Второй арап Петра Великого
Сцена седьмая
Уроки поэтической географии
Но Пётр был велик даже в своей немилости. Он никого не лишил ни званий, ни голов. Понимая, что ребята просто засиделись на месте, он направил их, куда подальше, заниматься любимым делом: Змаевича — в Воронеж, строить галеры для будущей турецкой войны, а Крушалу и Владиславича — в Китай. С секретной миссией, разумеется.
Новое задание Петра состоял о в том, что наши герои должны были прибыть в Китай, всё там хорошенько разведать и подписать с китайскими властями договор об установлении границ, ещё неведомых — но уже спорных, а также наладить взаимную торговлю и проложить торговый путь из Санкт-Петербурга в Пекин. Савва Владиславич, за презентабельный вид, был назначен послом, а Иван Крушала — секретарем посольства.
Восьмого января 1725 года посольство двинулось в путь, а двадцать первого октября, следующего, 1726 года прибыло в Пекин.
Несмотря на то, что российское посольство было с большим почётом принято императором Поднебесной, переговоры с представителями Циньской империи начались очень тяжело. С октября 1726 по апрель 1727 года состоялось свыше тридцати конференций с китайскими уполномоченными и две аудиенции императора Инь Чжэна, не давшие ровным счётом ничего. Главным камнем преткновения был вопрос о границах. Циньская империя выдвигала претензии на заселенные российскими подданными территории, которые в действительности никогда в прошлом владениями Китая не являлись, а Россия отстаивала принцип: «каждое государство владеет тем, что у него есть» — настаивая на фиксации сложившегося положение вещей. Переговоры медленно, но верно, заходили в тупик. И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, всё переменилось. Китай согласился на все условия России и двадцатого августа 1727 года на реке Буре был подписан «Буринский трактат о разграничении». А двадцать первого октября на его основании уполномоченные стороны составили новый договор, проект которого был направлен в Пекин на утверждение. Обмен текстами состоялся четырнадцатого июня 17 28 года на реке Кяхте, в связи с чем, он известен в истории как «Кяхтинский договор».
Этот договор, заложивший правовую основу взаимоотношений России и Китая, и действовавший вплоть до середины XIX века, зафиксировал границу между двумя странами по реке Аргунь. Дал российским купцам возможность вести свои дела с Китаем. Установил принципы беспошлинной трансграничной торговли и юридически оформил существование в Пекине Русской духовной миссии.
Как это могло произойти? Почему почти провалившаяся миссия завершилась полным, невероятным успехом? Просто, пока посол Савва Владиславич препирался с китайскими чиновниками, секретарь посольства занимался совсем другими вещами. Дело в том, что в начале XVIII века в Китае существовала весьма влиятельная миссия иезуитов. В Пекине и в прибрежных городах насчитывалось триста католических храмов. И хотя, в 1722 году иезуиты были изгнаны из Китая, их связи или точнее, агентура при императорском дворе, всё ещё пользовалась серьезным влиянием. Вот эту-то агентуру и решил подключить иезуит Крушала к решению возникшей проблемы. Какими методами убеждения он действовал — неизвестно, но результат превзошёл все ожидания. Конечно, это всего лить версия, и как полагается в таком, столь деликатном деле, как шпионаж, о делах Крушалы в Китае сохранились лишь намеки, да туманные напоминания. Но если с этой версией согласиться, тем более, что других всё равно нет, придётся признать, что наш аббат обладал таким влиянием в ордене, такими полномочиями, что агенты иезуитов беспрекословно помогли ему во всём. Даже в открытии в Пекине первой православной миссии.
Помимо всего прочего, Кяхтинский договор, также создавал Великий чайный путь, начинавшийся в городе Ухань, и дальше шедший по маршруту: Тяньмынь — Пекин — Урга (ныне Улан-Батор) — Иркутск — Красноярск — Новосибирск — Тобольск — Соликамск — Нижний Новгород — Ярославль — Владимир — Москва — Санкт-Петербург Смысл этой затеи заключался в том, что Россия фактически получала монополию на торговлю китайским чаем в Европе.
В двадцатые годы XVIII столетия Китай становился всё более и более закрытой страной. Циньский двор проводил политику самоизоляции, сворачивания торговых связей с другими странами, в первую очередь с Англией и Голландией. Понятно, что всё это сказалась на торговле чаем. До середины XIX века, когда англичане начали развивать чайное производство в индийских, и цейлонских колониях, чай закупался исключительно в Китае. Теперь, после подписания Кяхтинского договора, европейцам приходилось бы покупать чай в Санкт-Петербурге. Пожалуй, это было даже поважнее границ. Никогда, ни до, ни после, Россия не совершала столь выгодной торговой сделки.
Подписав договор, посольство отправилось домой, и к концу 1728 года уже прибыло в Санкт-Петербург. Интересно, что путь в одну сторону у него занял двадцать два месяца, а в другую — только четыре.
Вернувшись в столицу, Крушала узнал печальную весть о том, что ещё три года назад, ровно через месяц после того как они отправились в путь, восьмого февраля 1725 года умер Император Всероссийский Пётр Алексеевич.
Лишившись его железной воли, русский двор на шестнадцать лет погрузился в интриги, заговоры и безудержное веселье, перемежавшееся казнями и пытками неудачливых сановников. Семнадцатого мая 1727 года, не дожив, до сорока четырех лет, скончалась и его супруга — Императрица Екатерина I. В тот же день на трон был возведён одиннадцатилетний Пётр II, а «птенцы гнезда Петрова» схватились в смертельной схватке за власть. Таковыми по возвращении застал Крушала двор и его «злобу дня».
Докладывать об успехах было некому. Разве что «восковой персоне» — созданной скульптором Растрелли из воска и дерева, фигуре покойного императора.
Давшийся такой ценой договор был отправлен в архив, а торговый маршрут из Петербурга в Пекин, похоже, никого не волновал. Не видя возможности хоть кого-нибудь заинтересовать докладом о своей поездке, Иван Крушала, с изящной издёвкой, представил свой отчет в воде сонета:
Мой путь из Ингрии в Москву был льдом покрыт.Владимир, Муром с Нижним и Окою,Оставит с Волгою бездонной за спиною,Где черемис-поганин в сердце яд таит.Брегами Вятки и Перми в долинуСуровой Камы — рек солёных сбор,Лесами темными среди Рифейских гор,Снегами вечными, сквозь ужас и кручину.Я, ног не замочив, Обь и Тобол прошёл.Я видел Енисей, Сибири целину,Барабинской пустыни ширину.Красу Имайских гор. Тунгуску. Путь мой вёлВокруг МонголииВ Даурский бедный край,Правей Кореи, я вступил в Китай.Стена ВеликаяГде высится от века, —Предел татарскому коварному набегу.Несмотря на поэтическую форму, сонет отличается точной топографией и детально сообщает маршрут движения посольства. В путь из Санкт-Петербурга, расположенного в Ингрии (сейчас Ленинградская область) они отправились в рождественскую стужу. В те времена, не доверяя переменчивому российскому лету, путешествовать, предпочитали зимой, по твёрдому санному пути. Прибыв в Москву, посольство по владимирскому тракту, через Владимир и Муром, направилось в Нижний Новгород, где переправилось через Волгу. Там Крушала познакомился с черемисами или марийцами — финно-угорским народом, в то время отчаянно сопротивлявшемуся обращению в христианство. Репутация у черемисов была сомнительная. Ещё известный немецкий путешественник XVII века Адам Олеарий описывал их как вероломный, разбойничий и чародействующий народ. Поэтому, в выражении «в сердце яд таит» нет ничего опоэтизированного, так оно и было.
