Непознанная Россия
~
Глава 11
ДЕРЕВЕНСКАЯ ДРАКА
Лявля, 2 июля по старому стилю
Холодный, дождливый день. Мельницы похожи на промокших, съежившихся солдат-великанов. Безнадежное, мутное небо, а ветер свистит и воет. Мрачные коровы недвижно возвышаются посреди деревенской улицы, а вокруг ни живой души. О, этот дождь! Я понимаю, почему в таких местах тоскуют и пьют, пьют и тоскуют. Пока не наступит время урожая, работы в деревне немного, на два-три часа в день, а винная лавка открыта с десяти до пяти. Я бы и сам пристрастился к водке, попади в такие условия.
От писания меня оторвало чье-то визгливое пение. То пел промокший до нитки пьяница Калмык, в алой рубахе, с непокрытой головой. Любопытный, чисто деревенский тип. Калмык — прозвище, связанное с его внешностью. Несмотря на вечную нетрезвость, в лице Калмыка читается ум.
Вот что он поет:
Уродилась я, девица, красива,
Красива, да бедна, плохо я одета, —
Никто замуж не берет
Девицу за это.
Пойду с горя в монастырь,
Богу помолюся,
Пред иконою святой
Слезою зальюся.
Не пошлет ли мне Господь
Той доли счастливой?
Не полюбит ли меня
Молодец красивый?
И какой же похоронной тоской веет от мелодии, выпеваемой, вернее, выкрикиваемой хриплым голосом. Но Калмык вполне счастлив, ему не препятствует быть счастливым даже этот сырой день. В его залитых водкой глазах округа расцвечена яркими красками. Сомнительное счастье.
Вчера у Калмыка приключилась большая драка. Вот как все произошло. С "неправедной" стороны реки, из Кехты, прибыл человек, подговоренный полицией затеять ссору с крестьянами. Поначалу он напал на реке на пожилого лодочника и чуть не до смерти избил его сосновой дубиной. Полиция давно имела на старика зуб, он как-то помешал им получить взятку. Семидесятилетний седой бородач и двадцатипятилетний головорез дрались, как дикие звери, но все-таки старость не выстояла против молодости. Полиция отволокла рухнувшего на землю старика в тюрьму — местный "клоповник", как называют ее революционеры. Хулиган же пошел дальше, ища, с кем бы еще подраться. Тут ему на пути попался Калмык, распевающий во всю глотку:
Лет двенадцати я
По людям ходила,
Где качала я детей,
Там коров доила.
Kameek, the hero of the fight
A peasen woman crossing herself before a wall ikon (Rostoff the Great)
"Ты что эдакое поешь?" — спросил деревенский провокатор.
Ответом ему послужило молчание.
"Ты чего орешь? Какая муха тебя укусила?"
Снова молчание, и тогда грубиян окончательно взбеленился: "Проклятый кацап!"
Непереводимое слово "кацап" ничего не значит для англичанина, но это самое плохое, что можно сказать русскому человеку. В Малороссии "catsap" служит оскорбительным прозвищем для великоросса, северянина, а на Севере, напротив, то ругательное прозвание южанина.
Грубиян исхитрился ткнуть Калмыка в живот, тот, перестав петь, глядел на приставалу со смешанным выражением сожаления и гнева. Внезапно он резко нагнулся, схватил валявшийся у ног обрубок березового бревна и бросился на противника с явным намерением его убить. Тот увернулся, удар пришелся по плечу. Вспыхнула драка, грубиян пустил в ход свою короткую дубинку, Калмык — свою. Собравшиеся вокруг крестьяне смеялись и подбадривали противников, полиция наблюдала за происшествием, заняв, казалось, выжидательную позицию. Только женщины понукали своих мужей вмешаться и прекратить драку.
Драка моталась вдоль деревенской улицы, противники обзывали и награждали тумаками друг друга. Если бы тумаки достигали цели, они давно бы убили обычного человека. Лицо Калмыка было в крови от того, что молодой негодяй прыгал взад-вперед, умело избегая тяжелых ударов березового обрубка и сам время от времени нанося крестьянину тычки своей грубой сосновой дубинкой. Этот молодец улыбался, но у Калмыка на лице не было улыбки, он был смертельно серьезен и орудовал своим громоздким оружием подобно глупому великану из сказки, норовя опустить дубинку на голову хулигана и разделаться с ним раз и навсегда.
И вдруг, получив очередной болезненный удар, наш крестьянин пришел в полное неистовство и, совершенно забыв себя, бросился вперед, вертя дубиной над головой. Житель Кехты отпрянул назад и кинулся бежать. Калмык бросился вслед, в минуту настиг его и нанес сокрушительный удар по голове.
Хулиган валялся на земле, ловя ртом пыльный воздух, похожий на дикого зверя, только что поверженного охотником. Крестьяне засмеялись и один из них, стоя над распростертым недругом, спросил:
"Ну что, братец?"
Не получив ответа, он пнул недвижное тело.
"Мертвый", — сказал другой.
Стали предлагать бросить тело в реку, однако подошедший полицейский заявил, что займется всем сам. Поскольку дело запахло Сибирью, Калмыку должно было следовать за полицейским в кутузку.
Однако Калмык, стоявший в своей палаческой красной рубахе, держа в руках окровавленную дубину, не шевельнулся. Полицейский пустился в длинные разглагольствования относительно желательности того, чтобы Калмык сам мирно последовал в кутузку. Крестьяне выдвинули контрпредложение — бросить полицейского в Двину. В результате полицейский пошел за подмогой к своим товарищам и они отнесли неподвижного грубияна на берег реки. Там они передали тело какой-то женщине, попросив переправить его на ту сторону и оставить на песке. Женщина выполнила просьбу с превышением, ибо доставила молодого человека до дому, где он вскоре чудодейственно ожил. За исключением небольшой потери памяти, что послужит ему неплохую службу при исповеди в церкви, ничего ему не сделалось.
Калмык отправился с приятелями выпить. Вернувшись ночью домой, он обнаружил, что жена заперла дверь и окна, не желая его впускать. За всю жизнь она не выпила ни капли водки и ненавидела пьянство. А, может быть, она боялась быть битой или что полиция ночью ворвется в дом и перепугает до смерти детей.
Муж перенес все с полной невозмутимостью и побрел по улице, распевая:
Как у пташки есть гнездо,
У волчицы дети,
У меня же, сироты,
Никого на свете.
Василий Васильевич остановил его и попросил рассказать о драке. "Почему ты дрался? — спросил я. — Что за причина?"
Прекратив пение, мужик уставился на меня, как будто решал, видел ли он меня когда, потом с расстановкой ответил:
"А он... а он сказал мне поганое (intolerable) слово".
~
Глава 12
СЕТКА ДЛЯ ЛОВЛИ ПЕРЕПЕЛОВ
Из всех ссыльных меня более всего заинтересовал Алексей Сергеевич. Хотя он и казался пылким либералом, мне как-то не верилось в серьезную его вовлеченность в революционные дела. Прежде, чем предстать перед судом, он провел восемь месяцев в тюрьме и теперь очень интересно об этом времени рассказывал.
"Наверно, время там тянулось медленно?" — спрашивал я.
"Напротив, — отвечал он. — Тюрьма была полна студентов, я весь день переходил из камеры в камеру, брал уроки и почти закончил университетский курс. По восемь занятий каждодневно".
В Лявле тоже происходил интенсивный обмен знаниями, даже меня уговорили преподавать английский. В мире не найти более преданных науке людей, чем русские, они стремятся к учению и очень к нему способны. При этом они непрактичны, почти не играют в подвижные игры на свежем воздухе, не развивают себя физически. Эмоциональные, капризные люди, а сидячая жизнь еще развивает их эксцентричность.
В Москве, Петербурге, Киеве, в студенческих каморках и в "интеллигентных" домах постоянно хочется крикнуть: "Воздуху!" Окна закупорены наглухо, живительному дыханию Природы не позволяется взорвать мертвечину книг.
