Непознанная Россия

"А это что такое?" — спросил я, указывая на какие-то пакеты с этикеткой "Фруктово-ягодный винный порошок". 
"Это вместо чая. Самые бедные бабушки его пьют. Пенни за пакет". 
"Ага! А это что?" 
"Сушеные овощи, барин: капуста, морковь, репа, лук-порей, сельдерей, одуванчик, цветная капуста. Это для супа. У нас-то овощи плохо растут — земля бедная, песок, заморозки". 
"Полфунта манной крупы, полфунта пшеничной муки, четверть фунта кишмиша. А яйца у вас есть?" 
"Нету, барин. А вот вчера мужик привез яиц на барже из Архангельска. Может, он еще на реке". 
В Архангельской губернии птицы не держат, должно быть, зима слишком сурова. 
"Give me half a pound of salt, and a pound and a half of soft sugar. What are these leaves for ?" 
"They are bay leaves for flavouring." 
" Give me a farthing's worth." 
She gave me three. 
"Anything more ?" 
" No more." 
Лавочница подсчитала сумму на счетах. Сумма казалась ей немаленькой, она путалась, волновалась, три раза принималась пересчитывать, ошиблась на двадцать копеек не в свою пользу. Я ее поправил. 
Then came a problem worse than that of money, the taking home of this collection of spilling packages. The rice remained a dreadful failure, and the sugar kept pouring into little cones of waste upon the counter. The semolina was fragile, and had to be lifted as daintily as one would take a cat's cradle from a girl's fingers. The woman was dismayed, but exclaimed suddenly, 
"Slava Tebye Gospody !" "Glory be to Thee, O God !" 
She had found a large bag in the corner of the shop. 
"I'll lend you this," she said. "But you must bring it back." 
We put the ill-disciplined rice at the bottom of the bag, and on top of it the gentle semolina, then the threatening flour and the sifting sugar. Sultanas crowned these. 
"Thanks," I said. "I'll put the salt in my pocket, and the bay leaves in my card case. Good-bye ! I'll certainly bring the bag back." " God bless you !" 
So I departed, and put my purchases into my room through the open window. I feared to face the tyrannical old babushka, after having been so long absent on my errand. I had potatoes to buy. 
Чтобы купить картошки, пришлось идти от двери к двери. Масло мне тоже было нужно, но все старушки, как одна, отвечали: "Принеси тарелку, я тебе положу". Я добыл картошки на два пенни, картофелины были размером с мраморный шарик. Купил я и дюжину яиц у старика, перевозящего городские товары от деревни к деревне на барже. 
Когда я вернулся, babushka не было дома. Я тотчас принялся мыть рис, затем налил в глиняный горшок до половины молока, добавил полфунта сахарного песка и положил туда рис, закрыл все это каменной крышкой и задвинул горшок в бабушкину русскую печь. После этого я очистил картошку единственным имеющимся в доме ножом. Пришедшая babushka задала мне трепку: 
"Где ты был? Теперь уж не приготовить обед ко времени. А это, что — рис? Подгорает он — мешать надо". 
Я вновь налил молока в горшок и возобновил чистку картошки. "Вот, положи это в горшок для супа", — сказал я ей, подавая сушеные овощи. 
"Сначала надо мясо!" — укорила меня старуха. 
"Мяса не будет". 
"Ка-а-ак?" 
"А вот так. Никакого мяса". 
"Не сварить супа без мяса". 
"Суп можно сварить и из гвоздя, — не уступал я, — надо только добавить соли, муки и еще кое-чего". 
К счастью, под рукой у меня оказался кипяток. Я наполнил им большой горшок, принадлежавший ссыльным, сложил туда картошку, сушеные овощи, лавровый лист, манную крупу, ложку муки и ложку соли. Бабушка стояла рядом, воздев в немом ужасе руки. В это время пришла одна студентка, принесла грибы, мы и их сложили в горшок. Рис набух, я добавил еще молока и стал мыть кишмиш. Такого грязного, липкого кишмиша английский читатель не сможет и вообразить. Тщетно попытавшись промыть каждую изюминку по отдельности, я, наконец, отказался от этого занятия и пошел за маслом, захватив на этот раз и тарелку. Когда я вернулся, бабушка пыталась перемешать мой пуддинг. Я подлил еще молока и добавил четверть фунта масла. Другая четверть предназначалась для супа. После этого я разбил шесть яиц, взбил их в чашке единственной в доме вилкой и вылил в рис. 
Старуха открыла рот. Она сроду не клала в кашу яйца, они же все испортят. А когда я положил туда кишмиш, она заявила: "Это кутья, мы едим ее только в поминальные дни". 
"Нет, — возразил я. — Это всего лишь английский способ делать рисовый пуддинг. Вы не кладете яиц, масла, сахара, фруктов, в этом вся разница, и наша еда вкуснее, вот увидите". 
Бабушка меня не поняла. Я слышал, как она говорила зятю, что я варю рисовую кашу по-китайски. 
Я закончил мытье изюма и положил его в пуддинг. Печь остывала, рис уже не кипел, я снова установил каменную крышку и с помощью ухвата задвинул горшок вглубь печи. 
Я расчистил середину своей комнаты, внес стол, покрыл его газетами — "Novoe Vremya" и "Дейли ньюс", единственной английской газетой, попавшей мне в руки за время северных скитаний. Газеты сошли за скатерть. 
Николай Георгиевич принес мне четыре фунта общественного черного хлеба, что было очень кстати, так как про хлеб я забыл. Попросили у бабушки две меры молока и полфунта простокваши — русские любят есть суп с мечниковской сывороткой. 
Все уселись и ждали, когда я внесу первое блюдо. Я снял крышку и благоухание супа поразило собравшихся. 
"Ну и ну! — воскликнул Горбун. — Густой!" 
Густым суп был несомненно, а уж питателен! Ссыльные смеялись и аплодировали, девушки восклицали: "Ах, мистер!" — и хихикали. 
Пошли предположения, что в супе есть и чего в нем нет. Никому не пришла в голову мысль о манной крупе, а ведь это из-за нее он набух и загустел. Литовец Карл рассматривал два лавровых листика, случайно попавших ему в тарелку, а Варвара Степановна пыталась отгадать, что собой представляет кусочек гриба — рыбу или овощ. Тем не менее все ели отлично, а кое-кто попросил и добавки. Я сидел тихо, сознавая, что второе мое блюдо представляет собой триумф кулинарного искусства, что я держал в секрете, но после настойчивых расспросов, наконец, объявил: "Angleesky pudding", за чем раздался взрыв восклицаний. Все повторяли "пуддин-г", "пуддин-г", произнося конечное "г" так, как будто в нем была пружинка. 
И вот он вплыл на поднятых руках, как голова медведя. Сверху пуддинг покрылся соблазнительной желтой корочкой и изюминки лежали в ней, как драгоценные камни, а внутри он был не менее прекрасен. Я произвел его очень много, каждому досталось по две порции с молоком и сахаром, а первая порция — и со сметаной! Все выражали мне восхищение, а Алексей признался, что я почти обратил его в вегетарианство. Я дал старухе порцию пуддинга, но она сказала, что уберет его до завтра, сейчас ей не хочется есть. 
Остатками супа мы накормили голодных деревенских собак, слетелись и вороны, танцуя и подпрыгивая перед нами, норовя стянуть побольше. Я бросил им кое-какие крохи. "Не кормите ворон, — запротестовал Михаил Григорьевич, — это злые птицы, черносотенцы. Лучше кормите голубей, вот благородная птица". 
Варвара выразила желание остаться и помочь мне мыть посуду, однако, бабушка не допустила нас до этого малоприятного занятия. В мой еженедельный шиллинг входила и плата за мытье посуды. 
Варвара похвалила меня: "Замечательно вы готовите". 
"Тем не менее, — ответил я, — это женское дело, мужчина, толкущийся в кухне — абсурд. Мне думается, в невеселом будущем это нас и ждет — мужчина на кухне, женщина в парламенте".