Заключенный (ЛП)

Это как стодолларовая купюра с чернильной голограммой на ней. Когда наклоняешь ее в одну сторону, то видна просто уродливая чернильница, а если наклонить в другую, то в середине чернильницы виден Колокол Свободы, как будто здесь есть что-то сияющее и особенное, когда знаешь, что на самом деле там ничего нет.
 Вот как я сейчас себя чувствую. Потому что я всего лишь кусок дерьма, похитивший и накачавший ее. И я знаю единственную причину, по которой ей нравится находиться в моих объятиях, — она находится под действием лекарств и раскована, поддается животным потребностям для комфорта и тепла. Но это, как чертов Колокол Свободы, который появляется внутри меня, когда она прижимается ко мне. И внезапно я хочу иллюзию. Я люблю иллюзию. Поэтому, я просто, мать его, принимаю это. Я захватываю в плен ее рот и пробую ее на вкус. И я запускаю руку под ее блузку, находя края ее кружевного лифчика, ощущая выпуклости ее груди под ним.
 Она издает мягкий звук удовольствия, и гребаный Колокол Свободы звонит, как сумасшедший.
 25 глава 
 Эбигейл  
Сначала он кормит меня черникой. В следующее мгновение уже тащит меня вверх по лестнице. Или, может быть, это только ощущается так, как будто меня тащат, потому что мои ноги не функционируют, возможно, из-за того, что я ничего не вижу.
Кровать. Мягкая. Замечательная. Простыни более гладкие и прохладные, чем они вообще имеют право ощущаться. Все вокруг немного кружится. Я так устала.
Мои ноги уже без обуви. Им так тепло и свободно, они как желе. Так хорошо. Так устала.
Я моргаю, но он просто как нечеткая тень в тусклом освещении комнаты. Я не могу разглядеть темные глаза Грейсона и его дерзкую улыбку. Но хочу смотреть на него. На него так приятно смотреть, но все, что я могу сделать — это закрыть глаза и погрузиться в его прикосновения.
 Я вздыхаю, так как его мускусный аромат окружает меня, а руки держат меня в целости и сохранности, но в одеялах мне слишком тесно, и я сбрасываю их с себя, хотя сделать это не так просто, мои конечности ощущаются тяжелыми и неспособными двигаться, но я освобождаюсь и нахожу его.
Он — мягкая трава и влажная земля, и я хочу лежать на этой земле и глубоко вдыхать, но не могу двигаться. Его рука — тяжелый обруч вокруг моей талии. Поймана в ловушку. По какой-то причине это кажется нормальным.
Терпкий привкус ягод задерживается на моем языке.
Я расслабленная и теплая, и как будто уплываю куда-то. Думаю, я всегда должна чувствовать себя именно так.
Он накачал меня чем-то.
— Не отпускай, — шепчу я.
— Не отпущу, — говорит он, и я погружаюсь в него, просто хочу заползти внутрь него… И внезапно я не могу дышать.
Сначала я не уверена, что происходит. Что-то теплое и мягкое у меня во рту, но затем я осознаю, что он целует меня. Я не уверена, нравится ли мне это, но потом понимаю, что да, потому что ощущения переполняют меня.
Его руки как гири на моей коже, под моей блузкой, тянут мой лифчик.
Я двигаюсь напротив него. Наши тела — двое животных, скользящих друг по другу в идеальном ритме.
Что-то немного грубо трется о мою голень. У меня занимает целую вечность осознание того, что это его нога на моей, и есть что-то магическое в его коже, его тепле. Я произношу его имя.
— Я владею тобой, — шепчет он. Я ощущаю эту странную прохладу на груди, обнажение, мои руки переплетены между собой, а лицо теплое. Я пытаюсь освободиться, но мои руки по-прежнему не функционируют, и затем это перестает иметь значение, потому что они свободны, и это новое ощущение еще более восхитительное, весь этот холод, все это тепло, все вместе.
Я знаю, что моя грудь обнажена, но это замечательно в темноте. Я смутно осознаю, что он целует ее, прикасается ко мне.
Грубые руки на моем бедре заставляют меня двигаться и сжимать ноги вместе. И я думаю о том, как потрясающе получать такие замечательные ощущения. Стараюсь находиться в сознании, не хочу, чтобы он думал, что я не обращаю внимания, но я словно куда-то уплываю, и когда возвращаюсь к нему, понимаю, что я совершенно голая, и я могу двигаться и чувствовать, быть с ним.
Я вздыхаю от внезапного ощущения между ног, как будто искры разносятся от его пальцев. Целую кожу, которая находится рядом, и ощущения в моем животе уносятся к звездам, я двигаюсь как змея по его теплу.
Его дыхание звучит прерывисто, что кажется смешным, когда все остальное так медленно и легко.
Он произносит мое имя и целует все мое лицо. Я чувствую себя хорошо и смеюсь.
— Что такое, детка? — шепчет он.
— Я не знаю, — говорю. Потому что, откуда я могу знать? И, возможно, я только представляла себе, что смеюсь, потому что мое внимание рассредоточено, и я осознаю, что его пальцы, на самом деле, уже внутри меня, и затем понимаю, что вся Вселенная взрывается ослепительными цветами.
Я уплываю дальше, снова и снова, и затем, все, что я чувствую, — это то, что он раздвигает мои ноги в стороны и мне не нравится это, потому что он далеко от меня, но как по волшебству, он возвращается, он внутри, толкается в меня.
— Да, — шепчу я.
Он во мне, проходит сквозь меня. Как будто он свет, а я воздух. Мой мозг раскололся на стены на моем пути. Я брожу по лабиринту в своей собственной голове. Здесь ответ. Где-то здесь. Что происходит? Но все, что я могу видеть, — это кирпичная стена прямо передо мной, вокруг меня, между моими ногами, которая толкает меня в забвение, держа меня, как будто умоляя остаться.
 26 глава 
 Грейсон  
Она такая нежная подо мной. Как гребаное облако, если, конечно, облако может плотно и влажно сжиматься вокруг моего члена. В тусклом свете я вижу изгибы ее груди, ложбинку на ее шее. Выражение ее лица полубессознательное. Потому что она находится под действием лекарств.
— Это так нездорово, — я бормочу как мантру. Она запуталась, и я запутался, но я не останавливаюсь. Я никогда прежде не был так возбужден, и она почти без сознания.
 Эбби, Эбби. Она больше не мисс Уинслоу. Мисс Уинслоу застегнута на все пуговицы и осторожна. Мисс Уинслоу — это безопасность, но я даже не уверен, существовала ли та девушка на самом деле.
Девушка в моих руках двигает бедрами напротив моих и стонет, пока я двигаюсь, рыча возле ее шеи.
Я мог бы уехать прочь со Стоуном. Мог бы пустить чертову пулю ей в лоб. Вместо этого я толкаюсь в ее влажную киску и надеюсь, что это никогда не закончится.
— Пожалуйста.
Мой член дергается внутри, услышав, как она просит. Но я останавливаюсь и выхожу из нее. Я роюсь в ящике стола, пока не нахожу то, что ищу.
— Пожалуйста, — бормочет она, жадно цепляясь руками. Имеет ли она хоть малейшее представление о том, чего хочет?
Я разрываю упаковку презерватива и быстро надеваю его. Это часть моей заботы о ней. Часть владения ею. Затем я толкаюсь обратно в нее — мой путь на небо. Ее губы раскрываются, а веки опускаются. Сознание практически покидает ее, спящую, пульсирующую вокруг моего члена. Я сильнее сжимаю ее бедра и врезаюсь в нее достаточно сильно, чтобы снова разбудить. Ее глаза широко открыты, когда она хнычет. Затем они закатываются, но на этот раз это не из-за лекарства.
Это удовольствие.
Я нашел место внутри нее, которое заставляет ее тело вздрагивать, и ее бедра дрожат. Она бессильна против этого. Я погружаю свой член в нее снова и снова, находя это местечко и вбиваясь в него. Вот так. Вот так. Вот так. Ее рот открывается в приглушенном крике. Я не думаю, чтобы она могла сформулировать слова, если бы захотела. Она не может попросить меня остановиться, и это хорошо, потому что я не остановлюсь.
Ее глаза наполняются тревогой. Даже в затуманенном состоянии она знает, что оргазм приближается. Я почти чувствую себя плохо из-за ее состояния.