Путешествие с вилкой и штопором

Никого. Ничего. Ни афиш с улыбающимися свинками, ни намека на праздничное веселье. Одно мокрое пустое поле за другим. Только отъехав довольно далеко от города, я обнаружил первые признаки человеческой жизни — далеко, на хмуром горизонте, двигалась какая-то черная куча.
Куча оказалась трактором. Несомненно, сидящий в его кабине человек должен знать, куда перенесли праздник. Трактор катался по полю взад и вперед, постепенно приближаясь ко мне. Я ждал его на краю целого моря свежевспаханной грязи и энергично размахивал зонтиком, чтобы привлечь внимание тракториста. Тот наконец остановился, не доехав пятидесяти ярдов, и молча уставился на меня. Он явно не имел желания покидать сухую кабину. На цыпочках ступая по грязи, я подобрался к нему поближе.
— Простите, не могли бы вы мне помочь? Я ищу Foire au Boudin.
Он высунулся из окна кабины, чтобы получше рассмотреть мокрое существо, с надеждой взирающее на него:
—  Сотment?  [37]
— Ну, знаете, колбасную ярмарку? Ту, где выступает Grand Mangeur.
Тракторист сдвинул фуражку на затылок, оставив при этом грязную полосу на лбу. Потом уголки его губ опустились к земле, а плечи задрались к небу — жест, которым французы дают вам понять, что не знают, о чем вы говорите, и не особенно хотят узнать.
— Это ведь Монтюре? — спросил я, чувствуя подступающую панику.
Он кивнул:
— Да, один из них.
— А есть и другие?
— Это Монтюре-сюр-Сон. А есть еще Монтюре-ля-Сек. — Он ткнул пальцем куда-то себе за спину. — Далеко отсюда, ближе к Виттелю. Может, и еще какие есть.
Он кивнул мне. Опять надвинул на лоб свою фуражку, завел трактор и двинулся в сторону горизонта.
 Grand Mangeur, где бы он ни находился, наверное, уже размялся свиными сардельками и теперь приступал к главному блюду. Промокший и грязный, я стоял на краю поля и в отчаянии смотрел, как трактор скрывается в угрюмой хмари. Я все перепутал. Праздник пройдет без меня, но я слишком замерз, чтобы беспокоиться об этом. Говорят, упущенное удовольствие только обостряет радость от следующего, но в данный момент я мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться в Дижон и надеть сухие носки.
  
4
 
Любители окорочков из Виттеля
 
Что такое лягушка? Ни рыба ни мясо, а что-то среднее, а еще — символ гастрономических изысков, а еще существо, чьим именем англичане обозначают целую нацию. Мы называем французов лягушатниками и при этом демонстративно вздрагиваем от ужаса перед столь извращенным вкусом. «Эти люди тащат в рот любую гадость».
Мы с женой живем на юге Франции, где солнца гораздо больше, чем воды, а лягушки попадают в меню крайне редко. Они хорошо чувствуют себя только в сырости, женятся и заводят детей, не вылезая из прудов, и вообще предпочитают умеренный климат. А потому ради того, чтобы убедиться в истинности избитого утверждения — «по вкусу они напоминают цыпленка», — мне пришлось отправиться далеко-далеко на север.
По моим сведениям, самые упитанные и вкусные лягушки во Франции проживают в департаменте Вогезы. Это красивый, зеленый район на северо-востоке страны. Природа, расщедрившись, одарила его горами, многочисленными реками и тысячами etangs  [38], словно специально созданных для нужд лягушачьего племени. А потому раз в год сюда стекаются поклонники лягушатины со всей Европы — в последнее воскресенье апреля они собираются в городке Виттель и там дают волю своей страсти.
Виттель широко известен благодаря своим минеральным источникам, богатым кальцием. Крулый год люди приезжают сюда ради la cure  [39]— две недели неспешных прогулок по парку, пешком или на велосипеде, а по вечерам игра по маленькой в местном казино. И, разумеется, непрерывное распитие целебной воды, очищающей печень, почки и все внутренности и благотворно влияющей на цвет лица. Неудивительно, что жизнь в городке течет спокойно и размеренно. Его гости, искупающие здесь свои гастрономические грехи, двигаются не спеша, даже когда катятся на взятых напрокат желтых велосипедах. Оживление заметно только у двух общественных туалетов, расположенных на главной улице, — принятая внутрь вода делает свое дело. Но в остальном в Виттеле царят мир и покой.
Все изменилось в день моего приезда. Он выдался холодным и пасмурным — любимая погода лягушек, как объяснил мне местный метеоролог-любитель за кружкой пива в кафе. На боковых улочках рабочие уже начали разгружать и монтировать все то передвижное оборудование, без которого во Франции не обходится ни один уважающий себя fete  [40]: тиры и карусели, киоски для сувениров и закусок и ряды раскладных столов под длинными тентами, где едокам будет предложена более основательная пища — в данном случае, разумеется, лягушки. Очень много лягушек. B прошлом году за два дня более тридцати тысяч человек поглотили пять тонн этих земноводных.
Весь разворот местной газеты был занят лягушкой в разных ипостасях: особь в скромном викторианском купальнике призывала посетить модный бутик; накачанный самец со штангой в лапах приглашал в местный спортивный зал и сулил belles cuisses  [41]всем, кто последует его примеру. Красивые окорочка, как я вскоре обнаружил, вообще высоко ценились в Виттеле, и следующие два дня их поминали то и дело, каждый раз подмигивая и выразительно двигая бровями. B следующем рекламном объявлении перечислялись восемь способов приготовления этих самых окорочков: окорочка, припущенные в рислинге, окорочка с хрустящей корочкой, со спаржей, с лапшой и улитками и даже a la provencal— словом, окорочка на любой вкус. На той же странице я обнаружил картинку, изображающую соблазнительную, пышнотелую лягушку, а под ней анонс предстоящего конкурса красоты на звание Мисс Grenouille  [42](или Мисс Окорочка, как предпочитали называть его некоторые любители). А уже этим вечером в ресторане Salledu Moulinпод покровительством Братства дегустаторов лягушачьих окорочков должен был состояться grenouilla de monstre — грандиозная жарка окорочков на гриле. Стало ясно, что мне предстоит во всех смыслах насыщенный уик-энд.
Я заранее договорился о встрече с президентом Братства дегустаторов, месье Луазаном, и обнаружил его в Salledu Moulin, где он наблюдал за последними приготовлениями к grenouilla de monstre. Этот худощавый, живой человек, похоже, искренне обрадовался тому, что к списку иностранных гостей прибавился представитель еще одной национальности. В нем уже числились бельгийцы, голландцы, немцы и даже португальцы, а я оказался первым и единственным англичанином. Слух обо мне распространился по городу удивительно быстро. Торопясь на встречу с месье Луазаном, я прошел мимо рабочих, расставляющих столы под тентом.
— Говорят, в этом году даже англичанин явился, — сказал один из них.
—  Аh bon, — без особого интереса откликнулся другой. — Непременно расскажу об этом лягушкам.
В промежутках между визитами на кухню, где вдоль плиты ярусами укладывались подносы с окорочками, Луазан поведал мне о том, как Виттель сделался Меккой для любителей лягушатины.
— Все началось двадцать семь лет назад, — рассказывал он. — У Рене Клемана, владельца загородного ресторана, рядом с домом имелся небольшой etang. И однажды весенним днем семьдесят второго года он обнаружил, что этот etang оккупирован сотнями лягушек. Тысячами! И что же он тогда сделал?
— Ну, поскольку он был ресторатором… — начал я.
— Вот именно! Он начал их готовить. Mon Dieu, как он их готовил! Только лягушачьи окорочка и немного pommes frites. Он накормил le tout  [43]Виттель. На следующий год — то же самое. И так далее. А теперь, как вам известно, у нас уже есть собственное confrerie  [44], в котором двести пятьдесят членов. — Он взглянул на часы и в очередной раз собрался на кухню, а на прощанье сказал мне: — Завтра в девять утра разыщите меня во Дворце конгрессов. Там состоится завтрак с белым вином, а потом — парад. Вы будете нашим первым confrere  [45]из Англии.