Приключения моряка Паганеля часть I - "Боцман и Паганель или Тайна полярного острова." (СИ

Старик молча взирал на разошедшегося боцмана и его волнение выдавала лишь напряжённая поза и сжатые бледные губы. Пожалуй на редкость своевременным оказалось вмешательство Гены Эпельбаума, принявшего на себя роль миротворца. Он успокаивающе похлопал по широкой спине прокурорствующего боцмана и подчёркнуто вежливо, слегка поклонившись обратился к застывшему, аки соляной столб норвежцу. Говорил Генрих Оскорович по немецки бегло и слегка грассируя. Как не без зависти позднее заметил Устиныч на настоящем хох дойче.
Боря с Ромой с недоумением взирали на происходящее. Борька даже полушёпотом спросил у меня, как у неизменного спутника Устиныча, могущего обладать упущенной ими информацией: «Так что, дед этот немец что ли?» Я нерешительно кивнул: «Не исключено. Во всяком случае Бронислав с Геной так думают». В конце концов непонятный старец с усилием разомкнул свои словно склеенные уста и произнёс всего одно слово: «Битте». При этом он сделал несколько неподходящий для его облика и окружающей обстановки по джентльменски изящный пригласительный жест в сторону сарая, словно это была не дощатая развалина,(впрочем из небольшой железной трубы на покатой крыше уютно вилась струйка дыма) а как минимум симпатичный домик где нибудь в Тирольских Альпах. Мы вошли в сарай, ожидая увидеть убогое пристанище одинокого старика и остановились у порога едва войдя внутрь. Челюсти наши как по команде отвисли, выражая удивление и восхищение.
Приют седого отшельника в его внутренней части являл собой полную противоположность тому, как он выглядел снаружи. Старец был явно не чужд комфорту и обладал неплохим вкусом, как выразились бы в 21 веке:«Гросфатер не слабо шарит в креативном дизайне жилого пространства». Это был настоящий охотничий домик, обшитый внутри деревянным брусом. Стены были завешены искусно сшитыми коврами из однотонных песцовых и пёстрых нерпичьих шкур. В углу просторная лежанка была накрыта одеялом, на производство которого пожертвовали свои непростые жизни пара-тройка белых полярных волков. На полу красовался апофеоз этого торжества охотничьего искусства – шкура огромного белого медведя – урсуса маритимуса с устрашающе разинутой чёрной пастью и многообещающим оскалом мощных, жёлтых клыков. Над лежанкой висел охотничий карабин – верный помощник хозяина в коллекционировании всего этого великолепия.
Другой центральной частью этой незабываемой экспозиции был стол, сработанный из пустотелых корпусов морских мин. Как позже объяснил мне изрядно сведущий в военно-морских делах Бронислав Устиныч это были оболочки немецких мин LMB – трёхметровые торпедообразные дуры с хвостовым оперением, как у авиабомбы(для сбрасывания с самолёта на парашюте). Цилиндрическая часть корпуса мины, кроме отсека взрывного устройства, изготавливалась из водостойкой пластифицированной прессованной бумаги (пресс-штофа). (Это были мины неконтактного действия и устанавливались на небольших глубинах у берегового шельфа. Они срабатывали, когда над ними проходил корабль или судно. Подрыв на глубине до 40 метров под корпусом корабля 700 килограмм гексонита (смесь гексогена и нитроглицерина. Мощнее тротила на 40-45 %) приводил к весьма печальным последствиям.)
Корпуса двух этих милых игрушек были аккуратно распилены посредине, укорочены и установлены по бокам деревянной столешницы с опорой на хвостовое оперение. Срезы их куполообразных вершин, каждая высотой с полметра были закреплены на верху стола, образовывая как-бы одно целое со своими нижними частями. Оригинальность дизайнерского решения заключалась в том, что мины как бы протыкают поверхность стола, в то же время являясь его неотъемлемой частью.
Апофеоз этого прорыва в мебельном деле являло собой кресло, скорее напоминающее трон. Материал всё-тот же – морская немецкая мина LMB укороченная вдвое в верхней своей части и распиленная вдоль играла роль спинки. Нижняя часть с хвостовым оперением было искусно приспособлено под сиденье. Задрапированное накидкой из сшитых выбеленых шкурок полярного песца, оно производило мощное впечатление. Конусообразная высокая спинка и сиденье укрытые белоснежным мехом привели бы в восторг какого-нибудь маркграфа, владетеля средневекового замка. Хозяин этого чудесного жилища всё тем же странным, изысканным жестом пригласил нас садиться на стоящую с противоположной от кресла стороны стола длинную, укрытую мягким, желтоватым мехом скамью. После чего подошёл к небольшой чёрной печке явно фабричного производства с круглой плитой наверху. Печь по видимому растапливалась шпицбергеновским углём, наполнявшим большое цинковое ведро, стоящее тут же.
Старик снял с плиты эмалированный красный кофейник(как будто ждал гостей), источавший дивный запах арабики и водрузил его на свой экзотический стол. Из правого минного полушария словно из диковинного буфета он добыл несколько стограммовых граненных стаканчиков в серебренных подстаканниках, а так же фарфоровую сахарницу с рафинадом и горсть чайных ложек. Ложки он вынул из яркой жестяной коробки с арабской вязью и кофейными зёрнами на этикетке. Судя по ассортименту сервировки наш отшельник всё таки принимал иногда гостей. Впрочем, согласно морской лоции, в описании острова Медвежий значилось, что остров обитаем и на нём проживает, как минимум 7 человек.
За кофепитием наше общение с удивительным хозяином этого впечатляющего жилища поневоле обрела мирный оборот. Бородач сказал, что зовут его Верманд Вард и он норвежец, хотя когда то в молодые годы действительно жил и учился в Германии. О существовании грота и немецкой, времён войны инфраструктуры в нём разумеется знает, но в подробности вдаваться не хочет, потому как наша бравая команда, скорее всего случайно оказавшаяся в гроте, даже не представляет в какое мутное дело она влезла.
Где то с год назад в подскальных шхерах появились новые самозваные распорядители. Новые хозяева грота (по его словам, люди с неизвестными целями и неопределённым гражданством) гостям рады не будут и церемонится с ними уж точно не станут. За ними, судя по их оснащению и наисовременнейшей технике, которую они используют, стоят весьма серьёзные деньги и интересы. Дилетанты вроде нас должны держаться подальше от чужой игры подобного уровня.
– «Складно ты говоришь, Верманд» – вступил Устиныч по немецки. «Правда жути нагнал, а ничего конкретного не выдал. А как же с дрезиной вышло? У этих твоих новых хозяев грота, что не нашлось более эффективного способа с нами разобраться?» Седобородый Верманд смущённо пожал плечами: «Вам, русские, повезло, что эти деловые ребята сейчас в отсутствии. Дрезина пущенная под откос моя работа, уж простите. Я хотел для вашей же пользы остудить ваши горячие славянские натуры. Просто не видел другого способа вас образумить. Даже если бы кто то пострадал от встречи с дрезиной это, поверьте мне, была бы малая кровь, которой вы не отделаетесь если встретите тех кого не поминать бы к ночи».
– «Круто», буркнул Устиныч. «Хороший же ты способ выбрал предупредить людей об опасности. Что просто поговорить нельзя было? Мы, что по твоему деревянные лбы, слов не понимаем?» Старик пристально посмотрел на боцмана из под лохматых бровей: «Да ведь и ты, моряк, не слишком откровенен. Вас кто-то навёл на грот. Сами вы в жизни бы не догадались. И этот кто-то тоже использует вас, незадачливых простаков в своей игре истинный смысл которой нам с вами неведом».
Бронислав Устиныч задумчиво погладил пышные усы и после короткой паузы произнёс: «Ну вот что Верманд, хватит страшилок. Ты нас предупредил – мы услышали. То, что мы меж двух огней встряли нам и до тебя понятно было. Используют нас или нет уже дело второе. В этой, как ты говоришь мутной игре мы волей неволей стали третьей стороной и стороной активной. Кроме прочего, извини за каламбур мы слишком „глубоко влезли“ и обратной дороги не будет. Как говорится в серьёзных заведениях: „Cтавки сделаны, господа“ .Спрошу прямо: „Намерен ли ты помочь нам вытащить на свет божий как можно больше достоверной информации о новых хозяевах грота или выберешь сторону невмешательства, что вполне простительно в твои годы“».