Океания. Остров бездельников
— Полагаю, вы — мистер Уилл?
Я киваю.
— Сегодня отправиться в Рандуву вам не удастся, так как на обратном пути перевозчика уже накроет тьма. Так что советую переночевать здесь. Пойдите и выпейте пива. Кстати, я Джерри, — добавляет он с изящным телодвижением.
Что ж, нет так нет. Спускаюсь за ним по узким сходням в просторное помещение, обшитое деревом, одна стена которого, обращенная к морю, отсутствует. В углах небольшого бара громоздятся две огромные резные деревянные фигуры — воинственный мужчина и не менее воинственная женщина со всеми присущими им половыми принадлежностями. Прислонившись к крепкому бедру воительницы, у барной стойки сидит еще один белый мужчина, приблизительно того же возраста, что и Джерри, со светлыми курчавыми волосами и большими голубыми глазами, которые радостно вспыхивают при виде нас.
— Привет, я Джефф. Как дела? Хорошо долетели?
— О да… прекрасно, замечательно… мне понравилось. Никаких проблем.
Я полагаю, что последнее заявление должно придать мне вид бывалого путешественника.
— У меня здесь магазин, торгующий принадлежностями для дайвинга. Вы занимаетесь дайвингом? — продолжает Джефф с уже более деловым оттенком в голосе.
— Нет, вообще–то нет. — Незачем перегибать палку. Я устал и чувствую себя неловко. Я ожидал несколько иного. А здесь все выглядит таким… ну… нормальным.
— Ничего, старик, на Рандуву все будет другое, — ухмыляется Джефф, явно владеющий телепатическими способностями; его голос изобилует мягкими обертонами жителей восточного побережья Англии.
Его жена Марлен, поразительная красотка, похожая на добрую амазонку, только что присоединившаяся к нам, согласно кивает.
— Но очень хорошо, — добавляет она, абсолютно точно поняв выражение легкой озабоченности на моем лице.
Я слежу за их взглядами, устремленными на лагуну, и, подойдя к одному из дверных проемов, прислоняюсь к округлому косяку. Вулкан, словно в задумчивости, выбрасывает вверх несколько протуберанцев, три или четыре из которых достигают неподвижного облака, зависшего над островом. Рандуву не вызывает у меня никаких чувств — ни радостных, ни горестных; мне еще не верится, что это место существует на самом деле.
Через пару минут возвращаюсь к своим новым знакомым. Они живут здесь уже десять лет, организуя «туризм» для тех немногих иностранцев, которые в этих краях приземляются. Джерри женат на островитянке, и никто из них не испытывает ни малейшего желания уезжать отсюда.
— Вы увидите, здесь все очень старорежимно. Тихо. И не возникает никакого желания снова возвращаться к этим крысиным бегам. Здесь нет никакой конкуренции. И это огромный плюс.
«Или просто привычка», — думаю я, окидывая взглядом пустую гостиницу.
Вечером мы вспоминаем о родине, о том, что нас сближает и что отличает. И, смеясь над старыми шутками и анекдотами, я забываю, что нахожусь на берегу Тихого океана, ощущая себя в дружелюбной компании, словно дома. Я рассказываю о последних новостях и сводках погоды из Великобритании; и сплетни, слухи, спортивные и политические новости почти затмевают яркость светлячков, порхающих над пристанью. А анекдот об англичанине, ирландце и шотландце, проводящих выходные с надувной куклой в Амстердаме, вызывает такой хохот, который даже заглушает шебуршание огромных мотыльков вокруг светильников, прикрытых раковинами, которые висят на стойках дома. На ужин я заказываю рыбу и жареный картофель.
Позднее вечером, когда, чуть пошатываясь, я направляюсь в одну из пустых, но чистых комнат, Джерри задает мне неожиданный вопрос:
— Так чем именно ты будешь заниматься на острове?
— Ну… Может, начну что–нибудь наугад, а потом посмотрю, как пойдет дело…
— То есть ты пока не знаешь?
— Нет.
— Это хорошо. Спокойной ночи. До завтра; утром попробуем что–нибудь устроить.
Соломоново время.
Глава 4 «Полагаю, вы — мистер Уилл?»
Я переплываю на другой остров. — Знакомлюсь с его обитателями. — Участвую в туре. — Восхищаюсь своими новыми домами, большим и маленьким. — Купаюсь в ручье. — Пробую местную кухню. — И избегаю смерти благодаря искусному применению лосьона от загара.
На следующее утро без двадцати одиннадцать я выхожу через те же красные ворота и залезаю в узкую лодку из фиброгласа с подвесным мотором и жизнерадостным мореплавателем по имени Ройбен. Перед отплытием прощаюсь с Джерри, Джеффом и Марлен и благодарю их за все, включая утреннюю головную боль.
И после этого мы отправляемся — у нас занимает минут сорок на то, чтобы преодолеть десять морских миль в плоскодонном каноэ. У меня складывается впечатление, что это самое длинное путешествие в моей жизни. По мере того как за кормой увеличивается пенный след, оставляемый лодкой, а перед нами вспархивают все новые группки летучих рыб, исполняющие обязанности особого эскорта, мое прошлое становится все менее опознаваемым. Обогнув первый остров, мы оказываемся в широкой протоке. Узкий риф неожиданно обрывается, и лодка, немыслимым образом перелетев через него, попадает в открытое синее море. Я заглядываю за борт и вижу смутные темные силуэты, которые колышутся и изгибаются на фоне коралловой стены. Впереди маячат горные вершины северного оконечника Рандуву, и то, что в течение длительного времени представлялось мне далеким будущим, внезапно и неопровержимо становится настоящим.
Лодку качают легкие волны, набегающие из открытого моря, и вдруг в яркой вспышке солнечного света я замечаю контуры фигуры, чопорно восседающей за моей спиной. Я успеваю разглядеть подбитую мехом зеленую шляпу и грязно–белые заломы пуленепробиваемого плаща, прежде чем свет снова меняется и Капитан исчезает. Наверное, он просто проверял, не собираюсь ли я смыться в последний момент.
Когда нос лодки вздымает вверх мельчайшие брызги, соль жжет губы. Какие еще могут быть сомнения: ты, брат, попал — на Соломоновы острова. Почему такое произошло, это другой вопрос.
Через двадцать минут Ройбен, который сидит, скрестив ноги, за румпелем, поднимает руку и указывает вперед.
— Мендали! — сообщает он, стараясь перекричать шум мотора.
Я вглядываюсь вперед и мало–помалу начинаю справа различать дома, прогалину и причал, выстроенный из кораллов. Когда мы вновь пересекаем границу рифа, вода приобретает узнаваемый бирюзовый оттенок, подернутый зелеными тенями, которые отбрасывают проплывающие над головой облака. Они явно с интересом взирают на лысеющего бледнолицего пришельца.
Картина незаметно становится все более отчетливой, и за несколько сотен ярдов до берега я получаю возможность рассмотреть деревню во всех подробностях: отсюда различимы все окна и двери, каждое дерево и каждый куст. Более того, мне удается даже пересчитать цыплят на прокорме. Однако, как ни странно, за исключением передвижения птиц, иные признаки жизни отсутствуют.
Ройбен дает задний ход, мы медленно входим в крохотную бухту, и он умело набрасывает несколько петель каната на деревянные сваи, которые служат защитой от острых кораллов. Неловко выбравшись на причал, я хватаю свои вещи, которые Ройбен выбрасывает мне из лодки, и начинаю нервно оглядываться по сторонам. По–прежнему вокруг никого не видно. И вдруг из тени низкого строения появляется голый малыш лет двух–трех, который осторожно направляется ко мне. Он приближается, не выпуская палец изо рта, и останавливается, устремив на меня свои круглые карие глаза.
— Привет, — улыбаюсь ему я.
Однако он продолжает молчать, не сводя с меня глаз.
И тут начинают выглядывать люди. Они выбираются из–за углов домов и стволов деревьев: в окнах и проемах дверей мелькают лица. Какая–то маленькая девочка вылезает прямо из куста, и я вижу, что ее курчавые волосы покрыты листьями. Похоже, все просто прятались, намереваясь сначала рассмотреть этого странного незнакомца, прежде чем представать перед ним. Я расплываюсь в улыбке, в основном потому, что совершенно растерян, и не схожу с места. Кровь отбивает в висках ритм регги, язык разбухает во рту. Не проходит и нескольких минут, как передо мной оказывается около ста — ста пятидесяти человек, которые не сводят с меня любопытных взглядов. Застывшая улыбка приводит к тому, что мышцы моего лица начинают нестерпимо болеть. Я осторожно вытираю пот, выступивший на лбу, и переминаюсь с ноги на ногу.