Око за око
Слушавший друга Ярослав постепенно покрывался мертвенной бледностью.
— Я, не поленившись, пришел с утра, но Семен ответил мне отказом. Дескать, поскольку все женихи для него равны, он оставил последнее слово за Еленой, и та выбрала Салтыкова Сергея…
Ярослав медленно, словно ему не подчинялось собственное тело, сел на лавку, охватил руками опущенную голову и больше ее уже не поднимал.
Уже не горечь утраты, как во время казни отца и братьев, не обида наполняли его сердце: доселе невиданное юному Ярославу чувство возникало в его потрясенной пережитыми несчастьями душе.
Нет, не слезы на этот раз скрывал Ярослав, спрятав от друга лицо, пока опешивший Дмитрий, не зная, что же нужно сказать, как утешить друга, переминался с ноги на ногу. Склонив голову, он боролся с нахлынувшим на него желанием немедля, заточив поострее топорик, отправиться к Салтыковым, рубануть им промеж глаз сначала Глебу, потом Сергею…
Если прежде, думая об Елене, у Ярослава возникало нежное и трепетное чувство, то теперь лютая ненависть охватывала все существо Ярослава при одной только мысли о дочери Семена. «И это моя Аленка так жестоко надо мной посмеялась?» — думал Евсеев, вспоминая те нежные и теплые слова, которые, несмотря на зоркий родительский глаз, постоянно приглядывающий за будущими супругами, все-таки успели сказать друг другу Ярослав и Елена.
В общем-то, Ярыш предполагал, что выходить замуж за другого ее вынудили родители, но вот выбирать себе в мужья Салтыкова, сына убийцы всей его семьи, ее-то уж точно никто не заставлял. Ярослав знал, что Семен сказал правду: если бы выбор стоял за ним, то отец Елены наверняка выбрал бы Ефимова. Что ни говори, но отец Димки куда более важная птица, чем Глеб Салтыков, да и сам по себе Димка видный парень.
«Ну подождала бы, пока после казни хотя бы недельки две пройдет, — думал Ярослав, — раз уж Елене все равно, кто ее мужем будет». Обиднее всего было то, что, зная об уже давно существующей неприязни между семьями Салтыковых и Евсеевых, Елена, словно издеваясь над Ярославом, выбрала себе в мужья именно Сергея, младшего сына в семье Салтыковых.
В темной каморке, на низенькой лавке, склонившись почти до самого пола, закрыв руками от друга искаженное злобой лицо, Ярослав сам себе дал страшную клятву. Что бы ни случилось, куда бы ни повернула злодейка-судьба, рано или поздно, но настанет тот день, когда Ярослав отомстит и Салтыковым за смерть своих родных да за причиненную боль, и Елениной продажной семейке, которая только и помышляла о том, как бы побыстрее спихнуть дочь, и самой изменнице.
На этот раз сдержав приступ нахлынувшего гнева, Ярослав понял: ему не суждено успокоиться до тех пор, пока он не сдержит данную только что клятву.
Димка, взглянув наконец на поднявшего голову Ярослава, даже испугался: в глазах Евсеева на миг промелькнули какие-то дьявольские огоньки, и почти наяву комната наполнилась запахом крови…
Глава 3
На следующий день Ярославу предстояло узнать еще одну неприятную новость: он стал самым известным человеком в Угличе. Люди Салтыкова, уже ни с кем не считаясь и нисколько не скрывая своих намерений, чуть ли не с собаками искали единственного из оставшихся в живых из семьи Евсеева.
Впрочем, находясь в усадьбе Ефимова, Ярослав был под хорошей защитой: мало того, что никто не знал о дружбе Ярослава и Дмитрия, но Глеб, даже несмотря на его ставшее теперь довольно завидным положением, не рискнул бы соваться к Ефимовым.
Однако сидеть взаперти у Ярослава не было ни сил, ни желания, к тому же быть в тягость другу тоже не хотелось. Что ни говори, но так ведь вечно не могло продолжаться, и, поразмыслив, он понял: будь что будет, но на этой неделе ему придется покинуть Углич.
Нельзя сказать, что это решение давалось Евсееву легко. Что ни говори, но, привыкнув, что все проблемы всегда решались отцом, для которого не существовало слова «невозможно», никогда не выезжая за пределы родного города, Ярослав испытывал вполне понятную тревогу человека, жизнь которого перевернулась с ног на голову.
Однако после пережитых потрясений для Евсеева сложно было даже представить такую ситуацию, которая привела бы его в замешательство. Оттого, ни на миг не сомневаясь в правильности задуманного, Ярослав тут же сообщил Димке о принятом решении, едва тот появился на пороге.
Димка в ответ на предложение друга глубокомысленно молчал, почесывая темечко. Терпению Ярослава уже наступал предел, когда наконец Димка выдал:
— Слушай, Ярыш, тебя что, кто-то выгоняет? — И, усмехаясь, добавил: — Или тебя Улька притомила?
— Ну не век же мне здесь сидеть, сам поразмысли. Это еще Салтыков не пронюхал… Знаешь прекрасно, шила в мешке не утаишь.
По решительному тону Ярослава Димка понял, что спорить с ним бесполезно.
— Ну что ж, отправляйся, я тебя не держу, — недовольно ответил Дмитрий, — только ты как, на своих двоих от Салтыкова убегать будешь?
Ярослав молчал, не зная, что ответить другу.
— То-то же. Коня тебе нужно и денег на первое время. — Подняв почему-то только одну бровь, Димка продолжал: — Сейчас мне никто коня увести не позволит, да и с деньгами туго — отец и так на меня зол за мою последнюю выходку. Вот если только попозже…
— А если попозже ничего не получится? Мне что, и впрямь Ульяну в жены брать придется?
— Не переживай, — успокоил друга Димка. У меня, как никак, именины скоро. Забыл, что ли?
Ярослав покраснел — разве ж можно было забыть, как после бурного празднования в том году слуги в обоих домах с ног сбились, ища Димку и Ярыша, пока они отсыпались бог знает на чьем сеновале! За собственными заботами да хлопотами он и впрямь запамятовал, что у Димки скоро именины.
Однако Димка ничуть не обиделся, понимая положение друга.
— К именинам будет у меня и конь, и деньги, и еще кое-что, — пообещал улыбающийся Димка. — Вот тогда и отправишься в путь, если, конечно, не передумаешь. Добро?
— Добро, — согласился виноватый Евсеев, хотя эта весть вовсе не привела его в восторг: до именин Дмитрия оставалось еще три недели, и Ярослав с ужасом представил, что ему, словно пленнику, придется все три недели торчать взаперти.
Конечно, Евсеев понимал, что Димка советует ему остаться ради его же блага, но все-таки… Дмитрий, проводящий с другом самое большее час за весь день, не мог даже представить, что такое сидеть один на один со своими мрачными мыслями.
Однако Ярославу не пришлось дожидаться именин Дмитрия: впервые за последние дни, приносившие Евсееву только горе, ему улыбнулась удача. Не прошло и двух дней, как в каморку, где медленно погибал от тоски Ярослав, ворвался взъерошенный Димка, причем не один.
Вслед за ним тихо, словно крадучись, вошел человек лет эдак тридцати-тридцати пяти. По его виду сложно было догадаться, кто он таков, но Ярыш голову на отсечение мог дать, что этот высокий, мощный незнакомец жил где угодно, только не в Угличе, потому и не беспокоился, что он мог быть человеком Салтыкова.
— Знакомься, Ярыш, это мой двоюродный брат Юрий Фатеев, — обратился Ефимов к Ярославу. — И, кивая головой в сторону Евсеева, сказал уже брату: — А это Ярыш, про него я тебе и говорил.
Незнакомец, оказавшийся Димкиным братом, пронзая Евсеева взглядом, протянул ему руку:
— Здорово, Ярослав.
Ярослав, которому даже холодно стало от блеска стальных глаз Юрия, не хотел показывать своего смущения.
— Здорово, Юрий, — не опуская глаз, таким же тоном ответил Евсеев, протягивая Фатееву в ответ свою руку, и Ярославу показалось, что его ладонь попала в раскаленные тиски, так плотно сжал ее Димкин брат своей широченной лапищей.
С губ Ярыша уже готов был слететь стон, но заметив, что Димка не спускает с него глаз, Ярослав стерпел. Чуть ли с ума не сходя от боли, внешне Евсеев оставался спокоен: даже бровью не шевельнув, он с невозмутимым видом смотрел прямо в серые глаза еще не знакомого ему человека.
Есть в народе такая пословица: «На миру и смерть красна». Знать, глядя на Ярослава, пришла она кому-то в голову. Стоило только кому-то засомневаться в способностях Ярыша — не важно, переплыть ли Волгу в апреле или закукарекать во время званого обеда — и Ярослав тут же пытался доказать, что это ему по силам.