлян?
Лисандра провела ладонью по волосам, огляделась, увидела поблизости на земле горшок ячневой каши, а подле него — длинную деревянную ложку. Девушка неуверенно подняла ложку и вернулась за стол.
— Вот. — Она бросила ложку Сорине. — Ты можешь ее сломать?
— Конечно могу, — ответила дакийка и легко переломила черенок.
— Теперь сложи половинки и сломай их обе сразу, — сказала Лисандра.
Это оказалось трудней, но упорная амазонка все-таки справилась с задачей. Раздался треск, и Сорина с торжеством вскинула глаза.
— Ты очень сильна, — сказала спартанка. — А четыре куска сразу сломаешь?
Сорина бросила деревяшки наземь и недовольно отряхнула ладони.
— Их не сломать, — сказала она. — А к чему это ты клонишь?
— Все очень просто, — сказала Лисандра. — Так бьется цивилизованная армия. В сомкнутом строю, я имею в виду. Эллины и римляне высоко ценят личную храбрость, но на поле боя гораздо большее значение имеют выучка и дисциплина. Варвар сражается ради славы. Он… или она бросается в битву очертя голову и размахивая огромным мечом. Ну и к чему это приводит? В пешем бою длинный меч требует пространства, а то недолго задеть своих же соратников или соратниц. Если на такую воительницу идет плотный строй с сомкнутыми щитами, то она оказывается одна против троих. Если же она скачет на лошади, то ее встречает лес копий. Это верная гибель.
— Ты лихо судишь, спартанка, — сказала Сорина. — Очень лихо для девчонки, ни разу не бывавшей в сражении.
— Оставайся при своем мнении, амазонка, — ответила Лисандра.
В кои веки у нее почему-то не было желания продолжать спор до победного конца.
— Вы, варвары, все одинаковые. То ли слишком гордые, то ли слишком глупые… Никак не желаете учиться у тех, кто знает больше!
Сорина перепрыгнула через стол и врезалась в Лисандру. Они упали и покатились по земле. Сорина оказалась сверху. Ее кулак обрушился Лисандре в лицо. Рассудок девушки, отуманенный винными парами, окатили волны боли. Зрительницы, поначалу немногочисленные, сообщили остальным о завязавшейся схватке.
Скоро кругом дерущихся женщин собралась толпа, размеренно восклицавшая:
— Бой! Бой! Бой!..
Лисандра, прижатая было к земле, с силой взметнула бедрами, заставила нападающую потерять равновесие и завалиться вперед. Девушка перекатилась по земле, мгновенно вскочила на ноги, но вино лишило ее движения точности, и она споткнулась. Сорина уже неслась к ней, шипя и плюясь. Лишь давняя выучка тела помогла Лисандре прицельно выбросить ногу и влепить ступню в самый низ живота налетевшей амазонки. Сорину согнуло от боли. Лисандра уже собралась схватить ее за волосы и припечатать коленом в лицо, но дакийку спасла быстрая реакция. Она рванулась вперед и плечом ударила соперницу в ребра так, что спартанку оторвало от земли и подбросило.
Приземление оказалось болезненным. Лисандра ударилась затылком. Ее голова немедленно закружилась. Лисандра все-таки поднялась, но пошатнулась и едва успела перехватить очередную атаку Сорины. Кулак амазонки скользнул по ее скуле. Лисандра ответила почти таким же ударом, отчего голова Сорины резко дернулась назад. Спартанка уже дернулась вперед, чтобы развить успех, но и ее, и Сорину уже схватили. Зрительницы оттаскивали их друг от друга. Амазонка яростно бранилась, силясь достать Лисандру ногами.
Эйрианвен крепко держала бешено бьющуюся Гладиатрикс Приму.
— Хватит! — кричала она. — Хватит, Сорина!
Тевта обхватила Лисандру поперек тела, подняла ее и потащила прочь.
— Боги! — пыхтела она. — Уймись, спартанка!
Лисандра прекратила сопротивление. Иллирийка неожиданно разжала руки, и она неуклюже шлепнулась на мягкое место.
Толпа, сбежавшаяся было поглазеть на драку, рассосалась столь же быстро, сколь и собралась. Лисандра осторожно потрогала скулу и поняла, что там уже наливается полновесный синяк. Она раздула щеки и с нажимом выдохнула, стараясь унять головокружение, причиненное вином и крепкими кулаками амазонки.
Потом девушка подняла глаза и увидела Сорину, стоявшую над нею.
Некоторое время они молча смотрели одна на другую, потом старшая протянула руку и поставила младшую на ноги.
— А ты неплохо дерешься, — сказала она.
— Ты тоже, — ответила Лисандра.
— Но все же недостаточно хорошо, — добавила Сорина, повернулась и пошла прочь, прежде чем Лисандра успела что-либо ответить.
Чувствуя себя дура дурой, спартанка собралась было уйти, но тут к ней подошла Эйрианвен.
— Не переживай, — сказала она. — На сегодня достаточно неприятностей. Пойдем-ка выпьем еще.
  
VIII
 
Сорина проснулась с тяжелой головой. В висках у нее стучало, во рту пересохло, под веки точно песку насыпали. Гладиатрикс села в постели и даже охнула. Ее желудок явно грозил вывернуться наизнанку. Рядом, прикрыв согнутым локтем глаза, легонько похрапывала Тевта. Сорина невольно улыбнулась и спустила ноги на пол. Их любовная встреча была безоглядной и страстной — достойное завершение занятного вечера. Именно занятного — сшибка с обнаглевшей спартанкой Сорину определенно позабавила.
Амазонка сделала несколько шагов и взглянула на свое отражение в высоком — в полный рост — бронзовом зеркале. Это был подарок от одного из поклонников. Сорина присмотрелась и увидела, что Лисандра таки подбила ей глаз. Да-а, года три назад она расправилась бы со спартанкой на месте, не дала бы ей даже шанса ударить.
Дакийка чуть подалась назад и заново осмотрела себя в зеркале. Ее тело было по-прежнему худощавым и мускулистым, груди даже не думали обвисать. И все равно… Ах, годы, годы, как быстро они пролетели!
Сорина отлично знала, что женщины, живущие в цивилизованной части империи, не посчитали бы за возраст ее тридцать шесть лет. Конечно, у них там и лекари, и всякие мази с притираниями!.. А вот дома, на равнинах Дакии, Сорина уже считалась бы женщиной в немалых годах.
«Шесть лет, — подумалось ей. — Неужели уже шесть лет минуло со дня моего пленения, с тех пор, как я стала рабыней?.. Шесть лет сражений и смертей на арене».
Она обвела взглядом комнату. Эти годы принесли ей все то, о чем большинство свободных римлянок не могло даже мечтать. Дом. Богатство. Преклонение толпы.
Тут она смутно припомнила, как накануне вечером обвиняла Эйрианвен в том, что та вроде бы польстилась на римскую роскошь. Впору было задуматься, а не нашептала ли ей эти слова собственная нечистая совесть. Может, она сама готова была поддаться тому, что так ненавидела?..
Сорина тряхнула головой и прогнала эту мысль прочь.
Без свободы все ее богатство и слава были дым, тлен и обман. Амазонка давно перестала верить побасенкам Бальба, который утверждал, будто однажды она сумеет выкупиться на свободу. Если дело касалось денег, то этот человек никогда не говорил «довольно».
Сорина знала, что выйти на свободу она могла лишь двумя способами. Ее мог освободить благосклонный эдитор, то есть устроитель игр. Для этого он должен был прийти в восторг от ее искусства и счесть достойной деревянного меча, символа воли гладиатора. Другой возможностью оставался побег. Сорина постоянно строила такие планы, но до сих пор ни один не казался ей реальным. А вот если она окажется схвачена, то наказание будет только одно. Мучительная и медленная смерть на кресте.