Спящий пробуждается

 Глиняные жилища туземцев возбуждают подозрение у военной полиции колонии: облава в Джельфе 
 Ручная работа по коже — традиционное ремесло мзабитов 
 Ароматное мокко начинает и заканчивает беседу алжирцев 
  
 Таинственная Уаргла 
 
«Аллах акбар! Бисми ллахи рахмани р-рахими! Ху а ллаху элладжи ла илаха илла…» — разносятся во все четыре стороны света протяжные выкрики с верхушки минарета.
Да, в эту пору со всех минаретов мира раздаются одни и те же призывы. Десятки тысяч муэдзинов, но одни и те же слова, одна и та же мысль! От западной оконечности Африки через Ливию, Египет, Персидский залив и до Индийского океана, до Китая!
Уаргла, городок на юге Алжира, вместе со всеми тоже протирает глаза.
Вы стоите на рыночной площади, окаймленной старинной галереей. А крик муэдзина, который вы слышите, доносится с верхушки мечети Лейлат Аза.
Призыв не пропадает впустую. Будто всех на рыночной площади коснулась волшебная палочка. Как ни малоподвижны люди, закутанные в длинные белые одежды, они, вопреки всем ожиданиям, быстро опускаются на колени, поднимаются, снова опускаются, низко кланяются. И все в одном направлении — туда, где, по их мнению, находится Мекка и священный камень Кааба! Достаточно нескольких слов муэдзина, и вся пестрая толпа — как один человек, в хаос внесена организованность.
То, что эту организующую силу религии можно использовать в целях политического завоевания, еще в седьмом столетии понял Магомет, творец всемирной империи ислама.
После молитвы жизнь течет своим чередом.
Несколько ударов молотком, и вот появился прилавок. Или же на земле просто расстилают кусок не очень чистого полотна. Чего вы тут только не найдете! Циновки из галвы — африканской травы. Коврики из Бени Искуэна с варварским чередованием цветов: белый — оранжевый — черный. Латунь ручной чеканки. Верблюжьи седла — простые дорожные и для торжественных случаев, лежат рядом с овечьими мехами. Краситель генна и имбирь. Женские ожерелья из твердых черных шариков, более дешевых, чем стеклянные. Шахам для волос, жирная мазь, скатанная в шарики, напоминающие биллиардные. Свежие гроздья фиников рядом с грудами мяты и поленницами дров.
Гранаты и апельсины наполняют воздух ароматом. Еще несколько шагов — и в нос ударяют запахи корицы, дубильного экстракта, бараньего жира.
А солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Вместо воздуха — расплавленный свинец. В жарком мареве дрожит ослепительно белый язык минарета Лейлат Аза. Мозг как будто окутан полупрозрачным покрывалом.
— Интересно, как сейчас у нас на дороге из Страницы в тенистый Буковец?
Даже верблюжьи горбы в такую жару поникли. Длинные характерные тени, отбрасываемые головами этих животных, тянутся к белой стене с зубцами наверху. Резкий контраст света и тени. Все или черное, или добела раскаленное. И улички под сводами из плетеного тростника.
Тень этой необычайной решетчатой крыши ползет по утоптанной земле, по мешкам с древесным углем, корицей и мятой.
И в такой-то жарище люди кричат и до изнеможения торгуются. Житель Уарглы спорит даже тогда, когда покупает почтовую марку. А те, что пришли сюда из окрестностей, рядятся с особенным талантом и страстью. Они пришли в город купить соли, масла, фитилей, мази для волос и еще какой-нибудь мелочи, без которой нельзя представить жизнь обитателя Сахары.
Над открытыми лавками закорючки арабских письмен. Европейские вывески «жестянщик», «кожевник» или «красильщик» обозначаются здесь причудливыми непонятными нам завитушками арабской вязи.
Сможете вы прочесть это? Нет? Неважно. Пришедшие сюда из окрестных селений кочевники тоже не смогут. Тут грамотные составляют самую незначительную часть населения: примерно четыре процента. Другими словами, процентов 96 обходится без чтения и письма. Да и зачем они? Разве для этого не существуют писцы?
Большие зеленые мухи на уарглийскую жару не жалуются. Они целыми роями вьются над выставленными для продажи сахарном рахате и других сладостях, и даже пальмовый веер продавца не может их разогнать.
Вы в Уаргле, старинной столице Сахары. «Древнейший город Сахары. Никто не знает, когда он был заложен», — сообщает о нем греческий историк Геродот.
Да. Уаргла существовала еще во времена расцвета Карнака, Луксора или месопотамских Ура и Ниппура.
От времен Карнака и Луксора сохранилось несколько храмовых колонн.
От Ура и Ниппура не осталось ни пылинки. А Уаргла существует. Кругом разваливающиеся стены. Но она живет!
В двенадцатом столетии Уаргла была опустошена эпидемией чумы. Жизнь в ней на какой-то срок замерла и в 1553 году, когда восточный завоеватель раис Саллах разграбил ее своими жадными руками и хотел задушить совсем. Неудивительно, что французы, проникшие сюда только в 1870 году, не нашли здесь ничего, кроме полуразрушенных, потрескавшихся от страшной жары стен. Мостовая в городе одна из древнейших в мире. И по ней бредут черные, закутанные, как коконы, женщины с глиняными кувшинами на голове.
Такие мостовые существовали в древнейших центрах цивилизации на Тигре и Евфрате.
Цивилизация просто не имела времени коснуться Уарглы.
И все-таки!
На площади, опоясанной галереей, стоит повозка с машинкой для производства мороженого. На лице белозубого продавца детская радость. Он одет в длинный белый балахон, но на нем накрахмаленный воротничок и шляпа.
Шик!
А вот еще кое-какие следы европейской цивилизации.
Кочевники, которые пришли сюда из пустыни, чтобы продать корзину галвы или молодую верблюдицу, слышат из репродуктора специальное сообщение. Оно передается из Алжира на волне 210,6 метра и рассказывает о том, что мсье Фор «поставил перед парижским парламентом вопрос о доверии в связи с обсуждением вопроса о бюджете», и о том, что «выступление канцлера Аденауэра, посвященное Саару, вызвало волнение на парижской бирже». После этих новостей, столь «интересных» для кочевников, в репродукторе что-то хрипит, а в Уаргле все снова идет по-старому.
Сегодня как и тысячи лет назад.
  
 Хакимы и заклинатели 
 
Перед глиняным домиком с отверстием вместо двери сидит странный человек, вооруженный длинной деревянной флейтой. У него негроидные черты лица и черная кожа, как у многих жителей этой дыры. Для пущего эффекта брови у него вымазаны известью.
Несколько зрителей следят за его резкими движениями. Вот он вытащил что-то из корзины, прикрытой куском полотна.
Перед нами извивается хвост песчаной змеи.
— А, змея, — обрадовался Божек. — Я хотел бы дернуть ее за хвост.
— Если она позволит это сделать. Мне кажется, змея вовсе не расположена к этому.
Раздвоенный язык высунулся из широко раскрытой пасти. Сссс-сссс! Предостерегающее шипение должно означать одно: оставьте меня в покое, сегодня я не в настроении. Но змеиное шипение совсем не действует на раскрашенного человека с флейтой.
Несколько тактов протяжной мелодии — и змея смотрит в глаза своему хозяину. Флейтист обнаженной рукой поглаживает свою милую сотрудницу.
Та спокойно дает засунуть себя обратно в мешок.
Представление окончено.
— Вы видели только живую рекламу. Это просто ярлык фирмы, не более, — дает оценку наш спутник. — Накрашенный человек вовсе не укротитель животных. Это хаким, лекарь. Своими упражнениями со змеей он лишь демонстрирует зрителям свое могущество. А как же! Если он может изгнать духа зла из змеи, значит, он в силах изгнать и злых духов, нагоняющих на людей всякие болезни.
Да, это логично.