Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

— Наконец-то пришел он, мой смертный час, — пробормотал он. — Фантасмагория моей жизни приближается к концу. Счастливого пути, Ринальдо! Твои грезы остались грезами. Ты лежишь в путах, а Корсика остается в кандалах. Всходи на лобное место, Ринальдо! Там твоя триумфальная арка, там конечная цель твоих блестящих дел!
Через час-другой его повели дальше, а когда он пожаловался на усталость, посадили на телегу с соломой, которой придали усиленный эскорт. Так к вечеру он доехал до Сердоны, здесь его должны были передать судебным властям, а на следующий день отправить в Мессину.
Около полуночи дверь в его темницу отворилась. Свет свечи струился навстречу Ринальдо. Он поднялся и увидел перед собой старца из Фронтейи.
Ринальдо с удивлением спросил:
— Как ты попал сюда?
— Благодаря моей власти.
— Ты можешь разбить цепи?
— Я это могу.
— Так разбей мои.
— При одном условии!
— Что ж ты потребуешь от меня?
— Твоего послушания и твоей покорности, — ответил старец. — Ты покоряешься мне безоговорочно, а я спасаю тебя из темницы и от смерти.
— Но я же не заводной механизм!
— Несвоевременная гордость! Ты с первых дней своего земного пути был не чем иным, как только механизмом, а именно — моим, правда, не зная этого. Ты удивлен? Я повторяю — ты был моим изобретением, моей механической игрушкой, и останешься таковым — до тех пор, пока мне это угодно. От меня и теперь зависит твоя гибель или твое спасение. Я никогда не посылал тебе злосчастий, но я всегда тебя спасал, когда ты сам считал себя погибшим.
— Ну так вот, ведьмак, теперь оставь в покое твоего вконец загнанного дьявола. Я не хочу, не желаю больше тебе служить! Все, что случалось, случалось без моего ведома, без моей воли. А теперь я хочу освободиться, быть вольным, пусть даже только для того, чтобы по доброй воле умереть, — заявил Ринальдо.
— И этого тебе не дано. Тебя будут судить по законам уголовного права. У тебя нет доброй воли.
— Если я и правда был созданием твоего гения, почему же ты требуешь, чтобы сам я не рассуждал и только подчинялся?
— Считай, что это нужно, иначе я не требовал бы этого.
— В твоей мудрости я никогда не сомневался, зато должен признать, что величие и могущество твоей власти мне сомнительны.
— Об этом думай что хочешь. Но как же, полагаешь ты, прошел я, минуя часовых, сквозь замки и засовы в твою темницу?
— Да уж, поистине, не волшебством!
— Я этого и не говорил. Однако… Но зачем столь много слов? Пусть тебя отвезут в Мессину в телеге смертников. Твой въезд послужит для народа немалой потехой, а твоим благородным знакомым доставит много радости! Готов поспорить, что некая Дианора…
— Молчи, варвар! Ты подвергаешь меня пытке, хотя ни право, ни закон тебе этого не позволяют. Выведи меня отсюда, но…
— Ты знаешь мое условие?.. — осведомился старец.
— Я хочу умереть, — ответил Ринальдо.
Он повернулся лицом к стене. Старец ушел, и дверь опять была заперта.
На следующее утро Ринальдо вывели из темницы, чтобы везти дальше. Один из офицеров передал ему какой-то листок.
Ринальдо прочел:
 
«Ты выдержал испытание. Не сомневайся в помощи твоего друга».
 
Офицер взял листок обратно и удалился, не сказав ни слова. Ринальдо посадили на телегу, которую сопровождал усиленный конвой, и на ней повезли дальше.
Они целый день были в пути и ни с кем не столкнулись, а когда солнце уже зашло, въехали в узкую долину и едва добрались до середины, как с гор раздалось несколько выстрелов по конвою. А вскоре показались люди, с диким криком набросившиеся на волонтеров. Завязался яростный бой. Выстрелы следовали непрерывно один за другим, сабли звенели, и в конце концов солдат оттеснили от телеги и отогнали. Мулов подстегнули, телега быстро покатила по долине, и вот уже несколько храбрых молодцов прыгнули в телегу и освободили Ринальдо от пут. Два всадника подвели к телеге коня, пригласили Ринальдо сесть на него и следовать за ними, после чего помчались с ним прочь…
Они все дальше и дальше уходили в горы. Взошла луна и осветила тернистые тропы. Ехали рысью, не говоря ни слова, пока не добрались до заросшей кустарником площадки. Там всадники остановились, предложили Ринальдо сойти с седла, дали ему в руки дорожный мешок и, не говоря ни слова, умчались.
Напрасно кричал Ринальдо им вслед. Они не отвечали и вскоре скрылись из виду. Потом замер вдали и стук копыт, и Ринальдо остался в незнакомой глуши совсем один. Он поднял на плечо дорожный мешок и зашагал дальше.
Так он прошел порядочное расстояние и наконец увидел луч света. Он поспешил туда и подошел к одинокому дому какого-то отшельника. Тот вышел к нему навстречу с фонарем.
— Это ты? — крикнул отшельник и направил свет фонаря в лицо Ринальдо. — Я как раз собрался пойти тебе навстречу.
— Ты меня знаешь? — удивился Ринальдо.
— Старец из Фронтейи передал тебе привет! Он просит, чтобы ты переночевал у меня.
Ринальдо вошел с отшельником в скит, где гостя ожидали незатейливый обед и удобная постель. Ринальдо и его хозяин разговоров не вели, и атаман вскоре уснул, достаточно утомленный.
Когда он проснулся, то увидел, что у его постели сидит и читает книгу старец из Фронтейи.
— Ты долго отдыхал и, надеюсь, хорошо выспался. Уж конечно же лучше, чем в месте твоего последнего ночлега.
— Где же я? — спросил Ринальдо.
— Среди друзей, где ты останешься до тех пор, пока сможешь, не подвергаясь опасности, ехать дальше.
— А куда?
— Это следует обдумать. Ты выдержал испытание моей власти и моей дружбы, какой и заслуживает твоя стойкость. Ты свободен и ничем не связан, поступай по собственном усмотрению и желанию. Захочешь получить добрый совет, так обязательно получишь. Но его тебе не будут навязывать. Может, однако, так случиться, что тебе придется пробыть здесь неделю-другую, прежде чем тебе можно будет ехать дальше, не подвергаясь опасности, поэтому о тебе позаботились…
Старец вышел из комнаты, и тут же вошла Олимпия.
Она раскрыла объятия. Но Ринальдо лишь молча взирал на нее.
— Ты не хочешь приветствовать Олимпию? Не рад приезду сердечной подруги, что ради тебя добровольно сослала себя в эту глушь?
— Я восхищаюсь тобой?
— Одним восхищением не отделываются в подобном случае. Я могу требовать от тебя большего. Ты спасен, укрыт в безопасном месте, но почему же не выражаешь даже благодарности своим друзьям?
— Я благодарен вам сердечно за спасение, но… жив ли Луиджино?
— Он жив.
— А где Роза?
— Наверное, еще у Луиджино. Но я в этом не уверена. Если она не у Луиджино, так, значит, он позаботился, чтобы ее проводили к старцу из Фронтейи.
— А они, Луиджино и старец, знакомы?
— Почему же нет? Старец знает нас всех.
— Но знаем ли мы его? Он еще здесь?
— Он ушел, когда я вошла сюда, понимая, что ты в надежных руках.
— Почему принимает он участие в человеке, которого все преследуют?
— Потому что его тоже преследуют.
— Но это же не единственная причина?
— Более или менее, какое нам до этого дело? Достаточно и того, что мы пользуемся его всемогущей защитой.
— А он действительно всемогущ?
— Разве ты вчера это на себе не испытал? Без его помощи ты бы нашел свою гибель!
— Жизнь мне ненавистна. Вечно так скитаться по глухим местам и лесам, бежать от людей, бояться людей, а себя самого чаще всего презирать — все это невыразимо тяготит меня.
— Но разве Сицилия — весь мир? В плодородных долинах Корсики…
— О чем ты хочешь напомнить мне, Олимпия?
— О том, от чего тебе никогда не следует отрекаться.
— О, эти грезы…
— Должны стать реальностью. Обыимая тебя, я обнимаю освободителя Корсики!
— Но я еще не стал им!
— Ты должен, ты будешь им! Луиджино и мы, все желают этого. Все твои друзья — знакомые и еще не знакомые — рассчитывают на это.
— Не просчитайтесь, рассчитывая без хозяина!