Ошибка Одинокого Бизона (илл. А. Вальдмана)

Дядя помолчал, а потом очень серьезно сказал мне:
— Глупый мальчик! Надеюсь, таких выстрелов больше не будет. Ни один хороший охотник не убивает зря животных и птиц.
Эти слова я запомнил на всю жизнь. С тех пор я никогда не убивал ради забавы.
Мы миновали поселок Сан-Чарльз на Миссури. Отдельные фермы поселенцев попадались реже и реже и наконец остались далеко позади. В этих краях водилось много крупной дичи — главным образом белохвостых оленей, мясо которых нам подавали на обед. На закате солнца наш пароход приставал к какому-нибудь островку, и до наступления темноты мы охотились в ближайшем лесу и убивали диких индюков, считавшихся лакомым блюдом. Впрочем, я еще не охотился, а только сопровождал охотников.
В форту Пьер мы видели много индейцев из племени сиуксов. Этот форт, ранее принадлежавший торговой компании, был продан Соединенным Штатам, и теперь в нем стояли отряды солдат. Через два дня после отплытия из форта мы увидели первых бизонов: маленькое стадо бизонов-самцов вышло из реки на берег и помчалось к холмам.
В четыре часа пополудни на пароходе сломалась кормовая машина; нужно было заняться починкой. Как только мы пристали к берегу и узнали, что остаемся здесь на ночь, дядя взял ружье и отправился со мной на охоту.
Лес, тянувшийся вдоль реки, имел в ширину около километра. Между деревьями густо разрослись кусты, сквозь которые мы не могли пробраться. Шли мы по тропинкам, проложенным животными; эти тропы пересекали лес по всем направлениям. Я решил, что здесь водятся тысячи животных.
Там, где земля была влажная, ясно вырисовывались отпечатки копыт. Дядя указывал мне на следы оленя, лося, бизона и объяснял, чем отличаются одни следы от других. Рассказал он также, что лапа горного льва оставляет отпечаток почти круглый, а лапа волка — удлиненный. Затем он меня проэкзаменовал:
— Как ты думаешь, чьи это следы?
Секунду поколебавшись, я ответил, что это отпечатки копыт бизона.
— Верно! — воскликнул дядя. — Следы совсем свежие. Пойдем-ка по ним!
В лесу было сумрачно и тихо. Я думал об индейцах, которые, быть может, нас выслеживают; сердце у меня сильно билось, я с трудом переводил дыхание. Мне было страшно, каждую секунду я оглядывался, не гонится ли кто-нибудь за нами, ждал, что из кустов выпрыгнет зверь и растерзает нас своими острыми когтями или индейцы пронзят нас стрелами.
Но ни за что на свете я не признался бы в своей трусости. Стиснув зубы, я шел за дядей, не отставая от него ни на шаг. Когда он вдруг остановился, я налетел на него и вскрикнул от испуга: у меня мелькнула мысль, что дядя увидел врага и худшие мои опасения подтверждаются.
— Шш… — прошептал он и, притянув меня к себе, указал вперед.
Мы были у опушки леса, а шагах в ста от нас неподвижно стояли на лужайке три бизона-самца. Какие они были большие и косматые! Мне показалось, что у них совсем нет шеи. Забыв о том, с какой целью мы пришли сюда, я во все глаза смотрел на бизонов. Дядя протянул мне ружье и шепнул:
— Целься в того, который стоит дальше. Это молодой жирный бизон. Целься в спину ниже лопатки.
Я сжал руками ружье. Оно было очень тяжелое, и я всегда с трудом его поднимал, но сейчас мне показалось, что оно само поднялось к моему плечу: тяжести его я не почувствовал. Я спустил курок.
Когда рассеялось густое облако дыма, я увидел двух убегающих бизонов; третий, покачиваясь, кружился на одном месте; кровь лилась у него изо рта. Не успел я снова зарядить ружье, как животное тяжело рухнуло на землю.
Словно во сне, я стоял и смотрел на бизона; мне не верилось, что я его убил. Очнулся я, когда дядя Уэсли, похвалив мой меткий выстрел, сказал, что животное весит не меньше тонны. Он заставил меня лечь на бизона, и я увидел, что не могу дотянуться до его загривка, или, вернее, горба: бизон был около двух метров длиной.
Дядя показал мне, как нужно сдирать шкуру и рассекать на части огромную тушу. Мясники не справились бы с этой работой, не имей они при себе топора, но в те дни трапперы быстро и аккуратно рассекали тушу обыкновенным охотничьим ножом.
Прежде всего дядя подогнул передние ноги бизона и вытянул задние. Затем он взял животное за рога и медленно стал поворачивать огромную голову, слегка приподнимая в то же время всю тушу.
Через минуту бизон уже лежал на брюхе, подпертый головой, упиравшейся в землю. Если бы нам нужна была шкура, дядя перевернул бы животное на спину, ногами вверх.
Сделав надрез вдоль спины от головы до хвоста, он содрал с обоих боков шкуру и, подсунув нож снизу, подрезал ее на брюхе. Теперь бизон лежал ободранный, спиной вверх, на чистой, растянутой на траве шкуре.
Самым лакомым кусочком был так называемый горб, или на языке трапперов — «верхние ребра». Ребра эти приподнимались на спине, образуя горб как раз над плечами, и были покрыты толстым слоем жирного мяса.
Дядя Уэсли надрезал горб у самого его основания, затем отрубил заднюю ногу бизона и, пользуясь этой ногой как дубинкой, несколькими ударами отделил ребра от позвоночника и сбил горб, полетевший на разостланную шкуру.
Ловко работая ножом, он отрезал ноги и положил их на чистую траву; рассек позвоночник около третьего ребра и отделил заднюю часть туши; отделил ребра от грудной кости и сбил их с позвоночника все той же ногой-дубинкой. Теперь огромная туша была разделена на восемь частей. Наконец дядя вырезал язык, сделав предварительно надрез под нижней челюстью.
— Готово! — воскликнул он. — Теперь ты видел, как нужно рассекать тушу. Вернемся на пароход и позовем людей, которые помогут нам перенести мясо.
Путешествие продолжалось. Бывали дни, когда мы не видели ни одного индейца. Все чаще попадались нам стада бизонов, лосей, оленей; в этих краях животные почти не боялись человека. Миновав форт Кларк, мы прибыли в один из крупнейших торговых фортов. Американской меховой компании — форт Юнион, расположенный на северном берегу Миссури, в восьми километрах от устья реки Иеллоустон.
Постройка этого форта начата была в 1829 и закончена в 1832 году. Строения были обнесены высоким частоколом с двухэтажными бастионами, откуда выглядывали жерла пушек.
Когда наш пароход подходил к берегу, в форту подняли флаг, загремел пушечный выстрел, и толпа индейцев и служащих компании вышла нас встречать. Дядю Уэсли и меня повели в двухэтажный дом, где жили агенты и начальник форта.
Дядя Уэсли считался ценным работником. Часто объезжал он торговые станции Дальнего Запада, принадлежавшие Меховой компании. Случалось, что в течение нескольких месяцев он заведовал какой-нибудь станцией, замещая ее начальника, уехавшего в Штаты. По приезде в форт Юнион дядя узнал, что должен ехать дальше, в форт Бентон, начальник которого нуждался в его помощи. В те годы пароходы компании ходили только до форта Юнион, а товары, предназначавшиеся для дальних торговых постов, перевозились на плоскодонных суденышках — так называемых «габарах».
Лишь летом 1860 года было установлено, что верховья реки судоходны, и в июле «Чиппева» впервые отплыла в форт Бентов.
Когда мы приехал в форт Юнион, нас уже ждала габара «Минни». На нее перегрузили с «Чиппевы» часть товаров: ружья, аммуницию, табак, красную и синюю ткани, медную проволоку, китайскую краску киноварь и разные безделушки. Когда закончилась погрузка, мы тронулись в путь. Габарой командовал дядя Уэсли. В состав команды входили два гребца, рулевой, повар, один охотник со своей лошадью и тридцать французов из Канады, которые должны были тащить наше суденышко канатом на буксире; их называли кордельерами. В крошечной каюте на корме помещались две койки. На носу была мачта; парус поднимали, когда дул попутный ветер, что случалось очень редко. У бортов суденышка было по одному большому веслу; на палубе валялись шесты — в случае необходимости они служили баграми. На носу стояла маленькая пушка, а подле нее в ящике — картечь. Дядя сказал, что мы будем стрелять из пушки, если на нас нападут индейцы.
От форта Юнион до форта Бентон было около тысячи трехсот километров. Мы предполагали пройти это расстояние в два месяца, но после первого же дня плавания я решил, что мы вряд ли доберемся до форта Бентон через два года. С утра до ночи кордельеры, выбиваясь из сил, тащили габару на буксире. Жалко было смотреть на этих людей, тянувших длинную бечеву. Им приходилось идти по пояс в воде; спотыкаясь, брели они по сыпучему песку или грязи, в которой увязали до колен. Часто они срывались с крутого берега и падали в воду; земля осыпалась у них под ногами. Они пробирались сквозь колючие кусты, прокладывали тропинку вдоль берега или должны были расчищать путь для суденышка в тех местах, где нас задерживали полузатонувшие деревья и плавучие бревна.