Священный лес
— Но эта татуировка для красоты, должно быть, мучительнее мужской.
— Охотно, — отвечает он, — но они об этом не знают и, главное, не надо им говорить.
Мужчины по очереди танцуют перед девушками и складывают к их ногам подарки, которые тут же запирают матроны. Иногда какой-нибудь охотник кладет на плечо девушке ружье, заряженное холостым патроном, и стреляет в воздух: этот заряд пороха подарен ей.
Когда щедрость мужчин начинает иссякать, виновницы праздника внезапно окружают юношу: он должен сделать подарок или убежать в чащу. В развлечения девушек входит «набрасывание кольца». Мне оно кажется очень забавным, пока я сам не становлюсь его жертвой. Мужчина, голова которого зажата предательски наброшенной петлей из лиан, увешанной бахромой из рафии, должен, чтобы освободиться, протанцевать, не забывая преподнести ритуальный подарок.
Оркестр калебас иногда смолкает, чтобы дать девушкам время перевести дыхание. Но садиться на землю им нельзя. Две женщины садятся, прислонившись к хижине, и вытягивают ноги, на которые ложится девушка. Другие женщины укрывают се и обмахивают.
— Это другие жены ее мужа, — говорит мне Вуане.
Так я узнаю, что большинство девушек еще до входа в лес предназначены тому или иному мужчине и что их родители уже получили выкуп.
Из прохода между двумя хижинами спокойно выезжает на своем новом велосипеде Коли и садится рядом с нами. Он сегодня совсем не показывался. В честь его прибытия танцы возобновляются, девушки надают ниц перед ним.
— Среди них шесть для меня, — доверительно сообщает он мне.
— Шесть из двадцати трех, а у тебя и так больше двухсот жен.
— А их никогда не бывает слишком много. Чем больше у тебя жен, тем ты могущественней, тем меньше заговоров против тебя.
II он указывает нам на бородатого человека в шортах, тропическом шлеме и ботинках на гвоздях. Мы уже приметили его как неутомимого танцора, раздарившего целое состояние.
— Видишь? Это мой брат. Ему хотелось бы запять мое место. Уже шесть лет он устраивает заговоры против меня, но теперь все в порядке… У тома всегда происходят какие-нибудь истории, но когда ты хитер, это неважно… Йес, сэр!
— Ты говоришь по-английски?
— Я шесть лет прожил в Либерии.
Вуане был прав: мы, вероятно, найдем в Коли ценного союзника.
В кажущемся беспорядке празднества постепенно вырисовывается тема танца. Девушки, в одиночку или группами, изображают мимикой главные занятия племени. Одна, вооружившись деревянными саблями, красной и зеленой, быстрыми ударами рассекает воздух, подражая жестам воинов. Вторая, с пальмовой метлой, убирает хижину. Другие, согнувшись, поднимают целину или с тазами в руках занимаются стряпней. В следующих танцевальных номерах я узнаю пародийное изображение примечательных событий, например визита кантонального вождя. Девушка в большом вышитом бубу и в красной феске поверх колпака обходит хижины, а за ней следуют все остальные, изображая жен. Все они по очереди выступают в роли фаворитки, держащей руку на плече мужа.
Две девушки, лица которых по-прежнему скрыты черной бахромой, появляются на площади ряжеными: одна — в безупречно белом костюме, другая — в платьице европейского покроя. Вуане подходит и толкает меня локтем.
— Смотри, — говорит он, — это виги.
Я вопросительно гляжу на него.
— Виги — это белые. Это слово означает «тяжелые, как камни»… Такие, которые не сдвинешь.
По походке и позам танцующих я без труда узнаю в этой пародии коменданта округа и его жену. Та, что изображает мужчину, даже держит карандаш и записную книжку, в которой она без устали царапает — письмо в глазах тома самое удивительное из занятий белых. Им подают стол и стулья; мужчина продолжает писать и собирать налоги, их приносят остальные танцовщицы, которых сопровождают две девушки, вооруженные подобием бичей, — они изображают окружных стражников.
— Они хорошо подражают белым, — говорю я Вуане.
— Да, это настоящие виги. А знаешь, как они зовут вас?
— Ну?
— Виги-виги.
— А почему?
— Вы делаете все, что хотите. Вас никак нельзя сдвинуть. Вы видели все тайны.
Во время относительного затишья мы усаживаемся в тени. Вуане выглядит очень возбужденным от этого дня танцев.
— Я не понимаю… — начинает он.
Мы смотрим на него.
— Как вы можете так долго оставаться без женщины. Тома не мог бы…
— Что ты нам предлагаешь? — говорит Тонн.
— Нужно крутануть очаровательную.
Смысл этого неологизма ясен, но мы не считаем нужным объяснять Вуане, что помимо всяких личных соображений нами руководит нежелание задеть обостренную чувствительность тома.
— Мы даже не сможем с пей поговорить…
— Я не могу сделать это за вас, — отвечает Вуане. — У тома нет посредников. Если ты хочешь женщину, ты должен выпутываться сам. Это нетрудно: ты говоришь: «нба га во» — «ты красива», и женщина сразу все понимает.
Вуане продолжает вдалбливать нам галантный лексикон тома.
— По надо записать все это, — говорит он вдруг строгим тоном, — ты забудешь.
II на нолях этнографических заметок мы записываем под его диктовку целую серию наивных и откровенных вопросов и ответов.
* * *Я немного отупел от ритмичного шума оркестра калебас и ухожу ненадолго за хижину Коли, в маленький двор, огороженный каменной стеной, чтобы подумать о смысле этого празднества.
То, что у женщин есть тайные церемонии, которые можно сравнить с обрядами, посвященными Афви, явилось для меня открытием. Значит, женщины тоже организованы в тайный союз с такой же иерархией, как в мужском. Но если в Афви, видимо, воплощены все живые силы тома и всего леса, женщины взывают к смерти. В их магии нет никаких устрашающих масок; ни ограда, ни символические врата не отделяют их священный лес от окружающей бруссы. Даже во время публичных церемоний талисманы женщин скрыты под накидками, в то время как, например, Воллолибеи может видеть любой, когда процессия идет по деревне. Для девушек обряд посвящения состоит в эксцизии, татуировка же отвечает только их эстетическим запросам. Напротив, обрезание у мужчин мотивируется лишь гигиенической необходимостью, и только татуировка превращает подростка в совершеннолетнего. Магия мужчин непрестанно проявляется внешне, магия женщин совершается скрытно, в тени. Все, что на виду, не имеет для них почти никакой ценности.
Таким образом, у тома существуют два мира, дополняющих друг друга. Этот дуализм обнаруживается в большинстве обрядов тома. Талисман начала земли — «громовой камень» — называется Зази или Белимасаи, в зависимости от того, кто — женщина или мужчина — прибегает к нему. Хранителю леса Бакорозине (буквально: тело-мужчина) соответствует Бакорозаи (тело-женщина). Во время празднеств инициации Воллоли-беи-женщина из Тувелеу соединяется с мужским партнером из соседней деревни.
Еще у пиаров на Ориноко я наблюдал, что среди инструментов, на которых исполняют священную музыку, имеются два вида флейт и больших барабанов, слегка различных между собой; индейцы называли их мужскими или женскими.
Эта первоначальная дифференциация полов, по-видимому присущая всем примитивным обществам, естественно служит отправной точкой для их систем классификации и смыкается, не будучи сформулированной, с китайской космогонией, даосизмом, основанным на признании двух начал, мужского и женского, без соединения которых не могла бы существовать всеобщая гармония.
Исходя из этой структуры общества тома можно уточнить роль, которую играет в нем женщина. На первый взгляд кажется, что полигамия и патриархальный строй обеспечивают верховенство мужчины. Это он передает имя своего клана, ниен, детям. Ревнивый к своим прерогативам, он стремится всемерно утверждать свою власть, но я смог констатировать, что по сути дела она весьма ограниченна. Положение женщины отнюдь но столь плачевно, как может показаться при беглом наблюдении. Уже простой анализ разделения груда свидетельствует об этом. Тома-мужчина должен расчищать участок в лесу, обрабатывать землю, строить хижину, ткать хлопок, заготовлять дрова, женщина же — сеять, ухаживать за посевами, готовить пищу, прясть, доставлять воду. Если вспомнить, что у каждого мужчины но меньше четырех жен, следует признать, что некоторое равновесие сил здесь соблюдается.