Чекан для воеводы (сборник)
— Я принес все дары неверных, только… — опять бухнулся на колени Кады-аскер.
— Что «только»? — грозно спросил Казы-Гирей.
— Только калга — ваш сын отказался отдать бакшиш в ваши милостивые руки. Он напомнил, что ему скоро исполняется десять лет. Хан обещал сделать ему дорогой подарок по такому случаю. Калга сказал, что хан может больше ничего не дарить. Пусть считает, что он уже сделал ему подарок, оставив купеческий бакшиш, в котором много всяких игрушек-безделушек из презренного желтого металла.
— Какой мудрый у меня растет наследник, — восхитился хан. — Пусть будет, как он хочет. А теперь отнеси эти мешки во дворец — я потом подробнее проверю подарки, оставшись в одиночестве. Да, и не забудь отобрать у «купцов» все, что у них осталось. Отнесешь все туда же. И смотри у меня, змей!..
…Когда воины хана покинули гостевой шатер, где ожидали визита к Казы-Гирею «купцы», забрав у них все, что могло представлять хоть какую-то ценность, иезуит Прозитино, рядившийся до того в одежды купеческого слуги, понял, что притворяться больше не имеет смысла, и устроил настоящее «аутодафе». Сначала он хорошенько избил «хозяина Спенсерку», а затем поджёг шатер. Позже, немного успокоившись, Прозитино сказал:
— Поскольку здесь наша миссия оказалась неудачной, мы отправляемся ко двору короля польского Сигизмунда. Там мы продолжим наше святое дело, которое благословил сам папа Римский. Я думаю, что поляков будет легче натравить на московитов. И еще мы должны будем посетить саму Москву, чтобы там помочь нашим единомышленникам в борьбе против царя Годунова. У нас для этого еще найдутся силы и средства…
Глава 3. Годунов — брат Годунова
Генрих-цапля постарел и облысел. Видно было, что двадцать шесть лет, прошедшие со времени гибели мастера Штольца, которому верно служили и сам Генрих и его более молодой приятель Толстый Фриц, даром не прошли. Теперь лысину Генриха постоянно украшал предмет грубых насмешек Толстого Фрица, которому было уже далеко за сорок, но он, несмотря на то, что стал еще толще, не утратил глупости — главной, как считал пятидесятилетний Генрих, положительной черты его скверного характера.
В порубежную крепость Мценск бывших подмастерьев Штольца привез ни кто-нибудь, а сам всемогущий Семен Годунов, которому двое германцев были представлены их соотечественниками, находившимися на русской службе, как «знатоки пушечного боя и мастера пушечного же наряда да зелья». Вот брат царя Бориса и взял их с собой в поездку по крепостям для того, чтобы Ганс-цапля и Толстый Фриц могли продемонстрировать свои изобретения в «условиях, близких к боевым».
И сам царь, и вся придворная знать полагали, что Семен Годунов занят важными разъездами с целью изучения возможностей порубежных крепостей по отражению нападений противника. И только сам Семен точно знал, куда и зачем он отправился. Ему нужна была одна-единственная крепость, называвшаяся Мценск. Почему? Именно об этом и говорили между собой в день приезда протеже «великого брата невеликого царя» Генрих и Фриц, сидя в лучшей корчме Мценска, где они собирались столоваться и ночевать.
— Однажды я видел княжну, что покорила сердце нашего достойного покровителя, — говорил Толстый Фриц по-немецки, уплетая за обе щеки стерляжью ушицу и заедая ее пирогами с потрохами.
— И какова из себя та прелестница? — Лысый Генрих, которого теперь так называли гораздо чаще, задал этот вопрос только для того, чтобы поддержать разговор, поскольку «прелестный пол» уже давно не занимал его мыслей.
— Она чем-то напоминает твою Гретхен в молодости. Стан!.. Грудь!.. Маленькая головка, как у серой мышки… — не смог отыскать более красивых слов для описания внешности молоденькой симпатии Семена Годунова Толстый Фриц.
«Значит, стерва», — сразу догадался Лысый Генрих, тщательно пережевывая оставшимися зубами кусок ветчины.
— А кухня здесь очень приличная… Откуда что берется? Непонятная Русь… У них третий год неурожаи, крестьяне бедствуют и голодают. Говорят, всех кошек и собак на мясо пустили… А здесь ешь — не хочу! — произнес он вслух.
— Это да-а, — довольным тоном протянул Толстый Фриц, почесывая набитый под завязку живот под кафтаном. — Наверное, хозяин этого заведения специально приготовился к визиту нашего русского хозяина. Все же брат царя! Но княжна… Она такая!.. А наш уважаемый русский хозяин такой…
— Тут ты, конечно, прав, — с полуслова понял своего приятеля Генрих. — Наш русский хозяин красотой и статью не вышел, тут слов нет. А вот местный воевода, которого зовут Михаил Шеин, просто красавчик по сравнению с ним. А Семен Годунов кособок да кривоног… А лицо у него все в бороде, только одни глаза из-за волосьев выпучены. Одно слово черт, не к обеду будь сказано…
— Я слышал, что княжна проживает где-то рядом с Мценском. Точнее у ее отца где-то здесь родовое поместье. Тут они живут летом, а на зиму уезжают в Москву…
— Точно, — подтвердил Генрих, запивая съеденное добрым глотком пива. — Зиму семейство проводит в стольном граде Москве, у них там дом в Замоскворечье. Наверное, Семен решил покрасоваться перед княжной, а заодно проводить ее до Москвы, чтобы никто не украл.
— Да, у Годунова сильная охрана, а здесь, в России, это необходимая мера безопасности, — подняв вверх жирный палец, наставительно произнес Фриц. — Тут же кругом одни разбойники. Помнишь, как в наш прошлый приезд в Россию, когда еще был жив мастер Штольц, мы попали в скверную историю, связанную с разбойниками?..
— Нет, это было уже после гибели мастера у стен крепости Сокол. А разбойников навел на нас проклятый кабатчик Кузька Окороков. Он пообещал привезти нас к кабаку «Осетровый бок» в городе Соколово, а сам, сволочь, обманул.
— Как же! Нас тогда обобрали до нитки. Хорошо, что живыми выпустили! — От грустных воспоминаний о былом у Толстого Фрица даже слезы на глазах навернулись.
— Мы с тобой так и не смогли найти «камень огня», который спрятал где-то в Соколове отец мастера Штольца. Если бы этот камень попал в наши руки, мы бы сотворили такую адскую смесь, что о нас узнали бы во всех царствах-государствах. Государи этих стран в очередь бы к нам записывались, чтобы заполучить в свои пушечные погреба наше зелье. Тогда, дорогой друг, мы бы купались в золоте и славе. Но увы! Проклятый кабатчик! Хорошо, что он околел…
— Да, эта свинья Окороков на радостях, что сумел заманить нас в разбойничье логово, так нажрался, что его хватил удар. Он получил достойное наказание за свои гнусные делишки, — сказал Толстый Фриц.
— Вернулись в фатерлянд мы с тобой с пустыми карманами. Даже одежды хорошей не имели. Поэтому бургомистр твоего родного городка так и не выдал за тебя свою красавицу дочь.
— И не говори! — тяжело вздохнул Фриц. — Это стало самой большой трагедией в моей личной жизни…
— Остался ты холостяком. Одинокий неухоженный Фриц!.. Но в этом, знаешь ли, есть свои несомненные преимущества…
— И одно из них, что любимая женушка не принесет в подоле очередного «птенчика» пока мужа нет дома. Хре-хре-хре! — залился противным хрюкающим смехом Фриц, от чего его брюхо заходило ходуном, будто хотело извергнуть наружу все, что он съел и выпил за свою жизнь.
— Ну и дурак же ты, Фриц! — поморщился Генрих. — У меня двенадцать детей, и всех их я люблю, как родных…
— Правда, большинство из них очень похожи на твоего соседа ювелира Блюменталя, у них такие же носы крючком и черные кудрявые волосики… Хре-хре-хре!
— Ничего, — пообещал Лысый Генрих, — когда мы отыщем «камень огня» и заработаем кучу денег, я, так и быть, отдам за тебя замуж одну из своих славных дочурок, у которой очаровательный носик крючком… Уж она-то сделает из тебя стройного господина. Будешь поститься каждый божий день…
Это предложение заставило Толстого Фрица заткнуться и надолго задуматься о своем ужасном будущем.
— Ладно, дорогой друг, — наконец выдавил он из себя, — бери свой чертов парик, который съехал тебе на нос, и пошли дрыхнуть. Утром нас ждут великие дела. Мы покажем нашему русскому господину, что значит хороший пушечный выстрел!