Спящий пробуждается

 Маршрут путешествия по Алжиру Милоша Главсы 
Раздражает запах гравийной пыли и дегтя. Явление такое же распространенное, как где-нибудь у нас в Чехословакии, к примеру на шоссе Прага — Бенешов, перед Сазавой…
Останавливаемся только «на одну сигарету», хотя мы и убежденные противники курения. Предлог для разговора. Рабочие меряют нас метром недоверия. Только услышав, что мы из Чехословакии, становятся приветливее.
— Tchecoslovaquie… Oui, Zatopek… [3]
Название нашей страны — это не такое слово, которое им ничего бы не говорило. Здесь работают по большей части алжирцы, но среди них немало французов и итальянцев.
— Сколько зарабатываете в неделю? — спрашиваем мы пожилого француза с птичьим лицом.
— Землекоп — 7500 алжирских франков в неделю. В месяц получается 30 000 алжирских франков, разумеется при полной занятости. Из этого платим за еду 13 500 франков. Работаем шесть часов. А там вон наша лавка.
Да, в пятнадцати метрах от дороги возвышается барак. Крыша из гофрированной жести. В другом бараке, стоящем метрах в тридцати от лавки, живут и спят сорок человек. При лавке процветает также важное «культурно-просветительное» учреждение, которое называют здесь «салоном радости». В этом публичном доме «работает» неопрятная мадам со своими девушками. Можете вы представить себе культурную жизнь в такой вот барачной колонии? Карты, дешевое вино, берберка и ее дочки. Хозяин, видно, «заботится» о полном удовлетворении потребностей своих рабочих. Недельная плата за питание 3375 франков и за посещение общественного салона 500 франков вычитаются авансом из заработка. Если же что-либо окажется в лавке разбитым «при обмене мнениями», попросту во время драки, вычет делается после.
«К счастью», здесь не существуют такие вычеты из заработной платы, как, например, на социальное или больничное страхование.
— Но у нас есть взаимопомощь, — объясняет нам человек с птичьим личиком. — Каждый, кто хочет иметь пособие на случай болезни или увечья, вносит деньги в страховой фонд. Три казначея выбираются всеми рабочими и контролируются профсоюзной организацией. Хозяин не имеет к этому никакого отношения.
— Извините, — не отстаем мы, — еще один вопрос. У вас интеллигентный вид и, по всей вероятности, вы образованный человек. Почему же вы ремонтируете шоссе в этой раскаленной печи? Разве это ваша первоначальная профессия?
— Ну где там, — неестественно хихикнул он. — Видите ли, одни находятся наверху, другие — внизу. Перед войной я имел в Тунисе, в Матеуре, недалеко от Бизерты, собственное торговое дело. Циновки, галва и так далее. Война все уничтожила. Потом я работал в фирме Brignaud et Brignaud — оптовая торговля сеном. Очень солидная, известная фирма. Там я был доверенным, у меня есть опыт в этой области. Но в один прекрасный день старику захотелось взять на работу новоиспеченного зятя. Меня выбросили на мостовую как мальчишку, а я слишком стар для того, чтобы начать сначала. Если бы иметь компаньона с деньгами… Но где там! C’est la vie, такова жизнь. Это должно было случиться, потому что так хотел шеф.
Обладатель птичьего личика по всем правилам представляется нам: мсье Лефевр. Мы прощаемся с человеком, который сменил кресло доверенного фирмы на мотыгу. Ведь так хотел шеф!
* * *
За окном автомобиля, будто в калейдоскопе, мелькает ленточка горной речушки Зеруа. Дома-кубики, словно выбелены солнцем. Бир Рабалю, Омаль, Сиди Аисса и Айн-ель-Хаджель. Последнее селение имеет особенно своеобразный арабский облик. Европейские домики французов-переселенцев остались где-то за Омалем. Здесь преобладают вылепленные из глины мазанки с плоскими крышами. Воинские части французских резервистов в форме цвета хаки поднимают густую пыль тяжелыми, окованными железом ботинками.
Показались новые действующие лица: кричащие жестикулирующие арабы, на этот раз уже подлинные жители внутренних районов страны. На головах закутанных женщин плетенки с овощами и фруктами или глиняные кувшины. В корзинах финики, гранаты, мята. Скот гонят прямо посередине улицы.
Неподалеку от дороги уселся туземный брадобрей. Бедный клиент! Сколько пыли он наглотается, прежде чем «парикмахер» исцарапает ему голову бритвой!
Дамам нравится не только сладкая ложь, но и сладкий соус из сахара и кокосовой мучицы. В этом мы убедились и здесь, в Айн Хаджеле. Представительницы женского пола окружили ларек, где продают кокосовые сладости и медовый рахат. Они так энергично толкаются, что прилавку угрожает серьезная опасность. Владелец лавки не может никак решить, кого же отгонять пальмовой ветвью от прилавка. Может быть, рои золотисто-зеленых мух, а может быть — тараторящих клиенток.
Повсюду ссоры из-за места впереди. И любопытнее всего, что никого это на самом деле не интересует. Никто здесь никуда не спешит, никто не опаздывает ни в театр, ни на собрание, ни на трамвай. Это лишь невинные словесные стычки. Лишь упражнение для голосовых связок и языка.
Времени достаточно на все. Разве аллах, щедрый, милосердный, не дал каждым суткам двадцать четыре часа?
Перед Бу Саадой опять ремонтируют дорогу.
Табличка:
 
 ROUTE EN RECONSTRUCTION  [4] 
 
Из-под шлема стекает едкий пот. Нужно вытереть лоб и выпить глоток неподслащенного чая.
Буквы CSR, выведенные пальцем на слое пыли, покрывающей крыло нашего «летающего ящика», вызывают провокационный вопрос:
— Вы чехи? Значит, вы из Богемии. Так мы с вами когда-то были земляками.
Наблюдающий за рабочими жирный стражник оказывается бывшим судетским немцем из Либерца. Правда, он говорит не «Либерец», а «Рейхенберг».
— Я уже здесь вроде привык, — объясняет он, — но мне все же не хватает нашего пива «рейхенбергского».
Несколько замечаний о судьбе бывших сограждан Рейха, о их тоске по либерецкому пиву и о новом вермахте, что вырастает в одной из частей Германии.
— А куда направляются господа? — дипломатически спрашивает судетский стражник.
— Вообще говоря, не так уж далеко, — смеемся мы. — Из Алжира в Алжир. Рекорд медленной езды.
Нажимаем акселератор, и наш «летающий ящик» бренча несется дальше по разрытой дороге. На пустынной каменистой поверхности появляется золотистый налет: видны полосы мелкого, принесенного ветром песка. Красновато-охровый песок сигнализирует о близости Сахары.
Но мы еще долго думаем о людях, которые копошатся на шоссе под палящим солнцем. Ведь многие из них европейцы!
Эти не жиреют на мозолях алжирского народа.
Вместе с ним они строят дорогу, по которой пройдет будущее Африки.
  
 Сказка (?), называемая Бу Саада 
 
Неожиданно на дороге показывается выветрившаяся стена с прорезанными в ней воротами.
За этой стеной скрывается будто бы восточная сказка. Называется она Бу Саада.
Туда обычно устремляются иностранные туристы, которые за свои франки и доллары хотят купить кусок «настоящей сахарской романтики», как покупают носки или коробку жевательной резинки. Они хотят за пару франков сфотографироваться на верблюде в позе завзятого путешественника по Сахаре. Скажите сами, разве не стоит за эту цену повесить у себя в комнате снимок на тему «верблюд и я»? Толпа проводников, сводников, продавцов «подлинных арабских древностей» и «святого» масла ожидает клиентов сразу же за воротами. Вслед за автомобилем бегут в белых лохмотьях смуглые, худые мальчишки.
Купите подлинную сахарскую романтику! В оригинальной упаковке!
Роскошная постройка в восточном стиле (роскошной постройкой здесь считается любой двухэтажный дом). В таком вот богатом здании мы сложим на ночь свои грешные кости. Надпись: «Отель Оазис». Никогда раньше мы не сказали бы, какое это блестящее изобретение — ванна с душем.