Переселенцы Трансвааля
Пит осторожно раздвинул ветви и заглянул между них. Тут только он и понял, в чем было дело.
Оказалось, что буйвол попал в плен, застряв головою между стволами дерева. Это был настоящий капкан, из которого не было никакой возможности освободиться. Стараясь вытащить назад голову, несчастное животное и сотрясало все дерево. Если бы даже ему удалось вырвать с корнем гигантскую акацию, положение его от этого все-таки не улучшилось бы: стволы дерева, плотно обхватив его шею, все равно не выпустили бы ее. Вот если бы буйвол мог сломать один из стволов, сплошь покрытых длинными колючками, тогда, конечно, освободился бы, но это было невозможно.
При виде этого неожиданного зрелища Пит не мог не разразиться громким хохотом.
Однако чувство великодушия скоро взяло в нем верх над злорадством, и ему стало от души жаль своего беспомощного врага.
«Как это его угораздило так застрять? — соображал молодой человек. — Ах да, понимаю. Когда он со всего размаха набросился на дерево, стволы на мгновение раздались под его напором, и он просунул между ними голову с целью рассмотреть, где я, а потом стволы снова приняли прежнее положение — и шея животного очутилась как в тисках… Напрасно стараешься, мой друг: освободиться тебе невозможно. Ты осужден на медленную, мучительную смерть от удушья и голода… Странно! До этой минуты я сам готов был предать это чудовище каким угодно мукам, а теперь, при виде его страданий, мне жаль его… Добивают же, из жалости, на полях сражений тяжело раненных. Сделаю и я то же с несчастным животным, чтобы положить конец его страданиям. Это будет благовиднее, нежели тешиться ими».
На этот раз выстрел Пита попал в лобовую часть головы буйвола и тем положил конец его агонии. Громадное тело животного судорожно дернулось и свалилось на бок, а голова так и осталась зажатой между стволов.
— Бедный буйвол! — прошептал молодой человек, с грустью глядя на своего неподвижного теперь врага.
Глава VIII. НОЧЬ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ
Хотя Питу и удалось, наконец, избавиться от своего врага, но он не был доволен исходом охоты, от которой ожидал столько удовольствия. Положим, он возвратится не с пустыми руками — принесет трофеи победы над буйволом. Но лошадь?..
Относительно лошади можно было предположить одно из двух: или она стала добычею хищных зверей, которыми кишат все окрестности, и тогда, конечно, Пит никогда более не увидит ее, а это было бы громадным лишением для него, потому что достать другую негде; или же Гильди нашла дорогу в лагерь, и теперь все уже знают о несчастии молодого охотника. Значит, когда он возвратится, ему прохода не будет от насмешек.
Вот если бы Гильди могла рассказать, как все случилось, тогда было бы другое дело. Каждый хорошо понимает, что раз лошадь на всем скаку падает на передние ноги, то ни один всадник не может удержаться на ней. Но так как объяснить случившееся она не в состоянии, то все припишут ее возвращение без господина неловкости последнего.
Даже Катринка, хотя она и добрее других, но, будучи сама прекрасной наездницей, отнесется, пожалуй, к нему если не с презрением, то с насмешкою. Потерять же уважение Катринки было для Пита хуже всего.
Но вскоре от этих мыслей, в которых главную роль играло самолюбие, молодой человек перешел к другим, делавшим более чести его сердцу.
«Увидев Гильди, возвратившуюся без меня, — продолжал он размышлять, — мать и сестры могут поднять тревогу. Отец, скрывающий под холодною внешностью такое мягкое сердце, постарается, конечно, утешить женщин, но и сам не менее их будет встревожен. Гендрик пожалеет, зачем не отправился вместе со мною на охоту. Он оказался благоразумнее меня и остался в лагере снимать шкуры с убитых животных. Я должен был бы тоже остаться там. Как старший сын бааза, я обязан подавать пример в делах более полезных, чем простая удаль и забава… Да, я поступил глупо… Какой я наделал тревоги собственной необдуманностью! Хорошо будет мое возвращение в лагерь пешком, усталым, разбитым, исцарапанным и в изорванном платье!»
Пока эти мысли роились в голове Пита, солнце стало уже склоняться к горизонту. Скоро должна наступить ночь.
Добраться до лагеря засветло он едва ли успеет, а перспектива ночевать в прерии, под открытым небом, не особенно его радовала. Вот если бы нашлось какое-нибудь убежище, в котором можно было бы укрыться, тогда еще кое-как можно продержаться до утра, но рассчитывать найти такое убежище очень трудно в той местности, где он находился.
Ввиду этого он решился скорее отправиться в путь по направлению к лагерю, который, по его расчетам, должен находиться в шести-семи милях.
Разорвав на несколько частей свой носовой платок, он перевязал ранки на ногах и руках, предварительно вытащив из них длинные колючки, зарядил роер и отрезал хвост у буйвола, как доказательство своей победы над животным, так далеко завлекшим его от стоянки каравана.
Ему очень хотелось воспользоваться громадными, удивительно красиво изогнутыми рогами буйвола. Такой трофей интересно было бы и сохранить. Но, во-первых, некогда было снимать их с головы животного, а во-вторых — и тащить такую тяжесть ему было не по силам. Пит устал до такой степени, что с трудом мог нести даже ружье.
Привязав хвост буйвола к дулу роера, молодой человек хотел распроститься с местом, где он пережил столько сильных ощущений, но тут вдруг встретилось новое затруднение: куда идти? В какой стороне находится лагерь?
Раньше ему и в голову не приходило это, и только теперь он понял, что заблудился.
Открытие этой грустной истины сильно огорчило молодого человека. Куда же, в самом деле, направиться? Необозримые линии зеленого луга повсюду сливаются с синевою неба.
Пит снова забрался на муравьиный холмик и начал обозревать окрестность. Он рассчитывал увидеть вершины деревьев, окаймлявших реку возле лагеря, но как он ни таращил глаза, даже громадного баобаба не было видно, не говоря уже о более мелких деревьях.
Правда, и баобаб отличался более шириною, чем вышиною, но все-таки на открытом месте его можно было видеть издалека. Значит, Пит находился довольно далеко от лагеря, если не замечал нигде даже такого гигантского дерева. Это было очень неутешительно и доказывало, что ему долго придется отыскивать место стоянки каравана. Прежде всего необходимо было сообразить, в каком направлении идти, чтобы не забраться куда-нибудь еще дальше.
Следовательно, нужно сначала сориентироваться. Пит призвал на помощь все имевшиеся у него познания и принялся соображать.
— А солнце-то! — вдруг воскликнул он. — Я хорошо помню, что оно было впереди нас, когда мы оставили лагерь. Вот оно-то и будет моим путеводителем.
Но тут ему пришло в голову, что солнце не имеет обыкновения оставаться на одном месте. Оно должно было значительно изменить свое положение с тех пор, как началась погоня за буйволами. Значит, и солнце не могло дать верных указаний.
И Пит снова задумался.
«Ну, это все-таки лучше, чем ничего!» — решил, наконец, он и, обернувшись спиною к заходящему светилу, храбро пустился в путь.
Не сделал он, однако, и сотни шагов, как снова остановился и громко расхохотался.
— Отец вполне прав, — проговорил вслух молодой человек. — Он часто говорил мне: «Ах, Пит, как ты еще молод!» — это значит — как ты еще глуп! Я всегда обижался на эти замечания и даже обвинял отца в несправедливости ко мне. Теперь я убеждаюсь, что он говорил правду, называя меня дураком. Ведь не будь я на самом деле дураком, разве мне пришло бы в голову искать путеводитель на небе, когда он находится прямо перед носом на земле. Разве следы, оставленные буйволом и моей лошадью, не могут указать мне пути, по которому я должен следовать? Нет, я дурак, положительно дурак!»
Действительно, как раз там, где шел молодой человек, ясно виднелись на траве два следа — лошадиных подков и копыт буйвола.
Стоило только идти по этим следам в противоположном направлении, чтобы без особенных затруднений достичь лагеря.