Чекан для воеводы (сборник)

  
Часть вторая. Вестник победы
   
Глава 1. Смертельные игры
 
Писарь по прозвищу Культяпый не в меру гордился тем, что считал себя человеком чрезвычайно хитрым и пронырливым, просто созданным для сбора «цветов удовольствий» в саду жизни, а все остальные людишки — это так, мошки мерзопакостные, которых можно прихлопнуть одной левой, и ничего за это не будет. Но в последние дни он несколько поумнел и даже стал опасаться за свое драгоценное здоровье. И все из-за треклятого головы сторожевой службы Прохора Безверхого, ни дна ему ни покрышки, который умудрился выследить его, удачливого писаря главного воеводы порубежной крепости Мценск, и, напугав до смерти, повел через него свою темную игру, смысла которой Культяпый не смог уразуметь до сей поры.
Вот и в это теплое утро ранней осени 1604 года от Рождества Христова Культяпый должен был встретиться со Страшным Татарином, как прозвал он крымчака-шпиона еще в первую их встречу, когда передавал этому нехристю поганому о том, что делалось в крепости и ее окрестностях под руководством старого воеводы окольничего Гречишина, а теперь вот собирался донести и о делах нового воеводы окольничего Михаила Шеина, прибывшего совсем недавно из самой Москвы. Но раньше за каждое сказанное слово Страшный Татарин отплачивал Культяпому золотом, а теперь что-то перестал, видно, понял, поганец, зачем платить, когда за то же самое можно и не платить вовсе. А может, догадываться стал, что Культяпый вместе с Безверхим водят татарскую хабаргири [1] за нос…
Крымчаки прискакали на взмыленных конях на то место у лесной речушки, где было заранее оговорено, там еще огромный дуб стоял, которому было больше ста лет. Татар прискакало около десятка, и все держались на конях так, словно на их спинах родились и выросли. Да так оно, по сути, и было. Не слезая с коней, крымчаки устроили вокруг Культяпого хоровод, помахали для острастки у него над головой плетками-камчами, а потом, разомкнув круг, впустили в него двоих начальников, уже спрыгнувших с коней. Один из них был Страшный Татарин, от холодных глаз которого Культяпого всегда бросало то в жар, то в холод. Такими глазами мог обладать только прирожденный убийца. Второго начальника писарь поначалу хорошенько и не разглядел, поскольку тот по самые уши закутался в кушак.
— Сколько сейчас воинов у твоего воеводы? — быстро спросил по-русски Страшный Татарин.
— Их стало на две сотни больше, — соврал Культяпый и при этом даже глазом не моргнул. — А на днях в крепость прибудет еще подкрепление из Тулы, а может, и из самой Москвы. Город наш важный…
— Пушки еще привезли? — снова спросил татарский лазутчик.
— Пока при своих, но будут новые…
— А ты не врешь, кафир? — засомневался Страшный Татарин. — Знаешь, что мы делаем с теми, кто смеет нам врать? Покажи, Качук!
Тут же один из всадников выхватил из мешка чью-то волосатую окровавленную голову и, как мячик, перебросил ее начальнику. Ловко поймав жуткий трофей, Страшный Татарин небрежно швырнул его под ноги Культяпого, которого затрясло как при лихоманке.
— Видишь? Твоя дурная голова тоже соскочет с плеч! Раз!..
Изверг выхватил кривую саблю и, взмахнув, вжикнул клинком над самой головой писаря, рухнувшего со страху на колени.
— Не убивай его, — приказал второй начальник, который говорил по-русски еще лучше первого. — Мы проверим каждое слово этого человека и заплатим столько, насколько его слова будут правдивы.
Культяпый благодарно глянул на незнакомца, рассмотрев при этом большое черное пятно на левой щеке, показавшееся из-за кушака.
— Пока живи, — позволил крымчак с черным пятном на лице. — Наши люди тебя найдут, когда понадобится…
«На этот раз пронесло, — перевел дух Культяпый, наблюдая за тем, как татарские башибузуки скрываются за поворотом реки, текущей в сторону крепости. — А денег снова не дали, проклятые нехристи!..»
Но успокаиваться ему было рано. Через несколько мгновений его снова со всех сторон окружили всадники. На этот раз это были не татары, а станичники из сторожевой службы. Да только для Культяпого теперь было все едино — что свои, что чужие. Он был сам по себе и себе на уме.
— Александр был храбр, да от худого умре… — с болью в голосе произнес худощавый седовласый человек с опущенными книзу усами, бережно поднявший отсеченную человеческую голову. — Клянусь, друже, что крымчаки еще страшно поплатятся за твою погибель!
Передав голову одному из станичников, Прохор Безверхий, а это был он, обратил гневный взор на предателя Культяпого.
— Говори, пес смердячий, что поведали тебе наши враги крымчаки!
— Они будут проверять мои слова о подходе к крепости большой силы, — заискивающе заглядывая в глаза Безверхому, проговорил Культяпый.
— Не поверили тебе? И правильно. Я б такой собаке тоже не поверил, но аминем беса не отбудешь. Будем уповать на помощь Господнею. А тебя, писарь, я передам в руки твоего начальника Шеина. Пусть сам решает судьбу такой мрази, как ты…
«Значит, еще поживу, — удовлетворенно подумал Культяпый. — С молодым воеводой всегда можно договориться, ведь не даром ему обо мне распинался старый воевода, как о самом лучшем писаре во всем уезде. За это, правда, пришлось хорошо ему заплатить…»
* * *
Главный воевода порубежной крепости Мценск, стоявшей на опасном для Москвы татарском шляхе, взобрался на самую высокую башню и смотрел на пылающий шар заходящего солнца. Высокого роста, широкоплечий молодец двадцати пяти лет отроду с обветренным и загорелым лицом, выдававшим в нем служилого дворянина, проводившего большую часть жизни под открытым небом, внешне разительно отличался от нежных отпрысков благородных фамилий, получавших чины и звания в непосредственной близости от царской персоны.
Он смотрел вдаль, но видел не леса и поля, а ту картину, что рисовалась перед его внутренним взором. Он «видел» устье небольшой речушки, впадавшей в огромную реку, больше похожую на море, поскольку другого берега было не видно. Только вода и небо. А еще огромное воспаленное солнце, окунавшее свой лик в прохладные бездны великой русской реки, на берегах которой он родился и где прошли его младые годы. «Отныне так будет всегда, — поклялся перед самим собой молодой воевода Михаил Шеин, — во времена утрат и потерь я буду видеть себя юным и непорочным, аки ангел Господень, каким был много лет назад, когда стоял на лесном обрыве и смотрел на Волгу, будто паря над суетой бытия. Только это дает ощущение правды и прибавляет сил…»
От размышлений воеводу отвлек небольшой отряд всадников, отделившихся от кромки леса и направившихся к воротам крепости.
— К нам гости! — предупредил Шеин охрану.
— То господин голова станичной службы со станичниками, — ответил стрелецкий десятник по фамилии Скоромный.
— Так пропустите его, — распорядился воевода.
Спустившись к открытым воротам, Шеин сразу увидел то, что его просто взбесило. Станичники привезли связанного по рукам и ногам писаря Культяпого.
— Как такое понимать? — встретил он Безверхого недовольным тоном. — Без моего на то ведома и соизволения вы позволили себе самоуправство. Немедленно развязать писаря!..
— Обожди развязывать, — перебил Безверхий молодого начальника, бодро спрыгивая с коня. — Попался этот писаришка на гнусном предательстве. Он встречался с крымчаками и передавал им тайные сведения…
— Не верю! Об этом человеке у меня самые положительные отзывы…
— А ваш батюшка, царствие ему небесное, больше доверял нам, станичникам. Помнится, под стенами Сокола… — хитро заговорил Безверхий.
— Что?.. Погоди… — остановил его воевода. — Ты знавал моего батюшку? Так ты Прохор… Не может быть! Прошка Безверхий! Тот самый ловкач и удалец из станичной службы! Ну как же. Про тебя мне наш слуга Ферапонт все уши прожужжал. Так это ты служил под началом моего батюшки в Соколе? У тебя должен быть его топорик…