Месть Аскольда
Женщина говорила страстно и убедительно, красивые глаза горели неукротимым огнем. Но от дверей, гремя оружием, уже шли дружинники. Аскольд поднялся. Рука легла на меч. В ожидании развязки гридница словно вымерла.
– Милый, – раздался вдруг бархатный, нежный голос. Княгиня подошла к мужу. – Милый, – повторила она и провела ладонью по его щеке, – Аскольд – твой гость. И гость желанный. Усмири свой гнев. Он и вправду не хочет тебе зла. Прости сему еще зеленому мужу его дерзкие слова. Вспомни свою юность. Разве всегда ты был прав? Разве твои родители не гневались на тебя? Но они никогда не унижали твоего достоинства.
Стражники приблизились к столу.
– Прочь! – рявкнул на них внезапно князь. – Пошли вон отсюда!
Те, не понимая, в чем дело, в испуге кинулись прочь.
В гриднице облегченно вздохнули. Никому не хотелось, чтобы молва о поступке князя выплеснулась на улицу. Как бы, интересно, это расценил народ, который и без того чувствовал сильную вину перед козельскими братьями?
Выправил положение боярин Судислав Зима. Взяв со стола пустой кубок, он недвусмысленно громыхнул им и пророкотал:
– Князь, неуж в твоих погребах бочки опустели? Дак ты скажи, я тады велю свою прикатить. Иль, может, жадность обуяла? Ха! Ха! Ха!
Поскольку говорил он весело и добродушно, за столом раздались смешки. Гридница постепенно приходила в себя.
– Ты что, Зима, мелешь? – возмутился князь. – Эй, отроки, живо несите вина!
Когда приказ был выполнен, вновь заговорил Судислав. Теперь голос его звучал чуть жестче, и он приковал тем к себе всеобщее внимание.
– Князь, изволь простить мою шутку. Знамо всем, что забиты твои амбары, полны погреба винами заморскими. Есть и русский медок, который валит с копыт.
Князь улыбнулся, гридница разразилась смехом. Подождав, когда все успокоятся, боярин продолжил:
– Все это купится, все это сварится. Нельзя купить одного – честь! Мой дед так всегда говорил: «Честное здравствование – сердцу на радость». Не с камнем за пазухой пришел к тебе Аскольд. Он принес славу земляков, чтобы с нами ею по чести поделиться. Но жжет, ты уж прости, князь, она наши руки, заставляет наши сердца обливаться кровью. Стоит ведь супостат и у наших стен…
– Ты к чему это, Судислав, клонишь? – перебил князь боярина. – Уж не винить ли меня в чем собрался? Ишь ты, второй Захарий выискался! Забыл, что мы тут гостей чествуем, а не совет держим? И никакой вины я за собой не чувствую! – Михаил грозно зыркнул на боярина.
Однако Зима, не испугавшись, продолжал гнуть свою линию:
– Вина, князь, у нас общая и простыми людьми не прощенная. Великая княгиня просила тебя простить младому Сече его дерзкие слова, но только в чем же их дерзость? От сердца, князь, они идут, от сердца. О нас печется сей юный муж. Поклон ему низкий за это. Беречь тебе надо, князь, таких людей, а не плетьми махаться. Хитрец да льстец – хорошему делу конец. Аскольд, – боярин вышел из-за стола, – дозволь голову склонить пред мужеством и отвагой земляков твоих. Прости нас, грешных, что в трудное время не оказались рядом! – Низко поклонившись, Зима вернулся на свое место и уже оттуда на всю гридню с вызовом бросил: – Да и Захария давно пора бы вернуть в город!
Черниговцы, присутствующие у князя, начали ехидно ухмыляться и переглядываться меж собой: дерзит, мол, боярин. Все знали, за что удален был Захарий. За то, что не заглядывал в рот своему господину. Вот прорывающийся порой буйный нрав князя и сослужил ему во вред.
Боярин Сворыга, громко выкрикивая слова, чтобы слышал Михаил, налетел на Зиму:
– Я тоже своей вины не вижу! Пойди мы на Батыя, все бы там пропали. А разве наши враги не лютей татар? Какая мне разница, кто лишит меня моего добра и живота: злой татарин или коварный князь Галицкий? Прав ты, Михаил, – заключил он, исподволь взглянув на князя.
Михаил же не удостоил его внимания. Он кашлянул в кулак, и все поняли, что князь хочет что-то сказать.
– Трудно мне сегодня говорить, други мои, если честно. Мне хочется соединить свои стяги с любым русским князем. Но я не желаю, чтобы новый Святополк вонзил мне нож в спину. Разве ты не помнишь, – князь в упор посмотрел на Зиму, – как Даниил осадил Чернигов, как бил тараном по стенам города? Разве мало я совал в его ненасытную пасть? Кто дал ему Перемышль? И как он отблагодарил меня? Как обошелся с сыном моим Ростиславом? Это не забывается. Это сидит вот здесь, – князь ударил себя в грудь. – Это Даниил виновен в том, что я не вывел свои полки против татар. Он и сегодня, прикинувшись ягненком, ждет не дождется, как бы лишить меня моих владений. Это он в сговоре с Владимиром пытался отнять у меня Киев. Так как же я, по-вашему, должен был поступить? У нас много врагов – куда ни повернись. И мне действительно нужны преданные, честные воины. Такие, как Аскольд… Я погорячился, сын мой, и надеюсь, ты не затаил на меня обиды. Я рад, что ты пошел в отца. Слава козельцам, показавшим врагу, на что способен русский человек!
Гридня дружно поддержала хозяина. Выпив, все набросились на еду. Ели долго и жадно, отовсюду раздавалось громкое чавканье. Насытившись, боярин Кобыла, довольно рыгнув, отер жирной ладонью усы и попросил:
– Князь, дозволь слово молвить.
Князь, не отрываясь от еды, махнул костью.
– Аскольд, – боярин важно повернулся к Сече, – а хотелось бы знать, где сейчас князь козельский Василий?
Аскольд метнул взгляд на Всеславну. Та опустила голову. Молодой Сеча поведал все как есть и заявил, что намерен немедля ехать на поиск Буда.
– Это не простое дело, сын мой, обсудить надобно, – покачал головой князь.
Михаил поднялся из-за стола. Гости тоже повскакивали с мест. Он кивнул Аскольду и Всеславне и, обняв молодых за плечи, повел их в опочивальню.
Когда Аскольд и Всеславна остались одни, женщина перевела дух.
– Ну и князь, ну и прием! Да за что же он хотел тебя плетьми-то, родной мой?
– Любимая моя, – Аскольд нежно обнял жену, – я очень благодарен тебе, что ты как тигрица бросилась защищать меня, но прошу тебя больше этого не делать. Хорош же я буду муж и воин, если не смогу защитить ни себя, ни свою дорогую и любимую женщину!
Он подхватил ее на руки, словно и не было усталости, и закружил по комнате. Всеславна заахала, умоляя скорее опустить ее, и Аскольд, исполнив ее просьбу и отдышавшись, вернулся к началу разговора.
– Князей трудно понять, дорогая, и я даже не хочу об этом думать. Скажу одно: Михаил сильно переживает, что не оказал нам помощи. Я, наверное, поступил не совсем правильно, взявшись учить князя. Видимо, во мне заговорили отцовские черты. Только он был воевода, а я пока – никто.
– Но ты прав, хотя еще и не воевода, – Всеславна наградила мужа зовущей улыбкой.
И эта ее улыбка сняла все остатки напряжения, пригласив в мир счастья и наслаждения.
Глава 9
Дикий крик русского «Беги, князь!» застрял в голове Буда. Он неплохо знал русский язык и понял, что означают эти слова.
Буд резко обернулся в сторону Курды. Тот продолжал яростно рубиться с русичем. «Не понял Курда, не понял, кого защищает этот урус». Сердце радостно забилось: «Князь… Мальчишка! Я возьму его сам! Меня ждет великая награда!» Еще раз взглянув на своего предводителя и увидев, что тот по-прежнему увлечен сражением, Буд незаметно оторвался от отряда и ринулся вдогонку за мальчиком.
Когда показалось, что добыча уже в руках, мальчишка внезапно развернулся в его сторону. В руках он держал лук.
Стрела пропела над ухом Буда. «Однако у этого змееныша есть зубки! – осадил коня половец. – Ничего, все равно изловлю».
Следующая стрела ударила в кожаную перевязь, на которой висела сабля. Не будь ее, валялся бы Буд сейчас посреди леса…
– Какой злой мальчишка. У-у, урусский змееныш, подожди, ты еще у меня поплачешь! Вот возьму тебя сонным, привяжу к хвосту своей лошади, и будешь бежать за мной, как собачонка. А я доберусь до Орнаса и отдам тебя за два… нет, за три динара, – беззлобно ворчал Буд.