Тени в апельсиновой роще

София появилась в пять минут восьмого.
— Скажи спасибо, что я вообще пришла, — были ее первые слова. — Отец вернулся домой взбешенный. Он видел, как ты огрел кого-то по голове пивной бутылкой.
Кимати ничего не ответил. Он завел мотор, километров пять они ехали молча. Потом Кимати свернул с шоссе направо и при ярком свете луны покатил вдоль хорошо ему известного русла высохшей речушки, затем через брешь в ограде въехал на территорию заповедника Восточное Цаво. Сухое русло наполнялось водо только в сезон дождей, превращаясь тогда в приток Галаны. Кимати направил машину вверх по поросшему травой склону холма прямо на восток. Лунный свет заливал кабину «лендровера». Кимати закурил сигарету.
София глядела прямо перед собой на посеребренную луной равнину. Где-то заходились хохотом гиены, львы подкрадывались к зазевавшейся добыче.
В кабине царило молчание. Первой заговорила София.
— Зачем ты меня сюда привез? — спросила она.
— Мы здесь не в первый раз, — напомнил он.
— Раньше все было иначе! Помолчали.
— А твой благопристойный папаша не видел, что этот болван в баре первый на меня напал? — негромко спросил Кимати.
— Это ничего не меняет, — смиренно вздохнула София. — Ты знаешь, какого он о тебе мнения!
— Послушай, мне нет дела до того, что он обо мне думает. Только ради тебя я стараюсь ему понравиться. Скажи, Софи, что еще я должен сделать, чтобы он сменил гнев на милость?
— Не знаю, Джонни, У меня от всего этого голова идет кругом.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Нет, Джонни, — она замотала головой, и лунные отблески заиграли на ее серьгах. — Мы уже все обсудили.
— Я помню, — резко сказал он.
— Ничего из этого не выйдет. — В ее голосе была печаль.— Это невозможно...
— Но почему? — выкрикнул он.
— Из-за отца.
Кимати замолотил по баранке круглыми, как шар, кулаками.
— Из-за какого-то старого самодура...
— Он не. самодур, Джонни— — подрагивающим от обиды голосом вступилась за отца София.
— А кто же, черт побери
— Мой отец!..
— Потрясающая новость, — язвительно произнес Кимати. — Может, он сам собирается на тебе жениться?
— Джонни! — всхлипнула девушка. — Попробуй поставить себя на его место. Наша мать умерла, когда мы с сестрой были еще совсем маленькие. Вторая жена от отца ушла, ему пришлось самому нас растить. И вот теперь это несчастье с Винсентом. Отец не хочет, чтобы и я осталась вдовой. Он бы не пережил такого. Я люблю его, Джонни, и не хочу причинять ему страданий.
— А я как же? — спросил Кимати. — До моих чувств никому нет дела!
— Ну что ты, — с нежностью возразила София, — но ведь он старик...
— И ты предоставляешь ему подобрать тебе муженька. — Голос Кимати задребезжал от раздражения. — Кого-нибудь из его деловых партнеров, толстопузого торгаша...
— Не говори так! — возмутилась она.
— Это во мне злость говорит! — громыхнул он.
— Не желаю тебя слушать! — Она распахнула дверцу и выпрыгнула из кабины, прежде чем он успел ее удержать,
Кимати тоже выскочил из машины.
— Ты что делаешь?
Она бежала вниз по склону холма, углубляясь все дальше в заповедник. Он мчался за ней.
— Софи, — кричал он ей вдогонку, — остановись! Нельзя бегать по заповеднику ночью!
Она что-то крикнула в ответ, но Кимати не разобрал слов и продолжал преследование. Он уже настигал ее, когда она споткнулась и упала. Он схватил ее за руку, она забилась, стараясь вырваться.
— Пусти!
— Здесь полно хищных зверей! — принялся увещевать он ее. — Это же заповедник!
— Отстань, не твое дело. — Она тщетно пыталась высвободиться. — Пусти меня!
— Куда? — оглушительно рявкнул он.
— Куда глаза глядят, — кричала она, — мне все равно... пусти...
Она ударила его кулачком в грудь. Он в ответ влепил ей пощечину. Она рухнула на траву и дала волю слезам.
— Жить не хочется, — причитала она, — надоели ваши бесконечные стычки — никак поделить меня не можете. Хватит с меня...
Кимати сел на землю рядом с ней. Он испугался, что не рассчитал силы удара и сделал ей больно.
— Софи, пожалуйста, успокойся...
— Уходи! — всхлипывая, сказала она.
— Перестань, — он обвил рукой ее плечи. — Давай поговорим мирно.
Она сбросила с плеч его руку.
— Не о чем нам разговаривать! — выкрикнула она сквозь слезы. — Оставь меня в покое... уходи!
— Не уйду! — Он схватил ее за плечо, привлек к своей груди, обнял и держал так, пока она не перестала вырываться.
Прошло несколько минут, прежде чем рыдания утихли. Они еще посидели какое-то время молча. Цикады снова завели свои пронзительные песни. На равнинах перекликались ночные птицы, голодные хищники подкрадывались к сонным газелям.
Когда ее дыхание наконец успокоилось, Софи сказала:
— Джонни, я люблю тебя.
— Знаю, — ответил Кимати. — И я тебя люблю.
— Что же делать? — спросила она. — Я вконец запуталась.
— Чтоб я этого больше не слышал! — шепнул он. — Положись во всем на меня.
— Но Джонни...
— Я все устрою, — перебил ее Кимати. — Договорюсь с твоим отцом.
— Он и слушать тебя не станет. — Она безнадежно вздохнула.
— Станет, — тряхнул головой Кимати. — Я согласен сменить работу.
Она вскинула голову и прочла в его глазах упрямую решимость.
— Нет, Джонни, — вздохнула она, — я не приму такой жертвы. Мне ли не знать, как ты дорожишь своим делом?
— Ты мне еще дороже. Послушай, у меня есть план...
— Нет, — она коснулась пальцем его губ, — сейчас не надо, расскажешь потом...
Она сплела руки у него на шее и поцеловала Кимати в губы. Он откликнулся на ее ласку со всей нерастраченной страстью.
Сладкий запах ее тела смешался с ароматом примятой травы, окропленной росой земли, терновника и ночного свежего ветерка над заповедником.
На вершине холма, точно оберегая их уединение, стоял «лендровер», передние дверцы были распахнуты настежь.
  
Глава 8
 
Они добрались до Найроби в половине одиннадцатого вечера. Фрэнк дремал рядом с Кимати, который вел «лендровер» по шоссе Ухуру к центру города.
— Приехали! — Кимати легонько толкнул друга локтем.
— Который час? — спросил Фрэнк.
— Половина одиннадцатого. Куда тебя отвезти? Где живет самая терпеливая женщина в мире?
— В Хэрлингеме.
— Может, сначала выпьем пивка? Фрэнк замотал головой.
— Нет уж, у меня неотложные дела. Довези меня до ее квартиры и отправляйся себе в пивную на здоровье!
Через пять минут они были у нужного Фрэнку дома в Хэв лингеме. Его подружка встретила их в ночной рубашке, она и в самом деле была красотка — Фрэнк ни капли не преувеличивал. Кимати видел ее впервые и гадал, какое из имен, столь часто называемых Фрэнком, принадлежит ей. Она пригласила и Кимати зайти выпить кофе, но Фрэнк, промямлив что-то невнятное, захлопнул входную дверь перед самым его носом.
— Ему надо успеть пропустить несколько бутылок, пока пивные не закрылись, — объяснил он хозяйке.
Кимати, пожелав парочке спокойной ночи, отправился подыскивать и себе ночлег. К дяде идти уже поздно — старик наверняка давно спит...
Утром Кимати первым делом покатил на Гроген-роуд. Лавка дяди Едока только открывалась, когда он подъехал.
Дядюшка, единственный из оставшихся в живых родственников Кимати, недаром получил такое прозвище — он был безумный обжора. Несмотря на прожорливость, старик был худ, белоснежная шапка волос резко контрастировала с черной кожей. Ходил он не спеша, неторопливой походкой, но голова у него работала не хуже, чем у молодого.
— В город прикатил с утра пораньше? — сказал он, завидев племянника. — Неужто тебя наконец прогнали со службы?
— Не надейся, — ответил Кимати, энергично пожимая руку старика. — Я здесь по делам. Ну а как твое пищеварение?
— Лучше не бывает! — воскликнул дядя. — Хочешь позавтракать? У меня там все готово, — он указал на дверь в подсобное помещение.