Абхазская повесть
– Христо? – услышал он голос из темноты.
– Нет, это я, Васо, брат Христо.
– Хорошо, принимай груз.
В нескольких шагах послышался всплеск, и Васо понял, что человек идет к нему. Вдруг идущий с моря споткнулся, тихо выругался и уперся в Васо. Но лицо его разглядеть было невозможно.
– Васо?
– Я.
– Где Христо?
– Сейчас будет! Привез? – поинтересовался Васо.
– Да.
– Здесь Хута! – услышав шаги сзади, сказал Васо.
Он вошел в воду и, проверяя ногой дно, осторожно двигался вперед, пока не наткнулся на лодку. Сидевший в ней человек молча начал передавать ему большие, плотно упакованные, связанные между собой пакеты.
– Довольно! – сказал Васо, чувствуя, что больше ему не донести, и пошел к берегу.
Он трижды возвращался за ношей, пока, наконец, сидевший в лодке не передал ему последнее – тяжелый продолговатый ящик.
– А это – смотри, осторожно, – предупредил он.
Выйдя на берег, Васо тихо спросил в темноту:
– Хута, готово?
– Сейчас, – ответили из кустов.
Потом все стихло.
– Что ты стоишь, ишак? – это был голос брата. – Давай переносить! – Васо взглянул в сторону лежавших тюков и услышал со стороны Гульрипша три медленных удара совхозного колокола. И сейчас же со стороны мыса захлопали выстрелы. Вспыхивающие огоньки перебегали по берегу, быстро приближаясь к совхозу.
– Собаки! Нет от них покоя! – зло прошептал Христо и заторопил брата: – Скорей, скорей!
Пригибаясь под тяжестью ноши, они начали перетаскивать свертки к глухой чаще буксуса и сбрасывать их в глубокую нишу в густой листве.
Луч полевого прожектора прижал их к земле. Узкая, слепящая полоса света лизнула кустарник и застыла, как бы пытаясь через сетку моросящего дождя что-то рассмотреть.
– Погибли! – с отчаянием шепнул Васо.
– Молчи, ишак! – бросил Христо, вжимаясь в траву… – ищут, потому что не знают!
Постояв на месте, луч, медленно ощупывая берег, пополз вправо и ушел в море.
Христо еще раз проверил, не осталось ли чего-нибудь в траве, заложил нишу ивовым переплетом и толкнул брата.
Короткими перебежками они достигли дороги, но на нее не вышли, а залегли в кустах. Выстрелы прекратились, было тихо. Не переставая шелестел по листьям дождь, да через короткие интервалы сзади бухал прибой. Послушав, они теперь уже смелее молча двинулись дальше. Только когда впереди зачернели коробки домов, Васо спросил:
– А где Эмухвари?
– Ушел! – бросил повеселевший Христо. – Успокоятся зеленоголовые, тогда возьмем груз.
У крайнего, стоящего на сваях, дома они остановились. Христо тихо постучал в темное окно. Дверь отворилась. Там, видимо, их ждали.
10
Последние три часа пути прошли суматошно. Майсурадзе охотно рассказывал о достопримечательных местах, переплетая небылицы с действительностью. Делал он это так искусно, что даже скептически настроенный Жирухин только крякал от удивления. Сочинские и сухумские старожилы укладывали вещи.
В открытые окна врывалось теплое, напоенное солнцем, солоноватое, смешанное с запахом гниющих водорослей, дыхание моря. Поезд медленно шел вдоль берега, как бы желая дать насладиться этим буйным разгулом весны. Белая пена прибоя пузырилась на мелкой гальке. Радостными были и конец пути, и солнце, и море, и зелень, и ветер. Казалось, все будет хорошим и светлым, как этот день.
Во всяком случае, так казалось Елене Николаевне, стоявшей у окна, и она улыбнулась подошедшему к ней Константиниди.
– Как здесь чудесно! – глубоко вздохнула она.
Поезд все больше и больше приближался к Сочи. За Дагомысом он свернул в горы. Море осталось где-то справа. Стало прохладней.
Елена Николаевна с волнением всматривалась в мелькавшие станции с поэтическими названиями – Шапси, Макапсе, Аше, Лоо, Уч-дере, Дагомыс и, наконец, Сочи. У одноэтажного здания с низко опущенным над перроном деревянным куполом поезд остановился. Солнце уже шло к закату.
Майсурадзе, Жирухин, Константиниди, Сергей Яковлевич и Строгов еще раньше договорились ехать дальше вместе, включив в свою компанию и Русанову. С вокзала все направились в гостиницу «Ривьера», чтобы там переночевать, а утром выехать автобусом в Сухум.
Хотя дорога утомила, но после ужина, глядя на вечерний город, они решили побродить по слабоосвещенным безлюдным улицам.
Сочи был маленький провинциальный запущенный к не особенно опрятный городок. Пройдя через мост над широким руслом высохшей речки и миновав центр, компания вышла к морю. Рейд был пуст, только у берега тихо покачивались небольшие рыбацкие баркасы. На одном из них низкий мужской голос тянул негромко мелодию.
К ногам, шурша по камням, катились ленивые волны прибоя. Ветер улегся.
– Курорт! – пробормотал Жирухин.
Иронию, с которой он это сказал, уловили все, но он уже с раздражением повторил:
– Курорт, черт его возьми. А как была дыра, так и осталась. Пристанище стареющих купчишек и их жиреющих подруг. Курорт! – он плюнул. – А что бы пообедать, надо стоять часами в очереди.
– Будьте справедливы! У государства есть более важные и неотложные задачи. Поверьте, настанет время – и мы с вами станем восторгаться санаториями и здравницами, которые вырастут на этом самом месте, – сказал Строгов. Он говорил спокойно, желая сгладить неприятное впечатление от злобной вспышки Жирухина.
– Конечно, конечно! – с иронией отозвался Жирухин. – Мы подождем! И когда-нибудь стариками приедем сюда. Когда меня или вас разобьет паралич или другая страшная болезнь старости, – добавил он. – Мы будем сидеть, а вернее лежать в роскошном санатории, и, поверьте, нам будет наплевать на эти дворцы.
– Возможно и так, но наши дети пожнут то, что посеяли мы.
– У меня нет детей! – зло оборвал Жирухин.
– У меня их тоже нет, но во имя грядущего лучшие люди отдавали свои жизни.
– Не убедите вы меня, Николай Павлович. Мы не на собрании. Я инженер и за свою работу имею право на элементарный комфорт. За границей…
– И мы построим такие курорты и даже лучше, но только для всех, а не для кучки сытых. Неужели вы не понимаете таких элементарных вещей? – с укоризной покачал головой Строгов.
Но Жирухин досадливо махнул рукой.
– Агитация! Как это говорил Базаров? Мужик будет в белой избе жить, а из меня в то время уже лопух станет расти.
– Пора домой, товарищи! – вмешался Сергей Яковлевич и бросил на Строгова недовольный взгляд. Но того уже нельзя было удержать.
– До лопуха вам еще далеко, – сказал он ядовито. – Еще успеете понежиться в санаториях. Да я и не знаю, чем вы жертвуете для мужика.
Все молча пошли в гостиницу.
Поздно ночью Обловацкий позвал Строгова в сад при гостинице и там отчитал его.
– Ты, видимо, решил перевоспитать этого брюзжащего специалиста? – спросил он Строгова с вежливой иронией.
– А ты считаешь, что я должен ему поддакивать? – пытался защититься Строгов.
– Ты на работе, едешь по важному заданию, борешься с врагом. Зачем тебе надо заниматься агитацией? Кто знает, кем окажется этот инженер? Быть может, это осколок шахтинцев или промпартии. Такой же озлобленный, может быть саботажник, вредитель, случайно не раскрытый. Заговорил откровенно, прорвалось что-то злое, приоткрылось его лицо. А ты его насторожил, он замкнулся. А может быть, он имеет отношение к нашей задаче.
– Ты предполагаешь?
– Ничего я не предполагаю, я не мнителен. Но человек с таким настроением, с плохо скрываемым раздражением, возможно, не стоит в стороне от борьбы.
– Интересно, что привело его в Абхазию. Строительство или что-то другое?
Утром рейсовой машиной Союзтранса попутчики выехали дальше. На привилегированных местах рядом с шофером сидели Елена Николаевна и Майсурадзе.
Рябило в глазах от подъемов, спусков и поворотов, то уходящего, то приближающегося моря. Разбитая, много лет не ремонтированная дорога петляла в заросших лесом горах.
В районе Адлера автобус круто повернул влево и, пройдя большую равнину, снова вошел в горы.