Оцепеневший (ЛП)
Макс любит блинчики. Ее отец всегда брал ее на блинчики, когда был жив. Я вроде как люблю их особенную традицию отца и дочери. Бл*дь, сначала сон, теперь гребаные блинчики. Я полностью превратился в ходячую киску.
— Так что, — начинает Эрин, прикрывшись своим стаканом апельсинового сока. — Как вы двое встретились?
— Мы не встречаемся, — бурчу я, откусывая бекон, пока он еще горячий.
— Естественно, нет. Вы не встречаетесь, — отвечает Эрин с сарказмом.
Именно. И единственный раз, когда я попробовал встречаться, девушка оставила меня иссушенным и летающим в облаках. Вчера. Я говорил это прежде, и скажу еще раз. Я никогда, мать вашу, больше не буду встречаться.
— Я нашел ребенка, пока он отирался возле зала.
— Так ты привел его домой? Разве это не называется похищением? — после своей шутки Люк поднимает свою чашку с надписью: «Я лекарь сердец».
Он пользуется этой чашкой так часто, что Эрин однажды спрятала ее, чтобы посмотреть, что из этого получится. Люк перебил почти половину посуды в своем поиске. У него есть склонности к обсессивно-компульсивному состоянию, которые он может усмирять большую часть времени, но чашку лучше никому не трогать.
Дин смеется, а я закатываю глаза.
— Логан предложил мне заниматься с ним.
— А потом что? — подталкивает Эрин.
— А потом я понял, что его старик, как мой. Конец истории, — я еще раз кусаю блинчик.
Они на вкус как дерьмо. Я не знаю, осуществила ли Эрин своё обещание, или мои вкусовые рецепторы меня ненавидят, но, так или иначе, больше я не могу съесть ни кусочка.
— Дерьмо, правда? — визжит Эрин, глядя на меня, пока я отталкиваю тарелку.
— Правда, — утверждает Дин.
— Если это так, то тебе рады здесь каждую ночь.
— Я это ценю, — бубнит он, кладя больше еды в рот.
Я знаю этот взгляд. Ненавижу, когда меня жалеют. Вот поэтому я держал большую часть дерьма в себе. Похоронил его глубоко и притопнул ногой, чтобы было еще глубже.
— Это круто, ребенок, — уверяю его я.
На короткое мгновение в комнате становится тихо, но Дин прерывает тишину.
— Так ты, — произносит он, указывая на Люка, — медбрат, который заботится о его ранах, да? После боев?
Он кивает.
— Правильно.
— А ты, — продолжает он, указывая вилкой на Эрин, — должно быть, причина, по которой ринг-гёрл выглядят так горячо на этих боях. Я прав?
— Ну, конечно же, прав, — хихикает она и отклоняется назад. — Откуда ты знаешь?
— Помимо того факта, что ты чертовски горяча? — его комплимент заставляет ее снова улыбнуться.
Ого. А этот ребенок прям как я.
— Ты не кажешься мне девочкой-ботаником, от которой у него трусы в узел скручиваются. — Дин кивает головой в моем направлении.
— Да пошел ты, ребенок, — бурчу я и ставлю руки на стол.
— Ты мне нравишься, Дин, — смеется Люк до того, как я посылаю ему взгляд из рода «катись в ад».
— Это из-за этой девочки-ботаника ты отказываешься есть мои блинчики? — спрашивает Эрин и указывает на мою тарелку, на которой не хватает лишь трех укусов.
— Я не голоден.
— С каких пор ты не голоден? — спорит она.
— А с каких пор ты кладешь столько сахара в блинчики?
Эрин быстро фыркает:
— Я. Не. Кладу. Много. Сахара!
— Блинчики — идеальны, — вмешивается Дин, негромко чавкая, и я предполагаю, чтобы доказать тот факт, что блинчики на самом деле потрясающие.
— Значит, дело в ней, — заявляет Люк.
— Мы можем не говорить о Макс? — мое настроение изменяется, и я ерзаю на стуле.
— А где Макс? — спрашивает Дин, принимаясь за мою тарелку блинчиков. — Я бы хотел с ней встретиться.
Первое утро, когда я встал раньше нее. Давайте подумаем, она даже не поспешила увидеть, почему Эрин кричала. Может быть, она ушла сегодня пораньше, чтобы не видеть меня. Снова.
Эрин проводит ногтями по стакану.
— Она не вернулась прошлой ночью.
Ощутив дискомфорт от этого ответа, я спрашиваю:
— Где она?
— Понятия не имею.
Тони. Она сбежала к Тони после того, как бросила меня. Я просто, бл*дь, знаю это. Этот гребаный хорек наверняка сказал ей, какой я засранец, и использовал свой шанс с ней. Гребаная змея! Как она, мать ее, вообще могла выпрыгнуть из моей постели и запрыгнуть в его? Вы имеете к этому какое-то отношение? Разве вы не на моей стороне?
Чувствуя, как кровь в моих венах начинает закипать, я сжимаю кулаки.
— Я захвачу тренировочную одежду. Ребенок, хочешь пойти со мной в зал или отвезти тебя домой?
Он пытается не звучать слишком воодушевленным, но это не совсем удается.
— В зал, круто!
Я встаю и направляюсь к лестнице, хоть Эрин и следует за мной по пятам. Резко поворачиваясь на нижней ступеньке, я вскидываю руки в воздух.
— Что?
Она начинает пониженным голосом:
— Я знаю, о чем ты думаешь, Келлар.
— О том, что все мои хорошие трусы грязные?
Ну, так убейте меня за то, что я не занимался стиркой несколько дней. Был немного занят.
— Потрясающе, блин, — она качает головой. — Я имею в виду, о Макс.
— Я не думаю о Макс. Я думаю о своем белье и о том, что я, бл*дь, ненавижу стирать.
— Келлар…
— Нет, — я обрываю ее. — Я не думаю о Макс. Мне насрать, почему она не пришла домой прошлой ночью. Или в чьей постели она спала, если не в моей. Вопрос о Макс и мне мертв, как труп. А теперь, если ты извинишь, мне нужно надеть трусы и добраться до места, которое позволит мне использовать свои кулаки без последствий.
Я разворачиваюсь и марширую вверх по лестнице, когда слышу голос Люка:
— Хватит пялиться на задницу моей сестры, ребенок. Ты слишком мал.
Уголок моего рта дергается.
Все в порядке, если у вас он тоже дернулся. Факт того, что мини-версия меня ведет себя, как я в детстве, — хорошая причина, чтобы улыбнуться. Кроме того, у нас не так и много вещей, чтобы посмеяться.
Глава 5
Макс
— Боже, Макс, — его голос шепотом звучит над моим ухом, после чего я ощущаю на мочке его зубы. — Ты ощущаешься так чертовски хорошо.
Я стону в ответ.
— Да?
Он рычит, когда медленно проталкивается глубоко в меня.
— Малышка, я хочу, чтобы ты кое-что знала.
Чувствуя, как зарождение оргазма дрожит вместе со словами Логана, я хнычу:
— Да?
— Я люб…
— Просыпайся и поооой, яйца с беконом пришли за тобой, — голос моей тети тревожит мой сон, в который, я не понимала, что окунулась.
Как я могла не понять простую вещь о том, что сплю? Когда бы еще Логан сказал мне вслух, что любит меня? Ха. Если подумать, то технически, он не признался в этом во сне.
Пытаясь открыть глаза, я бурчу:
— У тебя правда есть яйца и бекон?
— Ага, — подтверждение заставляет меня распахнуть глаза, а желудок заурчать. — Я выбежала и прихватила твои любимые тако на завтрак в маленькой забегаловке за углом. И пока ты не сказала, что не голодна, твой желудок тебя уже выдал.
Почему мое тело всегда меня предает? Сначала секс. Теперь еда. Клянусь, иногда ощущение такое, будто я наблюдаю за ним со стороны. Звучит странно, не так ли?
— Ты ничего не съела прошлым вечером.
— Неправда, — я раскручиваюсь из своего положения клубочка, в котором была.
— Майкл приносил тебе кексик, да?
— Ты хотела сказать — шесть, — информирую ее я с мягким смешком.
— Por supu esto que no está bien! (прим.пер. с исп. — конечно, это не хорошо) — беспокоится она. — Кексики не для обеда, mi hija. (прим.пер. с исп. — дочь моя), — улыбка снова появляется на моем лице, когда она говорит. — Сколько раз я говорила тебе, что глазурь — это не овощ? — она хлопает меня по бедру. — Идем. Давай покушаем.