Южная звезда (с иллюстрациями)

Однако мисс Уоткинс воспитывала дюжину этих больших птиц исключительно ради собственного удовольствия. Ей было приятно наблюдать, как они сидят на своих огромных яйцах или приходят кормиться вместе с цыплятами, словно куры или индюшки. Сиприен несколько раз сопровождал ее, ему нравилось гладить одну из самых милых страусих стада — с черной головкой и золотистыми глазами, как раз ту самую любимицу Дада, что проглотила шар из слоновой кости, которым Алиса обычно пользовалась для штопки.
Но постепенно Сиприен почувствовал, как в его душе рождается более глубокое и нежное чувство к этой девушке. Он сказал себе, что для своей жизни, полной трудов и размышлений, ему не найти супруги с более открытым сердцем и более живым умом, и вообще девушки, более милой и совершенной с любой точки зрения. Действительно, мисс Уоткинс, рано лишившаяся матери и обязанная вести отцовский дом, была безупречной хозяйкой и вместе с тем подлинно светской женщиной. Именно редкое сочетание благородной изысканности и привлекательной простоты придавали ей столько очарования. Лишенная глупой претенциозности юных городских щеголих Европы, она не боялась погрузить свои белые руки в тесто, стряпая пудинг, умела приготовить обед, не забывала проверить, в порядке ли постельное белье. И это не мешало ей играть сонаты Бетховена не хуже, а возможно лучше многих, чисто говорить на двух или трех языках, читать классические произведения европейской литературы и, наконец, пользоваться успехом на светских ассамблеях, которые устраивались богатыми фермерами округа.
Дело не в том, что на этих собраниях бывало мало изысканных женщин. В Трансваале, как в Америке, Австралии и во всех новых странах, где материальные заботы нарождающейся цивилизации целиком поглощают труд мужчин, интеллектуальная культура оказывается почти исключительной монополией женщин. Вот почему они чаще всего существенно превосходят своих мужей и сыновей по части общего образования и артистической утонченности. Многим путешественникам случалось — не без чувства изумления — обнаружить у жены какого-нибудь австралийского рудокопа или скотовода с Дальнего Запада первоклассный музыкальный талант вкупе с серьезнейшими литературными и научными знаниями. Дочь тряпичника из Омахи [28] или колбасника из Мельбурна [29] покраснела бы при мысли, что она по своему образованию, манерам или иным «совершенствам» может уступить первенство принцессе из старушки Европы. В Оранжевом Свободном государстве, где образование девочек уже издавна ни в чем не уступает образованию мальчиков, но где последние очень рано бросают школьную скамью, этот контраст между полами еще более резок. Мужчина в хозяйстве — это «bread-winner» [30], тот, кто зарабатывает на хлеб; наряду со своей врожденной грубостью он приобретает и всякую иную, которая идет от работы под открытым небом, от жизни, полной трудов и опасностей. Напротив, женщина, помимо домашних обязанностей, считает своим делом изучение искусств и литературы, которые презирает или оставляет без внимания ее муж.
И порой случается так, что цветок исключительной красоты, изысканности и обаяния распускается на краю пустыни; именно такой случай и являла собой дочь фермера Джона Уоткинса. Вот что думал теперь Сиприен, а так как к цели всегда шел прямиком, то и явился, нимало не колеблясь, изложить свою просьбу.
Увы! С высоты своих мечтаний он сорвался вниз, впервые обнаружив почти непреодолимую пропасть, отделявшую его от Алисы. Вот почему, когда после решительного объяснения инженер вернулся к себе, сердце его щемило тоской. Но он был не из тех, кто предается бесплодному отчаянию, и вскоре в упорной работе нашел средство отвлечься от боли.
Усевшись за свой маленький столик, молодой инженер быстро и уверенно закончил длинное, начатое утром конфиденциальное [31]письмо в адрес своего почтенного мэтра, г-на Ж., члена Академии наук и титулярного профессора в Горной школе: «…Чего я не счел нужным упомянуть в своей официальной докладной записке,— объяснял он,— поскольку это всего лишь моя гипотеза, так это точку зрения касательно подлинных процессов образования алмазов, которую мне очень бы хотелось выработать в результате геологических наблюдений. Ни предположение об их вулканическом происхождении, ни гипотеза, приписывающая их появление в нынешних залежах действию сильных шквалов, не могут убедить меня, дорогой мэтр, и мне нет нужды напоминать вам те мотивы, по которым мы с вами их отклоняем. Образование алмазов на месте под воздействием огня кажется мне объяснением слишком смутным и совершенно неудовлетворительным. Какой должна быть природа этого огня и почему он не затрагивает разного рода известняки, регулярно встречающиеся в алмазоносных жилах? Аргументация кажется мне просто детской, достойной разве что теории вихрей или цепных атомов.
Единственное объяснение, которое могло бы меня удовлетворить — если не полностью, то хотя бы в некоторой степени,— это идея переноса элементов драгоценного камня потоками подземных вод с позднейшим образованием кристалла. Меня поразил особый, почти единообразный рисунок разреза разных месторождений, которые я обследовал и измерил тщательнейшим образом. Все они в большей или меньшей степени обнаруживают общую форму чаши, капсулы или охотничьей фляги, положенной набок. Что-то вроде емкости объемов в тридцать — сорок тысяч кубических метров, в которую излился целый конгломерат [32] песка, грязи и наносной земли, прилипшей к первобытным скалам. Это особенно заметно близ Вандергаарт-Копье, в одном из недавно открытых месторождений, которое принадлежит, между прочим, как раз собственнику того дома, откуда я вам пишу.
Что произойдет, если налить в капсулу жидкость, содержащую взвеси из чужеродных тел? Эти чужеродные тела осядут в первую очередь на дне и вдоль краев капсулы. Так вот! Именно это и происходит в Копье: как раз на дне, вблизи центра бассейна, равно как и у его крайних пределов, и находят алмазы. Эту особенность уже подметили добытчики, не случайно стоимость промежуточных клем очень скоро падает, в то время как концессии, находящиеся в центре или по соседству с краями, быстро достигают невероятной дороговизны,— сразу после установления формы месторождения. А значит, приведенная аналогия говорит в пользу переноса вещества под воздействием текучих вод.
С другой стороны, большое количество обстоятельств, перечень которых вы найдете в моих записках, по моему мнению, свидетельствует о том, что собственно кристаллы скорее всего формировались на месте. Ограничусь двумя-тремя примерами: алмазы почти всегда встречаются группами одной и той же природы и одного цвета, чего, конечно, не могло бы получиться, будь они принесены потоком в уже сформированном виде. Их часто находят слипшимися парами, которые распадаются от малейшего сотрясения. Как бы могли они уцелеть при толчках и прочих случайностях передвижения? Кроме того, крупные алмазы обнаруживаются почти всегда под прикрытием горной породы, а это, видимо, указывает, что влияние породы — ее тепловое излучение или совсем иная причина — тоже способствует образованию кристаллов. Наконец, редко, просто очень редко бывает так, чтобы крупные и мелкие алмазы встречались вместе. Всякий раз при обнаружении хорошего камня он оказывается одиночкой. Как если бы все алмазные элементы одного гнезда, под действием особых причин, слились на этот раз в один-единственный кристалл.
Все эти и подобные соображения склоняют меня в пользу кристаллизации элементов, после того как их принесло сюда водой. Но откуда взялись те потоки, что доставили в одно место обломки органических пород, которым предстояло превратиться в алмазы? Установить это было бы весьма важно. Если бы удалось добраться до начальной точки, откуда начался путь алмазов и где их, конечно, гораздо больше, чем в тех мелких залежах, которые разрабатываются в настоящее время, моя теория была бы полностью доказана, и я был бы счастлив. Но заниматься этим я не смогу, ибо срок командировки подошел к концу.