Глубокая зона
– Теперь будет не так легко, как в прошлый раз, – мрачно произнес Барнард.
Халли в изумлении открыла рот.
– Легко?! Дон, это был кошмар! Я уже не надеялась, что хоть кому-то из нас удастся выбраться. Двое остались там, если помнишь.
– Знаю, та экспедиция была ужасной. Но сейчас есть дополнительные трудности.
– Например?
Лэйтроп взглянул на свои супертонкие золотые часы.
– Доктор Лиланд, мы введем вас в курс дела позже. Теперь же нам…
Халли пропустила мимо ушей эти слова и обратилась к Барнарду:
– Чтобы собрать команду, уйдет как минимум неделя.
Впервые за все время Лэйтроп улыбнулся:
– Уже собрали!
– Как? Где? Когда мы с ними встретимся?
– Прямо сейчас. Вы приехали последняя. Остальные ждут внизу.
Уже после девяти вечера они спустились вчетвером в лифте на подземный этаж 1 – первый из четырех засекреченных уровней в УПРБ. Лифт остановился. Барнард ввел на консоли буквенно-цифровой код, и они попали в камеру биопроверки с серыми стенами и бактерицидными ультрафиолетовыми лампами. Дверь за ними закрылась, с мягким шипением сработала герметизация. Послышались стрекотание и щелчки: встроенные датчики и анализаторы просканировали посетителей на наличие патогенных микроорганизмов, взрывчатых веществ, биологического материала. Вскоре на дальней стене камеры загорелись зеленые индикаторы, внутренняя дверь раздвинулась.
Ограничение доступа был принципиально важным, и Халли хорошо знала, почему. В январе 1989 года в исследовательском центре в Вашингтоне, на границе со штатом Мэриленд, вырвались из клеток инфицированные заирским штаммом вируса Эбола шимпанзе и заразили сотни своих сородичей. В скором времени весь комплекс превратился в питательную среду вируса. Животные стали неуправляемыми, свирепели в клетках, рвались на свободу.
Халли, хоть и не постоянно работала с шимпанзе, знала, что они в восемь раз сильнее человека и способны в десять секунд разорвать зубами лицо. В случае побега хотя бы одного из животных пандемия геморрагической лихорадки с показателем смертности девяносто процентов в отсутствие какого-либо известного лекарства за две недели полностью погубила бы население Вашингтона. Вся конституционная система государства была бы стерта, как мел с доски. Не осталось бы ни исполнительной, ни законодательной ветвей власти, ни военного командования. Вашингтон превратился бы в котел смерти.
Катастрофу предотвратили благодаря работе отважных людей и чистому везению, на которое человечество не вправе было рассчитывать. Однако «обезьянья история», как с тех пор стали называть тот случай, имела далеко идущие последствия. ЦКЗ ввел строжайшие меры безопасности, чтобы подобное не повторялось. Теперь патогенные организмы могли уничтожить массу сотрудников УПРБ, но никогда не вышли бы на других реципиентов. Жизнь персонала – такую цену готово было заплатить УПРБ за локализацию инфекций.
Посетители вышли в длинный, залитый ультрафиолетовым светом коридор с кремовыми стенами и желто-коричневым полом. Хотя этаж был в основном административным, здесь также велись некоторые исследовательские работы: в воздухе витали запахи спирта, формальдегида и дезинфицирующих веществ, ходили люди в белых халатах и в строгих костюмах; некоторые толкали перед собой тележки, другие переговаривались через беспроводную гарнитуру. Обстановка как в любом государственном учреждении, если не считать того, что почти в десять вечера никакого затишья здесь не наблюдалось – кругом кипела работа.
– Как тебе удалось добиться, чтобы меня сюда пустили? – Халли была немного удивлена: до чего приятно вновь оказаться там, где занимаются важным – и опасным – научным трудом!
– Благодаря высокопоставленным друзьям.
– После всего, что произошло?
– Тогда я не смог остановить процесс. – Каждый раз, когда дело касалось этой темы, Барнард со злостью выдавливал слова. – В нынешней ситуации убедить их оказалось куда проще.
– Значит, ты опять рисковал из-за меня своим положением?
– Для него не найти лучшего применения, Халли.
– Это точно. – Лу Кейси ободряюще похлопал ее по плечу.
Через не помеченную опознавательными знаками дверь они вошли в скромно обставленную приемную, где находилась еще одна дверь, охраняемая сержантом спецназа армии США в форме с иголочки и зеленом берете, с пистолетом-пулеметом «Хеклер и Кох».
Барнард, громко и четко проговаривая слоги, произнес свое имя, на панели перед сержантом загорелся зеленый индикатор.
– Добрый вечер. Мэм, господа. – Сержант кивнул каждому по очереди. – Пожалуйста, входите.
Через внутреннюю дверь они попали в прямоугольный конференц-зал. Белый потолок, бежевый ковер, большие мониторы с плоскими экранами на стенах небесно-голубого цвета. На длинном столе красного дерева – графины с водой, соком, кофе, тарелки с сэндвичами и печеньем. За столом – четверо мужчин, среди которых ее бывший коллега Элберт Канер.
– Халли! – Он вскочил, обошел стол и крепко обнял ее.
– Эл! Как я рада тебя видеть! – Она похлопала его по спине.
– Здорово, что ты здесь.
Они стояли и улыбались друг другу. Канер ничуть не изменился. Хотя, пожалуй, добавилось немного седины в редеющих волосах да круги под глазами стали темнее. В остальном – все тот же Эл в мятой синей рубашке с непослушным воротничком и тонким, вышедшим из моды лет десять назад галстуком. Он потрепал ее по плечу и вернулся на свое место.
Халли села на свободный стул и налила себе кофе. Дон Барнард стоял, прислонившись к стене.
Слово взял Лэйтроп:
– Знаю, что все вы проделали большой путь и, должно быть, устали. Поэтому позвольте мне сразу перейти к делу и кое-что пояснить. Меня зовут Дэвид Лэйтроп. Официально я работаю на ЦРУ, однако в данном случае непосредственно подчиняюсь министру внутренней безопасности Хантеру Мейсону. А он – непосредственно президенту. Оба они в курсе, что мы сейчас здесь.
Лэйтроп представил Барнарда и Кейси, затем вновь обратился к сидящим за столом:
– Спасибо каждому из вас за отклик на нашу просьбу, которая могла показаться, мягко говоря, странной. Мы безмерно вам признательны.
Халли обвела взглядом троих не знакомых ей мужчин. Мысленно она назвала их Светлый, Темный и Большой.
– Продолжим знакомство. – Лэйтроп сделал жест, указав на Светлого. – Доктор Хейт, врач из Теннесси. Специализируется на медицине катастроф. Опытный альпинист, спелеолог и водолаз.
Халли его лицо с самого начала показалось знакомым, и сейчас она поняла, почему.
– Вы Рон Хейт! В прошлом году ваша фотография была на обложке «Нэшнл джеографик». В статье вас еще называли «спасателем спелеологов»…
– Ну да. – Хейт, опустив глаза, усмехнулся и потряс головой.
– Доктор Хейт заслуженно носит звание спасателя, – вставил Лэйтроп.
– Прошу, зовите меня Рон. – Хейт явно ощущал неловкость от столь пристального внимания к своей персоне, чем расположил к себе Халли.
– Вы были весь грязный, в шлеме и маске. Я вас не сразу узнала.
– Да, трудно поверить, что такую мерзкую физиономию поместили на обложке шикарного журнала, – произнес Хейт с сильным южным акцентом, мягко и медленно проговаривая слова.
По мнению Халли, физиономия была что надо. Волосы, почти такие же светлые, как ее собственные, Хейт завязал в конский хвост. Брови высокие, темные – что для блондинов редкость, – вразлет, как вопросительные знаки в конце предложения, придавали его лицу выражение постоянного приятного удивления. Скуластое, открытое лицо. Рост невысокий, но телосложение человека, всерьез занимающегося альпинизмом: сплошные мускулы и процентов пять жировой ткани. Возраст – около тридцати.
– Для меня честь познакомиться с вами, доктор Хейт. То есть Рон, – сказала Халли. – Однажды вы спасли моих друзей.
Как истинный южанин, Хейт кивнул церемонно и элегантно, словно принцессе.
Лэйтроп повернулся к Темному.
– Доктор Рафаэль Аргуэльо, специалист в области палеоантропологии из университета Нью-Мексико, член индейского племени куикатеков из Оахаки, Мексика. Он говорит на нескольких языках, в частности – и это самое главное – на языке куикатек.