Цветок для ее Величества
Фрэнсис находил утешение в вещах, на которые мог положиться. Он не искал друзей и даже не ощущал никакой потребности в дружбе, потому что пришел к выводу: люди бросают друг друга в ситуациях, когда больше всего нужна помощь. Вместо этого он отводил душу, рисуя эскизы и занимаясь растениями.
Вскоре после приезда в Холлингборн Мэссона отправили на работу в сады в близлежащем замке Лидс. Он был серьезным мальчиком, не искал отговорок и не увиливал, чтобы поиграть в лесу в пиратов или солдат. Фрэнсис работал хорошо, и позже его отдали на учебу лично главному садовнику.
Поля и леса, по которым шесть раз в неделю мальчик ходил из дома в замок, служили ему классной комнатой. Фрэнсис, благодаря врожденной жажде знаний, задавал вопросы о цветах и растениях, которые видел, а также о земле, которая их питала, о насекомых, которые помогали им размножаться. В день, когда мальчик не работал в замке, он посещал воскресную школу местного церковного прихода, где выучился латыни и счету.
Его учитель оказался строгим, но ленивым. Он был неглуп и быстро понял все преимущества, которые сулил ему любопытный ученик: ведь тому можно было перепоручить работу. Вскоре Мэссон уже мог читать книги из библиотеки своего учителя, а также распознать любое растение на территории замка и рассказать о нем все. Фрэнсиса отправляли на садоводческие ярмарки, там он торговал и договаривался о покупке растений и саженцев. И вскоре всем стало ясно, что парень — ученик только на словах.
Скоро до учителя дошли слухи, что молодой Мэссон снискал большее уважение и доверие, и он не обрадовался этому. Когда приблизился двадцать первый день рожденья Мэссона, обучение подошло к концу. После этого он был волен действовать на свое усмотрение и брать на себя ответственность. После того как Мэссон на практике показал все, что умеет и знает, кто мог сказать, куда заведет парня его выдающийся талант?
Демонстрируя благородный порыв (а на самом деле из инстинкта самосохранения), учитель написал рекомендательное письмо Уильяму Айтону — директору королевских садов в Кью. Тот тоже был шотландцем. Учитель заверил, что никто не подходит лучше молодого Мэссона на должность помощника садовника.
Кью располагался на расстоянии дня пути на экипаже. Хотя Мэссон и боялся оставлять мать одну, но жалованье оказалось неплохим, к тому же предоставлялись полный пансион и жилье. Это означало, что большую часть заработка он смог бы отправлять домой. Учитель из замка Лидс утверждал, что другой равноценной должности не существует, поэтому у Мэссона не было выхода, кроме как принять это предложение в Кью. Итак, Фрэнсис покинул родной дом, чтобы следующие девять лет трудиться в королевских садах.
Работа нравилась ему: место оказалось надежное, жизнь была предельно распланирована. Мэссону не требовалось ничего, лишь усердно трудиться, хорошо ладить с мистером Айтоном, чтобы рассчитывать на уверенный, хотя и не головокружительный карьерный рост.
И все же сейчас он сидел в доме, в котором вырос, собирал нехитрый багаж, потому что жизнь изменилась, сделав крутой поворот в мгновение ока. Почти через месяц он взойдет на корабль, хоть и поклялся этого не делать, и отправится в еще более нелепое путешествие, чем то, которое стоило жизни его отцу.
Энергичный стук в дверь заставил Мэссона вздрогнуть и вернуться к действительности. Его мать распахнула дверь и вошла в комнату, не дожидаясь разрешения.
— Ты готов, Фрэнсис? Мы не можем заставлять их ждать слишком долго.
Мэссон спрятал шкатулку со своими принадлежностями для рисования под пиджак, потом обернулся и улыбнулся в ответ. Мать, конечно же, расценивала его увлечение рисованием как пустую, бесполезную трату времени. Фрэнсис постоянно слышал от нее: «Если это не ремесло, то какая в нем польза?»
— Я сейчас спущусь, — ответил он.
— Это важно, Фрэнсис, ты же не хочешь меня разочаровать, правда?
Не дожидаясь ответа, она обернулась, вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой, и спустилась по лестнице. С первого этажа до Фрэнсиса снова донесся немного напряженный диалог.
Мэссон тяжело вздохнул и закрыл крышку сундука, в котором хранилась его коллекция книг по ботанике. Единственная ценность среди его пожитков: за эти книги мать сможет выручить неплохие деньги, если с ним что-нибудь случится.
«По крайней мере, она не останется в нищете», — подумал он, запирая замок и запихивая сундук под кровать.
Не оглядываясь, Мэссон вышел из комнаты и спустился вниз. Его шаги по дубовым ступеням звучали гулко. Он ненадолго остановился перед зеркалом, которое висело на стене у начала лестницы, чтобы оценить свой внешний вид. То, что ждало его за дверью гостиной, особенно в свете произошедшего за последние несколько недель, не радовало Фрэнсиса. Как бы там ни было, это неотвратимо, и он вынужден был принять все случившееся, ведь повлиять на ход событий уже не мог.
Когда Фрэнсис вошел в комнату, то увидел, что мать сидит на неудобном стуле с жесткой спинкой. Напротив нее умостилась и обмахивалась веером миссис Эверидж — жена торговца бумагой из соседнего городка Мейденхед. Рядом с ней сидела, глядя в пол, ее двадцатилетняя дочь Констанция — видная девушка с каштановыми волосами и розовыми щеками. И хотя она немного смущалась, у нее была открытая, приветливая улыбка, вполне искренняя.
— Добрый день, миссис Эверидж, я очень рад, что вы смогли приехать из Холлингборна, чтобы нас навестить, — приветливо поздоровался Фрэнсис с пожилой дамой, прежде чем поклониться ее дочери: — Здравствуй, Констанция.
Девушка подняла глаза и улыбнулась, сильно раскрасневшись, а затем вновь уставилась на щель между половицами.
— Здравствуй, Фрэнсис.
Произнеся слова приветствия, Фрэнсис разнервничался и стал ломать голову, что бы еще сказать, но тут миссис Эверидж спасла его.
— Ваша мать рассказала мне о предстоящей поездке, — произнесла она, обмахиваясь веером. — Это очень необычно. Вам не сообщили, сколько продлится это путешествие?
— Корабль будет плыть к мысу Доброй Надежды около трех месяцев, но, по словам Фрэнсиса, ему потребуется всего несколько недель на выполнение работы. Если немножко повезет и подует попутный ветер, то, возможно, к Рождеству он уже вернется, — ответила миссис Мэссон вместо сына и улыбнулась самым убедительным образом. — Правда, сынок?
Фрэнсис понимал, что эти расчеты звучат слишком оптимистично, и сожалел, что рассказал матери слишком много, но на самом деле он был рад, что мать искала ему пару: у него будет еще одна причина вернуться домой как можно скорее.
— Мне кажется, это слишком долгий путь, чтобы провести там так мало времени, — сказала миссис Эверидж, не дожидаясь возражений Фрэнсиса. — Но это ведь не какая-нибудь там война или другое опасное предприятие, не так ли, мистер Мэссон?
Фрэнсис хотел было ответить, как вдруг кто-то дернул его за рукав:
— Мистер Мэссон, а вы знаете, что ели капитан Кук и мистер Бэнкс, когда их корабль крепко сел на рифы и чуть не утонул?
Мэссон глянул вниз и заметил Труди — младшую сестру Констанции. Ей исполнилось десять лет, девочка была полной противоположностью старшей сестры: не проявляла и капли стеснения.
— О, Фрэнсис, — вымолвила мать, стараясь просто не замечать Труди, — почему ты не покажешь миссис Эверидж письмо, которое ты получил от сэра Джозефа? Ох! Как глупо с моей стороны, оно же вот здесь.
Миссис Мэссон встала, взяла с каминной полки семейную Библию, раскрыла ее с торжественным видом и достала листок.
— Подписанное, с печатью, лично от сэра Джозефа Бэнкса! — благоговейно произнесла миссис Мэссон приглушенным голосом, протягивая документ миссис Эверидж.
— Они съели сырого стервятника, — прошептала Труди так громко, что все услышали. — Причем он издох еще за день до того! Разве это не отвратительно?
— Какой красивый почерк, вы не находите, миссис Эверидж? — произнесла миссис Мэссон, чтобы отвлечь внимание гостьи от маленькой девочки. Она опасалась, что Труди может все испортить.