Страна золотых пагод

Итак, частные магазины закрылись. Постепенно истощились и рынки. Когда и базарные торговцы распродали последние товары, осталось лишь сопровождаемое неизменной улыбкой «мушибу» — «нет, не имеем».
Уцелел лишь ассортимент изделий прикладного искусства — лаковые шкатулки, перламутровые светильники, низкие тиковые столики, деревянные статуэтки (среди которых встречались уникальные работы подлинных мастеров), глиняные чаши, бамбуковые циновки и прочая домашняя утварь. Продолжали функционировать и ювелирные лавки, принадлежавшие, как правило, богатым китайцам. Вот, пожалуй, и все, что мог предложить вам рангунский рынок. Но ведь этим сыт не будешь.
Где брать масло, без которого немыслима бирманская кухня? Как добыть сгущенное молоко, с которым привыкли пить в Бирме крепкий чай? Да, по карточкам. Но на семью полагалось всего две банки консервированного молока в месяц.
В те нелегкие для Бирмы годы банки сгущенного молока, выдаваемые по лимиту в рангунских магазинах, означали для нас встречу с домом. Консервы с этикетками, испещренными кружочками бирманского алфавита, составляли существенную долю продукции чехословацкого молочного завода в Глинске.
СУЛЕ — СТАРОЕ СЕРДЦЕ РАНГУНА
В полдень, когда в Рангуне наступает нестерпимая духота, улицы словно вымирают: все живое прячется в тень. А к вечеру они вновь оживают. Рангунцы любят прийти в центр города, где на площади Генерала Бандулы у гранитного обелиска Независимости бьют подсвеченные фонтаны и цветут орхидеи в открытых оранжереях.
Со всех сторон площадь обступили банки, министерства, редакции газет. Стоят выстроенные еще англичанами здание Верховного суда, Дворец губернатора, муниципалитет. Теснятся жилые четырехэтажные дома в претенциозном викторианском стиле. Устремила ввысь узкие минареты мусульманская мечеть.
А посреди этого чужеродного разностилья сияет золотой восьмигранной крышей древняя бирманская пагода Суле. Легенда уверяет, что пагоде этой две тысячи триста лет, что ее воздвигла еще миссия индийского короля Ашоки. Зажатая со всех сторон в самом сердце Рангуна, Суле не имеет обширных площадей, как ее менее известные сестры. Ей досталась лишь крытая галерея, опоясавшая центральную ступу.
Суле — оазис тишины среди шумного современного города. v Транспорт двумя интенсивными потоками обтекает ее с двух сторон, чтобы затем вновь соединиться в один.
Жемчужина национального храмового зодчества, Суле слишком на виду, к ней привыкли. Мимо нее ежедневно проходят, спешат по делам жители столицы, подчас не замечая ее, как воздух, которым дышат. Не знаю отчего, но бирманцы в праздники предпочитают подняться по длинной лестнице к платформе Шведагона, чем преодолеть несколько ступенек, ведущих к Суле.
Близился полдень. Солнце затопило город зноем, а от входа в Суле веяло свежестью. Каменные плиты двора вымыты холодной водой, поэтому мы с удовольствием снимаем обувь у входа — влажные плиты охлаждают набегавшиеся по жаре ступни.
Там, по ту сторону, осталась раскаленная, загазованная улица. Здесь спокойствие и прохлада. Там — мирская суета, здесь — тишина, настраивающая на размышления. В воздухе удивительная смесь запахов горящих свечей и цветов лотоса, положенных к подножию статуй Будды.
Умиротворяющую тишину не нарушали ни звуки клаксонов, ни скрип тормозов мчащихся автомобилей. Ничто не отвлекало нескольких коленопреклоненных молящихся.
Но достаточно было спуститься на несколько ступенек, как мы снова окунулись в нестерпимый зной и грохот улицы. Можно было обуться, но горящие от жары ноги решительно отказывались влезать в туфли. Ничего не оставалось делать, как сдаться и, подхватив туфли, втиснуться в крошечную трехколесную оранжевую коляску под названием «такси» — нечто среднее между автомобильчиком и детской игрушкой.
ТРИ КОЛЕСА НА ЧЕТВЕРЫХ
Кажется, стоит протянуть руку — и без труда можно перевернуть это «чудо» японского производства.
Миниатюрный кузов на трех колесах вмещает два сиденья, на два пассажира каждое. Прямо с дороги ступаешь на низкий, почти цепляющий землю пол такси и усаживаешься, стараясь не удариться о нависшую над головой крышу. Во время дождей вход в коляску занавешивается циновкой.
Ядовито оранжевая окраска, вероятно, помогает водителям автобусов и грузовиков вовремя заметить в транспортном потоке это крошечное создание и затормозить, чтобы не раздавить его, как букашку.
Такси затряслось на совершенно ровном асфальте и затрусило к перекрестку. Но тут неожиданно загорелся красный свет, и в ту же секунду позади возник громадный автобус. Мы беспомощно взиралн на приближавшийся перегруженный автобус, который беспечно катил вперед, словно и не собираясь останавливаться. Тормоза рангунских машин вообще, мягко говоря, немелодичны, а в тот момент их скрежет показался нам погребальным звоном. «Не остановится!» — мелькнула мысль.
Остановился, почти коснувшись нас.
А водитель автобуса с лицом оливкового цвета с высоты своей кабины добродушно улыбнулся, увидев мои застывшие от ужаса глаза. Ему что! Он буддист и уверен, что родится еще много-много раз. А я со своим атеизмом…
Всякий раз, когда мне выпадало ездить в городском мини-такси, чувство надвигающейся опасности не покидало меня.
«ОБНОВКА» ДЛЯ СУЛЕ
В апреле 1975 года Рангун был взволнован — предстояли торжества по случаю установки нового тхи на пагоду Суле.
Никто точно не скажет, сколько раз перестраивалась пагода и сколько она сменила «зонтов» за долгую жизнь. Свой последний тхи Суле получила более ста лет назад. Вероятно, красовался бы он и теперь, если бы однажды ночью, в июне 1974 года, над Рангуном не пронесся ураган. Много бед причинил шквальный ветер городу. Утром люди увидели, что тхи над Суле «отзвонил» свое. Срочно собравшийся совет поверенных принял решение установить новый тхи — точную копию разрушенного.
И завертелась карусель огромных цифр. Речь пошла о суммах, превышающих миллион кьят.
Едва разнеслась весть о решении изготовить новый тхи для Суле, как со всех концов страны начали поступать денежные пожертвования и ювелирные изделия для облицовки нового сейнпью. Последних оказалось гораздо больше, чем могло уместиться на новом сейнпью. Оставшиеся уложили в серебряный ящичек и замуровали внутри нового тхи.
Семнадцатого апреля состоялся важный обряд — освящение тхи самыми почетными членами сангхи в Рангуне. Затем тхи торжественно провезли по главным улицам города. И только потом началась сложная операция по водружению его на самый верх пагоды. Два дня длилась она, и два дня улица была запружена народом.
Наконец новый тхи Суле заблестел на солнце во всей красе.
«ПЕЩЕРА ГАУТАМЫ»
Если Суле и Шведагон имеют весьма почтенный возраст — более тысячи лет, то пагоде Каба-эй всего три десятка лет. Построена она бывшим президентом У Ну и названа пагодой Мира. На ее белом куполе начертаны слова: «За мир во всем мире!» Здесь работают библиотека и академия буддизма, где «аспиранты» помимо углубленного исследования буддизма изучают еще восточную философию и бирманскую культуру.
Каба-эй — традиционная кирпичная пагода. Четыре входа, как и положено, ведут на ее платформу, и напротив каждого — статуи Будды. За ними можно увидеть стеклянные витрины с дарами пагоде — серебряными сосудами, резными статуэтками, вышитыми лоунджи. Словом, обычная пагода. Но есть у нее одна достопримечательность. Рядом с нею сооружен зал заседаний на десять тысяч мест, имеющий вид подземного храма. Он возведен из железобетона, хотя ему придан вид естественной пещеры. Зал так и зовется — «Пещера Гаутамы».