Люди зеленого царства

 
 
Цветное сари облегает ее бедра,
 
А по сторонам — кофейные деревья.
 
Ее проворные пальцы собирают зерна,
 
Заполняя мешок до краев.
 
 
В тот период плантаторы на кофейных плантациях не стремились к особому комфорту и подчас даже спали в своем бунгало не раздеваясь, прямо в башмаках. Их поддерживали дух авантюризма и вдохновляющие идеи о «строителе нации», что помогало им жить в чужой стране, за тысячи миль от родных и близких:
 
 
Он пил чашку кофе,
 
Садился на коня
 
И за десять минут
 
Объезжал все участки.
 
 
Разведение кофе достигло своей кульминации к 1869 году. Кофе помог развитию таких отраслей экономики, как банковское и торговое дело, а также способствовал развитию транспорта и посреднических агентств. Небольшие города стали появляться в плантационных округах, принося с собой всевозможные блага жизни, ставшие доступными. Счастье начало улыбаться пионерам плантационного хозяйства. Благосостояние стало заметно в одежде хозяев и в вещах, которые их окружали:
 
 
Эти брюки и пиджак,
 
И рубашка, и жилет,
 
Золотое кольцо и серебряные часы
 
Ослепляют глаза!
 
Зреют плоды,
 
Жасмин благоухает,
 
И пурпуром раскрасили цветы
 
Сад надсмотрщика.
 
 
Но период процветания продолжался недолго. Грибковая болезнь, обнаруженная на кофейных плантациях в 1869 г., за десять лет распространилась на все плантации. Было уже поздно, когда вся серьезность положения дошла до сознания плантаторов. Беда разразилась как гром среди ясного неба. Множество европейских компаний были потрясены до основания. Плантаторы, а также старшие кангани стали отправляться восвояси. Говорят, что многие исчезали ночью, бросив на произвол судьбы все свое имущество.
В тот переломный момент мало нашлось плантаторов, которые не захотели пасовать перед трудностями. Их не покидал луч надежды, и они напевали пророческую песенку:
 
 
Не горюй, моя любимая!
 
Ненадолго расстаемся,
 
Я вернусь обратно,
 
Когда настанут лучшие времена!
 
 
Да, плантатор и кангани, вербовщик и рабочие вновь появились на опустошенной земле и энергично взялись за дело. Они вновь начали готовить землю под плантации, отмечать колышками участки на склонах холмов — теперь под посадки чая. Надсмотрщики на плантациях подгоняли людей, которые под палящими лучами полуденного солнца гнули спины, чтобы выкопать ямы для посадки чайных кустов:
 
 
Бесчисленное множество выкопал ям
 
Для новых посадок чая,
 
От усталости спину не мог разогнуть.
 
Кричал надсмотрщик, подгоняя:
 
«Эй, эй, давай копай, пошевеливайся».
 
 
Кангани также не щадил людей, в обязанности которых входило вносить удобрения под зеленые насаждения:
 
 
Была бы работа в радость
 
На полях, где растет чайный куст,
 
Но ударил меня кангани
 
И заставил таскать мешки.
 
 
Чай вновь дал надежду людям на возрождение плантаций, где погибли кофейные деревья. Перспектива интенсивного выращивания чая открыла новые возможности для обогащения английским плантаторам и увеличила спрос на индийских рабочих.
И снова на сцене появился вербовщик. Хотя его деятельность теперь регулировалась законом, он легко преодолевал всякие скучные формальности и привозил большие партии рабочих-иммигрантов. Их распределяли по более мелким группам, во главе которых стояли главы семей (впоследствии получившие название «младшие кангани»). Эти мелкие группы, в свою очередь, объединялись в более крупные во главе со старшим кангани. Он был для них всем: руководителем, поставщиком и другом, заимодавцем и лавочником. Он был единственным связующим звеном между рабочими и администрацией плантации. Таким образом, рабочий фактически оказывался пленником в структуре «кангани — дораи». Эти феодальные отношения особенно наглядно проявлялись в употреблении слова «наш», которое часто повторяется в песнях:
 
 
Из всех дораи на земле
 
Лишь наш дораи нам судья.
 
Наш дораи — человек суровый,
 
Прочь с дороги, он идет!
 
 
Все это указывает на систему феодальных отношений, существовавших на плантации. Из аналогичных песен видно также, что главные управляющие плантаций выполняли и судейские функции, до того как были созданы обычные суды. Вот почему рабочие не осмеливались идти по дороге, по которой «господин» совершал свой обход.
А вот еще один пример феодальных отношений:
 
 
О куст, о нежный лист!
 
Нашего дораи чайный лист,
 
Золотистый чайный лист!
 
Вот он идет, наш дораи.
 
 
Сборщицы чая были как бы частью чайного куста, дочерьми земли, на долю которых выпало одно — заботливо выращивать чай. И о некоторых из них, весьма искусных в своем деле, слагались легенды:
 
 
На Катта-дораи-патти
 
Две молоденькие девушки
 
Обходили рядышком
 
Чайные кусты,
 
Порхая, как воробушки.
 
 
Местные выражения и идиомы, использованные в этой песне, ясно показывают, что рабочие на Катта-дораи-патти (Пундалойя) пришли сюда из Мадуры (Южная Индия). И упоминаемая долина Котмале была, вероятно, одной из первых, где начался сбор чая, и она вдохновила сборщиц чая на эту песню.
Тематика народного творчества была разнообразной: от возделывания чайных кустов и сбора зеленого чайного листа на плантациях до изготовления чая на фабриках. Наступило время, когда надо было отказаться от старых методов производства и построить новые фабрики, оснащенные механическим двигателем. И когда женщины пришли на работу в сортировочный цех, эта новость быстро разнеслась по всей округе:
 
 
Фабрика построена,
 
А в ней стоит двигатель.
 
О девушки, приходите,
 
Будем сортировать листья чая.
 
 
Для тех, кто не был допущен на фабрику, поэт в ярких красках изобразил происходящее на предприятии:
 
 
Сэр, двигатель стучит,
 
Медные колеса вращаются,
 
Приводные ремни бегут,
 
Стой тихо и смотри на эти чудеса.
 
 
Под контролем специалиста зеленый чайный лист вялился, скручивался, высушивался, просеивался, сортировался и упаковывался в ящики так, чтобы туда не попал влажный воздух. Наконец он был готов к отправке на международные рынки.
Шло время. Навьюченные быки и воловьи повозки проложили путь локомотиву. Нечеловеческими усилиями первопроходцев главная железнодорожная линия была построена. Как только первый поезд пропыхтел к Нану Ойя, транспортируя чай, это событие тотчас же нашло отражение в песне:
 
 
Шесть поездов, сотни окон
 
И пятьдесят шесть вагонов
 
Легко взбираются вверх,
 
На холмы Нелагири.