Остров Рапа-Нуи

Едва мы причалили к тому месту, которое нам указывал Петеро, как нас окружили дикари, толкаясь перед нами в утренней полутьме и предлагая нам копья с кремневыми остриями, весла и старых идолов; между тем, холод и бурный ветер все усиливались; низкие тучи, казалось, ползли по самой земле.
Следуя приказу командира, доставивший нас сюда вельбота возвратился опять к фрегату. Два мои товарища с ружьями отправились искать кроликов к тому участку, который накануне указал нам датчанин, я же остался один; мои новые хозяева окружают меня все теснее и теснее, кругом меня — груди и тела, посиневшие от татуировки, длинные волосы, странные улыбки, белые зубы и печальные глаза, — глаза, яблоко которых стало еще белее от обрамляющего его темно-синего рисунка. Я дрожу от холода в своей легкой одежде, отсыревшей от морских брызг, и нахожу, что под этим пасмурным небом день наступает очень медленно. Кружок дикарей тесно сомкнулся; одни из них подают мне свое копье или идола, другие вполголоса напевают что-то вроде жалобной заунывной мелодии, аккомпанируя себе покачиванием головы и спины, точь-в-точь, как это делают большие медведи, стоя на задних лапах… Я понял, что они безопасны, что они только с первого взгляда кажутся страшными, в действительности же детски кротки; они не внушают мне никакого страха; они безразличны для меня; но при мысли, что я первый раз в жизни попал на остров Великого океана, при сознании, что я никогда до сих пор не испытывал на себе таких взглядов, как теперь, да еще на пустынном берегу и в темное время, при мысли об этом меня охватывает инстинктивный ужас, и пробегает по телу неприятная дрожь…
Ритм песни ускоряется, движение голов и спин — тоже, голоса становятся хриплыми и низкими; к свисту ветра и реву моря присоединяются еще сильные дикие вопли и бешеные танцы. Вдруг все разом обрывается и замолкает. Круг размыкается и танцоры расходятся. Чего все они хотели от меня? Что это? Ребячество ли с их стороны, заклинания ли, желания ли благополучия при встрече, кто знает?
III
Старик, весь татуированный, с украшениями из черных перьев на голове, без сомнения, какой-нибудь начальник, берет меня за руку, Петеро за другую, — и оба бегом увлекают меня за собой, а толпа следует за нами.
Татуировки вождя на о-ве Пасхи.
Мы останавливаемся перед одним из соломенных жилищ, которые, точно спины лежащих животных, виднеются повсюду, между скалами и песком. Женя приглашают войти, что я должен сделать на четвереньках, прокрадываясь, подобно кошке, которая перелезает какую-нибудь лазейку, так как дверь, вровень с землей, охраняется двумя гранитными божествами, величиной около двух футов, и похожа на круглую дыру. Внутренности не видно из-за толпы, которая здесь остановилась и бросает вокруг себя тень; стоять прямо — внутри невозможно, а спустя несколько минут, в этой берлоге образуется такой спертый воздух, что дышать становится решительно нечем.
Вход в жилище вождя.
Меня приглашают сесть на циновку, рядом с женой вождя и его дочерью; предложить мне что-нибудь в подарок они не могут и передают это известие мимикой; я понимаю, что они в этом извиняются. Теперь мои глаза немного попривыкли к темноте, и я вижу, что вокруг нас копошатся кролики и кошки.
В это утро мне предстоит сделать еще несколько подобных же визитов, чтобы удовлетворить почетных жителей острова, и я проникаю ползком вглубь множества темных жилищ: толпа ходит вслед за мной, теснит меня своей грудью, бедрами, нагими и татуированными; мало-помалу, я пропитываюсь запахом зверя и дикаря.
Мои новые знакомцы с удовольствием променяли бы своих идолов, палицы, копья на одежды и предметы, привлекающие их внимание. Деньги, конечно, им вовсе не нужны: они, пожалуй, пригодились бы им в качестве украшения к ожерельям; но стеклянные бусы дикарям особенно нравятся.
Между тем наступил день, тучи рассеялись, а вместе с тем изменилось и зрелище; остров, сильнее освещенный, более реальный, стал менее зловещим, и я начинаю к нему привыкать.
Намереваясь произвести торговлю, я вытаскиваю все, что было в моих карманах: носовой платок, спички, памятную книжку и карандаш; решаюсь освободиться даже от своей гардемаринской тужурки, чтобы получить взамен ее своеобразную палицу, украшенную чем-то вроде головы Януса, с двойным человеческим лицом, и продолжаю прогулку уже в одной рубашке. Я попал прямо-таки в толпу детски наивного народа: старые и молодые не устают смотреть на меня, слушать меня, следовать за мной, несут передо мной мои различные приобретения: идолов, оружие, не переставая в то же время напевать свою заунывную мелодию. Подумаешь, какое впечатление произвело наше прибытие на обитателей этого уединенного острова! Иначе, впрочем, и быть не могло, когда в продолжение 10 лет на всей безграничной громаде соседних вод здесь не видали ни одного паруса.
В следующем за мной на приличном расстоянии кортеже я приобрел уже несколько друзей, числом пятерых: во-первых, Петеро; затем, двух молодых юношей, Атаму и Хуга, и двух молодых девушек, Марию и Иуаритаи. Девушки голые и только в некоторых местах прикрыты небольшим поясом; тело их было бы почти белое, без загара от солнца и моря, если бы не легкий медно-красный оттенок, составляющий отличительный признак этой расы. Длинная синяя татуировка причудливого и тонкого рисунка тянется по ногам и бедрам; она сделана, без сомнения, в расчетах придать еще более красоты стройному телу. Мария, — окрещенная миссионером еще ребенком — как странно слышать это имя на острове Рапа-Нуи! — по росту, свежести и зубам напоминает молодую богиню; а Иуаритаи со своим тонким, изящным носиком и большими робкими глазами — настоящая красавица. Волосы ее, окрашенные в красный цвет, причесаны старинным манером и убраны зеленой травой…
Боже мой, как бежит время! Уже десять с половиной часов; время возвращаться на борт к завтраку; вот я вижу вельбот: он переезжает пояс рифов и направляется к нам. Оба мои товарища возвратились с охоты в сопровождении свиты; слышно пение. Они убили несколько белых чаек, которых и раздали женщинам; кролика же — ни одного. Какие мы все трое плохие комиссионеры! А большие статуи, которые мне было поручено найти? Я о них и забыл!..
Иуаритаи.
IV
На борту нас встретили очень хорошо, а офицеры заинтересовались всеми привезенными мною вещами.
Я не сижу на месте и после полудня возвращаюсь на сушу к своим диким друзьям.
Ветер не прекращается; вероятно, он коротко знаком этому острову, так как последний лежит в той стране, где южный пассат дует со всей силой. На небе остались одни обрывки бурного утреннего покрова, и показалось солнце в синеватой глубине, — палящее солнце, так как мы ведь недалеко от тропика. Когда я подъехал к берегу, то заметил, что на острове — сонное царство, час полуденного отдыха, и мои пятеро друзей, сидя на камнях, из вежливости ожидали меня с очень сонными глазами. Я сам бы с удовольствием уснул на несколько минут; но как отыскать хоть небольшую тень для головы в такой стране, где нет ни одного деревца, ни одного зеленого кустика? После небольшого колебания я обращаюсь к начальнику с просьбой приютить меня на минуту и, став на четвереньки, прокрадываюсь в его жилище. В нем очень душно; лежат врастяжку тела. Под этой кровлей, видом и вместимостью похожей на опрокинутую лодку, живет начальник со своим семейством: женою, двумя сыновьями, дочерью, зятем и внуком; затем, здесь же обитают: кролики, куры, семь гадких кошек с удлиненными рыльцами и высокими ногами и масса котят. Меня укладывают спать на камышовом ковре; из уважения, хозяева один за другим удаляются и ложатся в другом месте; я остаюсь под надзором Атаму, который омахивает меня мухогонкой из черных перьев, и засыпаю.