Ошибка Одинокого Бизона (илл. А. Вальдмана)
Вдруг я почувствовал, что рука Питаки выскользнула из моей руки. Девочка упала и долго лежала словно мертвая. Не Бегун взял ее на руки и отнес в свой вигвам, а я последовал за ним. Когда жизнь вернулась к ней, она стала оплакивать родителей и долго не могла утешиться. Я не плакал, но было мне очень тяжело. В течение многих дней и многих месяцев мы грустили, и тропа, по которой предстояло нам идти, была каменистой тропой.
Не Бегун и его жена сказали нам:
— Не грустите, дети. Мы бедны, но наш вигвам будет также и вашим вигвамом. Для вас мы сделаем все, что в наших силах. Мяса у нас много, и голодать вам не придется.
Да, мы не голодали: Не Бегун был хорошим охотником. Но в его вигваме жило девять человек: Не Бегун, его жена, пять дочерей, дед, бабка, и для нас двоих оставалось мало места. Время шло, и наконец дочери Не Бегуна дали нам почувствовать, что мы здесь лишние. Две старшие дочери, когда их отца и матери не было поблизости, корили нас нашей бедностью, подсмеивались над поношенной нашей одеждой, отдавали нам приказания, словно мы были рабами. Я не обращал на них внимания, но больно мне было видеть, как плачет Питаки, обиженная злыми их словами. Зная, что скоро придется нам уйти из этого вигвама, я искал человека, который согласился бы нас приютить.
Как-то вечером Не Бегун стал бранить своих дочерей за то, что они нас обижают. В соседних вигвамах слышали его громкий голос. И когда две старшие дочери в слезах убежали, к нам в вигвам вошла маленькая худенькая старушка, которую звали Сюйяки. У нее был красивый, певучий голос…
Она села у входа, как и подобает женщине, а Не Бегун воскликнул:
— Добро пожаловать, Сюйяки! Добро пожаловать в мой вигвам! Чем могу я тебе услужить?
— О, вождь! Добрый вождь! Исполни мою просьбу, отдай мне этих двух детей, потерявших отца и мать. Ты знаешь, мой старик умер; тень его бродит среди Песчаных Холмов. Мои дочери и сыновья хотят, чтобы я жила с ними, но я не могу покинуть мой маленький вигвам. Всегда я поступала так, как мне вздумается, и не могу отказаться от своих привычек. Отдай мне детей, вождь! Пусть снова зазвенит в моем вигваме детский смех. Обещаю тебе — я буду им матерью.
Я заметил, что голос ее дрожит, а по щекам струятся слезы; я посмотрел на Питаки: глаза ее сверкали, она с нетерпением ждала, что скажет Не Бегун.
Вот какой он дал ответ:
— Боги добры. Мы с женой полюбили этих бедных детей и знаем, что здесь они несчастливы. В нашем вигваме тесно, а дочери мои… ну, не будем говорить об этом. Перед твоим приходом я молился, прося ответа, что мне делать. А ты пришла и дала готовый ответ. Возьми их, если они согласятся идти к тебе.
Не успел он договорить, как Питаки воскликнула:
— Мы пойдем к тебе, Сюйяки! Да, да, мы согласны!
Она повернулась к своей постели и начала свертывать бизоньи шкуры. Все засмеялись, видя, как она спешит.
Старуха посмотрела на меня. Я молча кивнул головой. Говорить я не мог: не было у меня слов, чтобы выразить мои чувства.
Когда мы уходили, Не Бегун на прощание сказал:
— Сюйяки, корми детей досыта. После охоты я буду приносить мясо в твой вигвам.
Его жена дала нам мешок с сушеным мясом и жиром. Переселяясь к Сюйяки, мы покидали клан Короткие Шкуры, к которому принадлежал наш отец, и уходили жить также в очень большой клан — Одинокие Едоки. Я не знаю, почему предки дали этому клану такое странное название. Члены его никогда не уединялись для принятия пищи и нередко устраивали пиры.
Сюйяки ввела нас в вигвам, раздула огонь в очаге и воскликнула:
— Вот мы и дома, дети, мои дети! Мой вигвам — ваш вигвам! Я перенесу свою постель; теперь я буду спать справа от входа. Ты, сын мой, — мужчина, а мужчине полагается спать в глубине вигвама. Ты, дочка, расстели шкуры слева от входа.
Добрая Сюйяки приютила нас в своем маленьком старом вигваме. Вещей у нее было мало; несколько мешков с одеждой, домашняя утварь, принадлежности, необходимые для дубления кож, занимали мало места, и в вигваме нам было просторно. Когда умер ее муж, имущество его перешло к трем женатым сыновьям, а некоторые вещи были зарыты в его могиле. Не имея лошадей, Сюйяки перевозила свои пожитки на собаках; у нее было восемь собак, больших и сильных, походивших на волков.
Не Бегун, верный своему слову, снабжал нас мясом; сыновья и дочери Сюйяки также нам помогали и приносили шкуры бизонов и оленей; эти шкуры шли на одежду и постели. Моей сестре никогда еще не приходилось дубить кожи, но теперь она охотно принялась за работу и вскоре научилась делать кожу мягкой. С помощью Сюйяки она сделала для меня пару мокасин и, увидев, что мне они впору, расплакалась от радости. С тех пор я носил зимой и летом обувь, сделанную руками моей сестры. На зимнюю обувь шли шкуры бизонов, на летнюю — тонкая кожа.
Я тоже не сидел сложа руки. С Не Бегуном и сыновьями Сюйяки я ходил на охоту и помогал им разрезать туши убитых животных и переносить мясо в лагерь. В свободное время я учился стрелять из лука. Лук и стрелы подарил мне Не Бегун. О, как я был рад, когда убил первого кролика и принес его в наш вигвам! Я вступил в отряд мальчиков — Москитов. Москиты входили в общество Все друзья, впоследствии они становились хорошими воинами и охотниками. Обучали нас старики, и я никогда не пропускал ни одного Урока.
Чему они нас учили? Запомнилось мне одно раннее утро, когда старик по имени Красная Ворона созвал нас, мальчиков, и повел к реке купаться. Выкупавшись, мы стали взбираться на холм, откуда открывался вид на равнину. Мы еще не дошли до вершины, когда старик сказал нам:
— Опуститесь на четвереньки и дальше пробирайтесь ползком, чтобы не заметило вас ни одно живое существо. Только глупец смело взбирается на холм и выставляет себя напоказ. Хороший охотник видит дичь, а сам остается невидимым и, подойдя ближе, убивает добычу. Хорошим воином считается тот, кто, увидев врага, находит способ застигнуть его врасплох либо удаляется никем не замеченный, если противник оказывается сильнее.
Ползком поднялись мы на вершину, спрятались в кустах и окинули взглядом равнину. Вскоре старик разрешил нам встать, сказав, что нигде не видно врага, но, быть может, где-нибудь поблизости рыскает неприятельский отряд. Немного времени спустя он спросил нас:
— Говорите, что вы видите?
— Бизонов.
— Антилоп.
— Стадо лосей.
— Да, но это не все, — сказал он. — Смотрите внимательно!
Долго всматривались мы в даль, пока не заболели у нас глаза, но больше ничего не могли разглядеть. Тогда старик указал нам на север, и мы увидели двух коршунов, круживших низко над равниной.
— За птицами следите так же, как и за животными, — продолжал Красная Ворона. — Будь вы разведчиками, вы должны были бы спуститься и пробраться к тому месту, над которым кружатся птицы. Вероятно, там лежит животное, убитое военным отрядом или каким-нибудь охотником. Нужно узнать, кто убил и в какую сторону ушел охотник или отряд.
Вот как обучал нас старик. Мы научились быть внимательными и осторожными, научились искать смысл во всем, что привлекало наше внимание. При виде медленно движущегося облака пыли мы знали, что чей-то лагерь перебирается на новое место. Если же облако пыли движется быстро, значит, по равнине мчится стадо или отряд всадников. Как я любил эти уроки ранним утром! А по вечерам мы собирались у очага, и старики рассказывали нам о наших богах, о сновидениях, о талисманах и амулетах…
В то время как старики учили меня, будущего охотника и воина, Сюйяки и ее подруги-старухи обучали Питаки всему, что должна знать женщина. Моя сестра училась стряпать, дубить кожи, шить платья и мокасины, которые она покрывала красивыми узорами из раскрашенных игл дикобраза. Впоследствии узнала она свойства всех целебных трав и листьев и стала лечить больных.
Сюйяки была добра к нам и никогда не унывала. Когда мы оплакивали родителей, она старалась утешить нас и развеселить. Бедность не угнетала ее. Она легко переносила все невзгоды и лишения и часто говорила о том, как мы разбогатеем, когда я подрасту и буду ходить на войну, пригонять лошадей, охотиться и обменивать меха на товары белых торговцев, не так давно появившихся на севере нашей страны. В то время не было еще торговцев на берегах Миссури и ее притоков.