Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов
?Очень необычно для крестоносца, который прежде одобрял завоевание Святой земли мечом.
? Мы тоже так подумали, – сказал граф. – Император, который свободно говорит по?арабски, вел личные переговоры с визирями. Они обменивались приглашениями и почестями. Султана аль?Камиля завалили подарками: янтарь, жемчуг и рубины, бобровые и медвежьи шубы, грифы из императорского питомника, но, прежде всего, девушки, бледные, белокурые и голубоглазые, каких аль?Камиль любил. И ученым духовным советниками султана император также выказал уважение, ведя с ними научные беседы.
? Научные беседы? – переспросил Бенедикт, – Что еще за научные беседы?
? Они обсуждали математические проблемы^ А кроме того – совершенно обыденные вещи. Помнится, в одном случае дискутировался вопрос, почему палка, поставленная в воду, выглядит так, будто она сломана.
? О таких вещах император говорил с неверными?
? В том время как его войско голодало в бездействии.
? Разве такое возможно?
? Так же спрашивали и его военачальники. Фридрих стал им чужим. У него осталось только несколько доверенных лиц. К их числу относились лангобардский граф Томас фон Ареццо и Герман фон Зальце. Благодаря последнему я наблюдал эти события в непосредственной близости от них. Император встречал неверных не как врагов, а как друзей. Ах, что я говорю! Он вел себя так, будто был один из них. Он носил их одежду, говорил на их языке, ел их пищу, слушал их музыку и спал с их девушками. Мы все с замешательством установили, что он не притворяется. Общение с этими псами действительно оживляет и радует его. Зальце он сказал: «Я люблю их изысканный образ жизни и получаю духовное удовлетворение от бесед и стихов».
Он писал аль?Камилю: «Почему мы должны разрывать друг друга, как звери? Разве мы оба не восхищаемся душой и хорошим вкусом? Не выгоднее ли длянас всех получать удовольствие, обмениваясь красивыми вещами вместо того, чтобы разрушать их?».
? Так написал император?
? Я читал это своими собственными глазами. Никто не понял его. В феврале 1229 года, за четыре дня до Петра Первопрестольного, случилось невероятное. Запад и Восток по?братски протянули друг другу руки. Император Фридрих поклялся именем Христа и всех святых. Султан поклялся бородой пророка, что съест мясо своей левой руки, если он нарушит священный договор.
? Какой триумф христианства! – воскликнул Бенедикт.
? Нет, не христианства. Высший пастырь христианства сделал все, что было в его власти, чтобы помешать этому договору.
? Что вы имеете в виду?
? Император надеялся, что его успех смягчит папу. Но Рим не признал триумфатора. Как кающийся грешник, должен был ползти к кресту проклятый, униженный неудачей. Были перехвачены письма, в которых папа Григорий сообщает султану, что тот окажет ему огромную услугу, если не выдаст Фридриху Святые места.
? Это неправда!
? Это правда. Я видел позорные писульки собственными глазами.
?О, боже! – застонал Бенедикт. – Homo assimilatus est iumintis insipientibus et similis factus est illis.
? Что вы говорите?
? «Человек уподобился неразумным животным. Он стал их точным образом».
? Но суждено было случиться еще более худшЬ?му. Когда Рим не смог помешать этой бескровной победе, все церковные кафедры провозгласили Фридриха вне закона. Папа объявил его еретиком и князем преисподней, который торгуется с врагами Христа, вместо того, чтобы бороться с ними, как это подобает императору, который дал торжественное клятву завершить священную войну Креста.
? Но разве не вели переговоры с неверными папский легат Пелагий и Готфрид Бульонский во время Первого крестового похода?
? Григорий был возмущен тем, что проклятый Римом достиг того, что не удалось крестоносцу, получившему благословение понтифика. Так велика была ненависть святого отца, что он даже решился на подлое убийство. Через Великого магистра тамплиеров в Иерусалиме он передал тайную весть неверным. «Император будет следовать как пилигрим в определенный час с небольшим сопровождением к месту крещения Господня на левом берегу Иордана. Лучшего случая подкараулить и убить его может не представиться».
? Как можете вы так спокойно выдвигать невероятные обвинения в адрес Рима и моего Ордена? – закричал Бенедикт.
? Султан аль?Камиль переслал это письмо Фридриху. Ниже он приписал: «С отвращением к гнусному предательству рыцарей Вашего халифа в Риме, передаю Вам этот ужасный пергамент. На нем печать
Великого магистра тамплиеров. Прочитав его, Вы поймете ,что Вам следует опасаться скорее не врагов, а своих собственных людей».
Граф встал. Воспоминание взволновало его. Хромая, он подошел к окну.
? Хотите знать, брат Бенедикт, как отреагировал император на это письмо? Он рассмеялся. Никогда прежде – да и потом тоже – я не слышал, чтобы человек так страшно смеялся. Его смех отразился во всех комнатах, громом полетел по коридору, он метался вверх и вниз по лестницам, он вырвался через открытые окна, будто хотел разрушить все земные империи. Ни одно животное не может производить столь зловещие звуки. Только человек – только он один смеется. Вечером того же дня он сказал в моем присутствии Герману фон Зальце: «Этого я им никогда не забуду. За это они заплатят, папа и тамплиеры».
Никогда не изгладится из памяти Орландо тот день, когда он впервые увидел море. Они скакали по горному склону, а море лежало внизу, бесконечно широкое, огромное чудовище, которое тянулось к небу, серебристо?серое, будто одетое в железные доспехи.
Не делая остановки, они галопом спустились к берегу. Волны с грохотом неудержимо катились к всадникам. Задумчиво они наблюдали это мощное движение. Наконец, Орландо слез с коня. Он скинул одежду и вошел в пенящийся поток, потрогал его пальцами, насладился им обнаженной кожей, попробовал на вкус и наконец окунулся. Захария по?
смеивался над ним:
? Как море? Теплое? Будьте осторожны, кум, а то рыбы откусят вам хвост.
Когда Орландо выбрался на берег, Захария crtpo?сил его:
? Зачем ты это делаешь? Он ответил:
? Недостаточно видеть. Есть вещи, которые нужно потрогать, попробовать на вкус, ощутить всецело и без остатка. К ним относятся море, лошади и женщины.
?А ты уже пробовал женщин на вкус и на ощупь? – спросил Захария.
Орландо оставил без ответа его вопрос. Вместо этого он столкнул товарища с коня и затрясся от смеха, когда тот промокший насквозь бросился бежать.
За день до Пятидесятницы оба тамплиера сели в гавани Нарбонны на генуэзский корабль, прибывший из Карфагена, который ждал попутного ветра в Александрию.
На борту расположилась пестрая толпа: среди путешественников были крестоносцы из Нормандии и еврейские купцы, посланники из Византии и мальтийские монахи, а также рабы – наверняка для плантаций сахарного тростника на Кипре. Имелись здесь также мавры из Андалузии, египетский доктор и белобородый Каб?аль?Ахбар, арабский ученый?правовед с учеником.
Гемини и Захария получили место для сна по середине корабля, сразу за грот?мачтой, где толчки волн чувствовались меньше всего. Наконец, спустя два дня, поднялся ветер. Парус на рее забился, словно знамя. Корабль срывался с якорных цепей. Его доски трещали и скрипели. Паруса были опущены, шкоты натянуты. Приказы и проклятия щедро раздавались над палубой. К небу возносились молитвы, потому что нигде больше человек не находится так в руце Божьей, как на суде, в пустыне и на море.
Западный ветер уверенно погнал корабль вперед. Он равномерно поднимался и опускался, как волнуемая дыханием грудь. На расстоянии видимости берега они проплыли мимо впадения Саоны. Ночью они заметили горящие огни Марселя, а пятью днями позднее прибыли в Геную. Остановка была недолгой – спешили воспользоваться попутным ветром. Бочки с солониной и питьевой водой быстро погрузили на борт, а с ними – вяленое мясо и древесный уголь.
Рано утром путники увидели по правую руку горы Корсики. Они распознали Эльбу и нашли укрытие возле латинского берега, потому что корсиканцы – отпетые пираты. Горе тому, кто попадется к ним в руки!