На высочайших вершинах Советского Союза
сыплются... (Представляю, какой грохот был!). Устал очень.
— Ну, хоп. Подзакуси, да пойдем! Времени уже много.
Я расспросил зимовщиков о дороге к станции. Надо было идти по
леднику, а там на выступе будет видна станция куполообразной формы,
издали похожая на камень. Вышли на морену.
* Кутас, или як, - крупное жвачное животное.
150
На льду, поджидая отставших, сделал пару рисунков. Вдали увидел
что-то похожее на станцию. Расстояние показалось подходящим. Правда,
не совсем совпадала форма, но на камень во всяком случае было похоже.
Объявил о своем открытии. Все смело зашагали вперед.
Но чем ближе мы подходили, тем все больше нарастало
скептическое отношение к моему открытию. Подойдя вплотную,
убедились, что это таки действительно камень. Огляделись несколько
растерянно. Новых признаков станции не обнаруживалось. Уныло пошли
вперед, шаря глазами по склонам. Я опять наемного опередил остальных.
Маслаев несколько раз палил. Мы упорно кричали, но, увы, все без
ответа...
Солнце зашло за хребет. Холодная тень легла на ледник. В
коротеньких штанишках и рубашке начало крепко пробирать. Дошел до
последнего
большого
массива,
дальше
которого
предполагать
существование станции трудно — ни одного подходящего места. Решил
податься обратно. Посредине ледника резво прыгаю через трещины.
Вот и наши тащатся. Усомнились в существовании станции и тоже
очень озабочены. Достали карту, и тут я впервые установил, что эти две
точки, указанные нам Горбуновым, находятся здесь. Ближняя примерно у
места, куда мы подошли, а вторая у самого Кашал-аяка. Это
обстоятельство смутило. Что ж, придется еще пошагать!
Хребты потемнели, лишь левые вершины еще блестят на солнце,
отливая сталью; ледники бурно, ледопадами сбегают из боковых ущелий и
успокаиваются на леднике Федченко, покрытом темно-синей тенью, с
черными дорогами морен. Только «Шпора» с огромными пологими
фирнами сияет белизной.
Неожиданно впереди, вдали на морене, что-то задвигалось.
Всмотрелся — лошади и люди идут навстречу. Спешу вперед. Наконец,
поравнялись.
151
— Салям алейкум! Станция где?..
Караванщик показывает рукой на последний выступ. О-го-го!
Далековато! Считая дальнейшие расспросы бесполезными, пошел по
направлению к выступу. Пройдя порядочно, решил перейти ледник.
Маленькими точками движутся позади остальные спутники. Ледник в этом
месте спокойный. Переходить легко. Впереди впадина и моренка,
отделяющая ледник Федченко от ледника, впадающего слева.
Перешел по морене еще кусок ледника, и вот видна уже дорожка по
фирну вверх, к станции. Начало темнеть. Длинный кусок фирна вывел к
скалам, а по ним уже нетрудно было добраться и до цели. Вначале
показывается красный флаг, затем большое, как ангар, здание станции...
Прошло много времени, когда, наконец, появились остальные.
Встала проблема ночлега. Учитывая наше южное одеяние и
отсутствие рюкзаков, пришлось выдать нам серьезное отепление.
11 сентября. Спал совершенно изумительно. Наконец стало жарко,
пришлось раскрыться и одеться. Видимо, по случаю нашего прихода
налегли на мясо. Поваренок отлично с ним расправился и сотворил
вкусные вещи. Все попытки Маслаева связаться по радио с Ташкентом
пока еще не увенчались успехом. Оператор уже вдоволь натрещал
кинамой.
Покончив с делами и поручениями, я заинтересовался
исключительным по мощности пиком Комакадемии. Спешу сделать
набросок. Рядом с левой стороны, значительно глубже, еще пик. По моему
определению — Дарваз. Меня оспаривают. Разложив карту, по компасу
определяем направление — совпадает. Торжествую. Тут же подоспел
неутомимый оператор. Трещит кинамка, запечатлевая нас с картой в руках.
Я решил пойти исследовать Кашал-аяк.
Станция стоит на скалистом выступе, уходящем глубоко в ледник.
Ледяные массивы, наталкиваясь на него, образуют большой ледопад,
152
довольно значительно расщепленный. Первая же ледяная стенка заставила
меня прибегнуть к помощи ледоруба. Ступени приходится рубить
тщательно, ибо стена почти отвесна. Под душем струй с верхнего края
спешу пробиться кверху. Острый ледяной гребень — и опять без ледоруба
не обойтись. Срубаю острив гребня и, балансируя, продвигаюсь вперед.
До ровного места осталось траверсировать крутой склон. Но, сделав
два шага, вдруг проваливаюсь в яму, наполненную водой и затянутую
ледком. Хорошо — неширока, задержался руками. Выскочил по пояс
мокрый. «Приятная ванна».
Не успел пройти и пяти шагов, как нога опять свободно пошла вниз.
Вынуждено осев на одну ногу, почувствовал довольно резкую боль ниже
колена. Высвободить ногу — пустяк. Посмотрел на другую — неприятный
глубокий разрез от подвернувшегося острого камня. Удачно спустившись
до ровного фирна, протер рану снегом и перевязал платком. Рана
кровоточила слабо, хотя пробито до кости. Решив, что срывать поход из-за
ерунды не стоит, быстро зашагал к перевалу.
Вначале ровное поле расщепилось трещинами и чем дальше, тем
более неприятными.
Трещины здесь носят особый характер, отличаясь колоссальной
глубиной и шириной. Сверху они мало заметны, едва расходятся, но ниже
образуют громадные вместилища. Разодранные, соединенные мостами
карнизы нависают бахромой колоссальных сосулек. Заглянешь, внизу
сказочные, иглистые, переливающиеся отсветами гроты. Но попасть в них
— значит остаться там навеки.
Учитывая свое одиночество, пробираюсь особенно осторожно.
Аккуратно перепрыгиваю узкие щели, обхожу широкие. Понемногу щели
оттесняют меня вправо. Целая система еще более широких трещин
окончательно заставляет свернуть к цирку Комакадемии и сделать
большой обход, который очень удачно вывел меня из лабиринта трещин.
153
Памирская метеорологическая станция на леднике Федченко
Рисунок Е. Абалакова
Перейдя снежную гривку, иду дальше, уже по прямой, к перевалу.
Пологие скаты изобилуют трещинами колоссальной ширины и длины.
Прощупывая путь, продвигаюсь к черте перевала. Пик Комакадемии,
заслоняемый ближайшими вершинами, вновь выполз в новой форме, еще
более отвесный и мощный.
Солнце хорошо греет. Иду в очках, досадно, что очки так меняют
цвета, хотя яркость остается почти та же. Слева «Шпора» сияет фирнами,
лишь в некоторых местах обнажая скалы. У самого перевала плато
становится почти совсем горизонтальным и даже трудно установить, где
место перевала.
Прошел еще порядочное расстояние и, наконец, начался легкий
спуск. Направо открылись изумительной красоты вершины. Как
перламутр, переливаются отвесные стены и убегающие смелыми зигзагами
острые гребни. Ледники чешуйчатыми стенами заполняют низины. Я
дошел до встающей неожиданно, как нос корабля, гривки, разрезающей
ледник с правой стороны. Здесь начался лабиринт трещин.
Сел и принялся за наброски. Почти панорамой, подряд, зарисовал
все до пика Комакадемии. Затем отошел на середину ледника и набросал
154
его спуск и синеющий вдали хребет Ванча. Пройдя на левую сторону,
попытался оттуда разглядеть вершину, принятую мною за вершину пика
Коммунизма, и сделал еще один набросок. В дальнейшем при проверке
оказалось, что эта вершина к пику Коммунизма имеет мало отношения;
