Глубокая зона

Обменявшись репликами, Аргуэльо ответил:
– Он курандеро. Шаман. Говорит, от вас идет добрый свет. Не такой, как от нарков и федералов. От них свет как нечистоты.
Старик продолжал говорить – видимо, объяснял что-то Аргуэльо.
– Он проводил бы нас, но не может, пока не выгонит… э-э… «грязный свет» – так он их называет.
Старик произнес что-то еще.
– Говорит, пещера – это другой мир, – передал Аргуэльо. – Мир, где… как бы это объяснить… есть то, что мы называем раем и адом. Многие, войдя в пещеру, больше не возвращаются. Те, кому удалось вернуться, становятся другими.
– В каком смысле? – спросил Боуман.
Аргуэльо перевел вопрос старику и ответил:
– Этого не узнать.
У Халли по рукам побежали мурашки. Старик говорил правду. Во время прошлой экспедиции на ее глазах произошло именно то, что описывал курандеро. Один из гидрогеологов, заядлый курильщик, простудился, когда они только проникли в пещеру. Болезнь развивалась с потрясающей скоростью, перешла в пневмонию обоих легких еще до того, как они успели добраться до цели маршрута. Если бы он не исчез, то, скорее всего, все равно не выбрался бы на поверхность. Второй флиртовал с ней, пока они шли в глубь Мексики. Сначала немного – ничего обидного. Но чем дальше, тем сильнее проявлялась похоть, тем настойчивее становились заигрывания. К концу похода она спала, зажав в руке охотничий нож. Тот мужчина тоже пропал.
Боуман посмотрел на команду.
– Все, выдвигаемся!
Он вновь повернулся лицом к тропинке и замер.
Старик и собака исчезли. Беззвучно.
– Видели, куда он ушел? – Боуман настороженно крутил головой. – Хоть кто-нибудь?
Все молчали.
– Идем. Чем быстрее мы попадем в пещеру, тем меньше опасностей.
Я бы не стала на это рассчитывать, подумала Халли.
 
11
 
– Вам следует надеть пожарный костюм, док, – заявил молодой чернокожий сержант.
Ленора Стилвелл оторвала взгляд от планшета. Сержант по фамилии Диллон. Маршелл Диллон.
– Это презерватив, а не костюм. Не могу я в нем работать. – Стилвелл подмигнула, и на лице сержанта появилась страдальческая улыбка. – Ничего не услышишь, не скажешь, не пощупаешь. Черт, да в нем и ходить-то толком не походишь! Не говоря уж о том, чтобы в туалет… – Она помотала головой. – Ну, и что это за врач?
Полевой госпиталь Терока подвергли полному карантину, отрезав от остального поста боевого охранения. От всего мира. Как только подтвердили присутствие АКБ, явились специалисты по ЗОМП – защите от оружия массового поражения, – изолировали госпиталь, установив шлюзовой отсек для входа и выхода, и раздали пневмокостюмы 4-го уровня биологической защиты. «Пожарный костюм», как назвал его Диллон – модель «Кемтурион» 3530 небесно-голубого цвета, изготовленная из специального полимера, – весил десять фунтов. Еще десять фунтов веса добавляла ранцевая индивидуальная система обеспечения жизнедеятельности (ИСОЖ). Застегнутый на все молнии и фиксаторы, УБЗ-4 ощущался на теле жестче водолазного скафандра. Любое движение требовало дополнительных усилий, пластик постоянно трещал и скрипел. К тому же за восьмичасовую смену с по?том могло уйти фунта два весу, хоть внутри и работал крошечный вентилятор.
Воздух из ранца ИСОЖ или внешнего источника создавал во внутреннем пространстве избыточное давление – чтобы внутрь, даже если треснет пластмасса, не проникли патогенные организмы. Объединенный с костюмом шлем в форме ведра из более толстого материала, достаточно прозрачного, легко покрывался царапинами и через несколько недель был похож на лобовое стекло с паутиной трещин. После истирания противозапотевающего слоя – что обычно занимало не дольше месяца – видимость становилась еще хуже. Рукава костюмов заканчивались защитными перчатками, которые давали пальцам едва ли большую подвижность, чем варежки. Поскольку костюм в надутом состоянии удваивал объем своего обладателя и добавлял фут росту, то требовалось постоянно рассчитывать движения, чтобы часом не налететь на оборудование, других людей и не перевернуть контейнеры с болезнетворными организмами, одна тысячная унции которых могла уничтожить все население планеты.
Костюмы УБЗ-4 «Кемтурион» разработали для защиты лаборантов от чудовищ невидимого мира – заирского штамма Эбола, вируса суперчумы, чумной пневмонии и многих других, в том числе АКБ, – и они хорошо справлялись со своей задачей. Однако на перегруженного работой врача в зоне боевых действий они не были рассчитаны, и Стилвелл с самого начала отказалась экипироваться. Старше ее по званию в Тероке никого не было, и никто не мог ей приказать облачиться в это неуклюжее снаряжение. Что ее вполне устраивало.
– Вы же не хотите подцепить эту дрянь, док. Удивительно, как вы еще не заразились.
Диллону было двадцать три. Тощий, бритый наголо. На пальце обручальное кольцо. Дома, в Атланте – Стилвелл знала – его ждали двое ребятишек. В восемнадцать лет он поступил на службу, армию любил, собирался делать карьеру.
– Ну, иммунитет у врачей – будь здоров. Какой только заразы я не перевидала за годы работы. Меня, наверное, ничто не возьмет.
– Молюсь за вас, док, – выдохнул Диллон и скорчился от боли – Стилвелл сняла повязку с одной из кровавых, гноящихся ран на его животе.
Инфекция прогрессировала не так быстро, как у Уаймана, Вашингтона и других – к счастью, внутривенные инъекции колистина замедляли ее развитие. Однако постепенно она брала верх над лекарством, несмотря на растущие дозировки.
– Извините, – сказала Стилвелл. – Знаете, о чем я хотела спросить, сержант? Вы когда-нибудь слышали о сериале «Дымок из ствола»? [24]
– Разве что сто миллионов раз, мэм. – В голосе Диллона прозвучала боль, но уже другого свойства.
– И вам знаком Маршал Диллон? Его играл Джеймс Арнесс.
– Еще бы, мэм. В наших местах носить имя копа… Лучше уж быть парнем по имени Сью.
– Если не возражаете, спрошу: зачем вашей матери понадобилось вас так назвать?
– Это не она, мэм. Это моя тетка.
– Да? И как же случилось, что имя выбирала она? – Стилвелл продолжала осматривать больного. Отвлекай его разговорами.
– Мать ушла, как только выписалась из роддома. Никогда ее не видел. Меня воспитывали тетя с дядей.
– Думаю, вам еще повезло…
– Как это, мэм?
– Вас могли назвать Фестусом.
Он посмотрел непонимающим взглядом.
– Это другой персонаж в том сериале.
– Ну да, – кивнул Диллон, скривившись. – Так было бы хуже. Звучит как название болезни.
Он слегка улыбнулся, но тут же нахмурил брови.
– Мэм, как моя болячка?
Она никогда не лгала пациентам.
– Прогрессирует. Хотя с антибиотиком гораздо медленнее.
– Значит, лекарство помогает?
– Похоже, да.
– Хорошо, а то эта паску… э-э… разворотила мне желудок. Во мне вода не держится.
– Введем внутривенно другое лекарство, чтобы предотвратить обезвоживание. При необходимости и кормить вас будем таким же образом.
– Док… вы уже говорили с моей женой?
– Пока нет, сержант. Батальон изолирован. Связи нет. Я и со своими-то не разговаривала пять дней.
– Не хотят пугать людей, да? Это понятно. Но, док, если вы все-таки будете с ней говорить…
– То что?
Ей не сосчитать, во скольких перестрелках участвовал Диллон, и не представить, сколько ужасов он видел. Один из лучших военнослужащих, хладнокровный, знающий свое дело стрелок, при этом бережно относящийся к людям. Редкое сочетание. Сейчас его глаза наполнились слезами.
– Док… послушайте. Давайте без дураков. Вряд ли мне удастся выкарабкаться. Я в курсе про Уаймана, Энджела и остальных. Вы, конечно, умеете скрывать… но не настолько хорошо. Прошу, не рассказывайте, как я плох, мэм. Ей и так не сладко приходится с детьми. Кто знает, вдруг случится чудо и я поправлюсь.
Она опустила глаза – между локтем и запястьем ран нет – и крепко сжала его руку.