Миссия
– Теперь, Мерен, как можно быстрее отнеси его назад, в его комнату, пока он не пришел в себя.
Мерен поднял старика, как спящего ребенка, и положил его голову на свое крепкое плечо. Держа Таиту на руках, он побежал в храм, в комнату мага. Самана и Тансид последовали за ним. Кода они вошли, Тансид направилась к очагу, где оставляла греться котелок. Налила в чашку травяной настой и отнесла Самане.
– Подними ему голову! – приказала та и поднесла чашку к губам Таиты. Она понемногу переливала жидкость магу в рот и одновременно массировала Таите горло, вынуждая глотать. И помогла выпить все содержимое чашки.
Ждать долго не пришлось. Таита напрягся и схватился за повязку. Его руки задрожали, как у паралитика. Зубы застучали, и он стиснул их. На челюстях вздулись желваки, и Мерен испугался, что Таита откусит себе язык. Воин попытался разжать челюсти мага, но Таита вдруг сам раскрыл рот и закричал; все мышцы его тела стали жесткими, как древесина тика. Судорога за судорогой сотрясали его тело. Он кричал от ужаса и стонал от отчаяния, потом разразился безумным хохотом. И столь же внезапно заплакал, словно у него разрывалось сердце. Потом опять закричал, прогнув спину так, что его голова коснулась пяток. Даже Мерен не мог удержать это хрупкое старое тело, наделенное теперь демонической силой.
– Чем он одержим? – воскликнул Мерен, обращаясь к Самане. – Останови его, иначе он убьет себя.
– Раскрылось его Внутреннее Око. Но Таита еще не владеет им. В его сознании проносятся ужасные картины, способные свести с ума обычного человека. Сейчас он переживает страдания всего человечества.
Самана, тяжело дыша, пыталась заставить Таиту проглотить еще немного горькой жидкости. Таита выплюнул отвар в потолок.
– Именно это безумие убило северянина Вотада, – сказала Самана Тансид. – Образы наводнили его мозг, как, словно бы кипящим маслом, переполняется мочевой пузырь, пока, не в силах больше вмещать, не разрывается. – Она удерживала руки Таиты: тот пытался сорвать повязку с глаз. – Маг переживает горе всех вдов, всех матерей, видевших смерть своего первенца. Он разделяет страдания каждого мужчины и каждой женщины, кого искалечили, подвергали пыткам или кого измучила болезнь. Душа его потрясена жесткостью тиранов, злом Лжи. Он горит в пламени разграбленных городов, умирает вместе с павшими на полях тысяч сражений. Чувствует отчаяние каждой пропащей души. Смотрит в глубины преисподней.
– Это убьет его! – Мерен испытывал почти такую же острую боль, как Таита.
– Да, если он не научится владеть своим Внутренним Оком, такое может произойти. Держи и не позволяй ему причинить себе вред.
Таита так отчаянно вертел головой, что ударился о каменную стену у ложа.
Самана высоким, дрожащим, каким-то чужим голосом запела заклинание на языке, которого Мерен никогда раньше не слышал. Но это не помогло.
Мерен удерживал голову Таиты. Самана и Тансид встали по обе стороны от него; своими телами они защищали неистово метавшегося Таиту, оберегая от повреждений. Тансид вдохнула ему в разинутый рот ароматный дым.
– Таита! – звала она. – Вернись! Вернись к нам!
– Он не слышит, – произнесла Самана. Она наклонилась, взяла Таиту за правое ухо – ухо Истины – и, успокаивая, зашептала на языке заклинания. Мерен узнал этот язык: он не понимал ни слова, но помнил, что Таита пользуется им в разговорах с другими магами. Этот тайный язык маги называли «тенмасс». Таита успокоился и склонил голову набок, словно внимая Самане. Та заговорила еще тише, но настойчивее. Таита что-то прошептал в ответ. Мерен догадался, что Самана дает указания, помогает закрыть Внутреннее Око, отцедить разрушительные образы и звуки, понять, чтт он переживает, и подавить бурю терзавших его чувств.
Остаток дня и всю следующую ночь они провели вместе. К рассвету Мерен не выдержал, усталость свалила его, и он уснул. Женщины не будили его, позволяя выспаться. Мерен был закален битвами и физическими трудностями, но в нем не было и крупицы их духовной силы. Рядом с ними он был дитя.
Самана и Тансид не отходили от Таиты. Иногда маг будто засыпал. В другие минуты вел себя беспокойно, снова и снова впадая в буйство. Казалось, в своей повязке он не в силах отличить фантазию от реальности. Однажды он сел и страстно прижал к себе Тансид.
– Лостра! – воскликнул он. – Ты вернулась ко мне, как обещала! О Исида и Гор, я тебя ждал. Все эти годы я молился и верил. Больше не оставляй меня снова.
Тансид не обеспокоил этот эмоциональный взрыв. Она погладила длинные серебристые волосы.
– Таита, не тревожься. Я останусь с тобой столько, сколько ты будешь во мне нуждаться. – Она нежно, как ребенка, прижала мага к груди, и Таита снова впал в забытье. Тогда Тансид вопросительно взглянула на Саману. – Кто такая Лостра?
– Когда-то – царица Египта, – ответила Самана. Используя свое Внутреннее Око и знания, которые передал ей Кашьяпа, она сумела заглянуть в сознание Таиты, в его воспоминания. Любовь Таиты к Лостре не была для нее тайной.
– Таита растил ее с детства. Она была прекрасна. Их души переплелись, но они так и не смогли соединиться. Его искалеченное тело было лишено мужской силы, и он мог быть ей только другом и защитником. Тем не менее он любил Лостру всю ее жизнь и после ее смерти. А она, в свою очередь, любила его. Умирая у него на руках, Лостра сказала: «Я любила только двух человек в своей жизни, и ты был одним из них. Может быть, в следующей жизни боги будут добрее к нашей любви».
Голос Саманы дрогнул. Глаза женщин блестели от слез.
Молчание нарушила Тансид.
– Расскажи об этом, Самана. На земле нет ничего прекраснее подлинной любви.
– После смерти Лостры, – негромко заговорила Самана, поглаживая голову мага, – Таита забальзамировал ее; прежде чем уложить ее в саркофаг, он срезал с ее головы локон и спрятал в золотой медальон. – Она наклонилась и прикоснулась к амулету Лостры, который висел на шее Таиты на золотой цепи. – Видите? Он носит его до сего дня. И по-прежнему хочет, чтобы она вернулась к нему.
Тансид плакала. Самана разделяла ее печаль, но не могла смыть ее слезами. Она прошла такой путь по дороге посвященных, что оставила мелкие человеческие слабости далеко за собой. Печаль – оборотная сторона радости. Печалиться – значит быть человеком. Тансид еще способна плакать.