Мир между нами (СИ)

Доктор Мори произвел на Адама неоднозначное впечатление. То есть, впечатление он, конечно, произвел хорошее — тот самый случай, когда сделанные после первого знакомства выводы не соответствуют действительности. Коллеги уважали его, несмотря на то, что он, похоже, был самым младшим среди врачей. С докторами Вивиан беседовал вежливо и дружелюбно, иногда позволяя себе циничные медицинские шутки, которые имели успех у окружающих. Также новый знакомый Адама часто общался с пациентами: он знал, кто как себя чувствует, у кого какое настроение, поздравлял с днем рождения или другой знаменательной датой, преподнося небольшой подарок.
С коллегами-женщинами у доктора Мори отношения были другими. Он не рассказывал пошлых шуток, не позволял себе прикасаться к кому-либо на людях, но в том, что у этого вопроса существует другая сторона, сомневаться не приходилось. Это было заметно по тому, какими глазами на доктора смотрела женская часть коллектива. Против служебных романов Вивиан ничего не имел, да и коллеги, которые, разумеется, знали, как обстоят дела, его не осуждали. Во всем, что касалось пациенток, доктор Мори строго держал дистанцию «врач-больной», но это не мешало женщинам краснеть, улыбаться и флиртовать, иногда неприкрыто и откровенно.
Да и сам Адам за эти недели сдружился с доктором Мори. Вивиан был приятным собеседником, но предпочитал слушать, а не говорить. Адам, который, в свою очередь, не привык выступать в роли рассказчика, примерил на себя нехарактерное для него амплуа и пришел к выводу, что в такой роли ему комфортно. Казалось, что с Вивианом можно говорить буквально обо всем. Адам не раз ловил себя на мысли, что именно такого человека он хотел бы видеть в качестве близкого друга.
Доктор Вивиан Мори был красив, умен, образован, нравился женщинам и имел великосветские манеры. Любой нормальный человек сказал бы о нем «идеален». И это было единственной деталью, настораживавшей Адама в его новом приятеле.
***
Отдых пошел Адаму на пользу. Он не прикасался к рукописи две недели, и в голове появились свежие задумки. Теперь ему не терпелось продолжить работу. Впрочем, была у него и другая мысль — провести еще несколько дней в состоянии дремлющего ленивца, и в глубине души он надеялся, что доктор порекомендует что-то подобное.
***
Доктор Мори сидел за письменным столом и заполнял документы. Кабинет был небольшим и светлым, и первым, что бросалось в глаза, было отсутствие ненужных предметов. Продуманная до мелочей обстановка — вместительный шкаф с прозрачными дверцами, где лежали больничные карты, письменный стол, рабочее кресло и два кресла с другой стороны, для посетителей, в углу — журнальный столик и два удобных кресла, но уже не офисных, а «домашних». Своими достижениями доктор, похоже, хвастаться не любил: и дипломы, и грамоты, и благодарственные письма висели на стене рядом со столом, так что разглядеть их мог только тот, кто займет одно из кресел.
Заметив посетителя, Вивиан поднял голову и снял очки.
— Проходите, — сказал он. — Вас можно поздравить, вы вырвались на свободу.
— Не знаю, что насчет свободы, но отдохнул я замечательно.
— Что я могу сказать вам, мой друг? Вы вполне здоровы. Первое время я советую воздерживаться от соленого и острого, а также не налегать на кофе. Спиртные напитки запрещены. Побольше ходите пешком.
На столе доктора Адам увидел три фотографии в тонких серебристых рамках. На первом фото — как подумалось ему, такой снимок должен находиться на столе любого врача — фотограф запечатлел Вивиана в мантии и профессорской шапочке с гербом университета Сорбонны. На втором фото доктор Мори находился в компании коллег — судя по флагам за их спиной, этот снимок был сделан во время знаменитой поездки в Ливан. А третье фото не было связано ни с работой, ни с учебой. Вивиан сидел в кресле рядом с камином и держал в руках бокал с вином.
— Вы совсем не изменились, — сказал он с улыбкой, бросив взгляд на Вивиана.
— Не всегда внутренние изменения отражаются на нашей внешности, господин Фельдман. Вы бывали во Франции?
— Ни разу.
Доктор Мори отложил очки и откинулся на спинку кресла.
— Это замечательная страна, — сказал он отстраненно. — Когда-то я думал, что буду жить там и читать лекции в Сорбонне, а по вечерам ужинать в дорогом ресторане с красивой француженкой.
— И вы променяли это на Мирквуд? Почему?
— Это разговор для посиделок дома за рюмкой коньяка, мой друг. Не сейчас. Но могу вас уверить — я люблю Мирквуд ничуть не меньше Парижа, и к нашему университету питаю теплые чувства.
— Как часто вы преподаете?
— Три раза в неделю. И иногда по пятницам. Для самых прилежных студентов.
В кабинете было жарко, и Адам снял свитер, сложив его на коленях.
— Любопытно. Я ни разу вас там не видел.
— Здание медицинского факультета находится на некотором расстоянии от основного здания кампуса. Что вы преподаете? Литературу, как и большинство писателей?
— Писательское мастерство.
Вивиан взял чашку с кофе.
— Не думал, что можно научить писать.
— Нельзя. Можно открыть в себе писателя.
Пейджер доктора Мори пару раз пискнул. Он посмотрел на экран.
— Прошу прощения, мой друг, вынужден оставить вас. Я вернусь через несколько минут. Пожалуйста, не скучайте.
Когда за Вивианом закрылась дверь, Адам в очередной раз оглядел кабинет. Только сейчас он заметил, что здесь много комнатных растений, причем большая часть из них была привезена из других стран. Больше всего его впечатлила комнатная пальма, стоявшая в углу — она выглядела уменьшенной копией ее крупной «родственницы». Пальме не хватало разве что крохотных кокосов и лазающих по стволу карманных обезьянок.
В кабинете было тихо. Почти неслышно играла музыка по радио, щебетала примостившаяся на окне птица. Адам задумался о своем и не сразу осознал, что в кабинете не один.
— Пациенты дожидаются доктора, доктор ходит по своим делам. Знакомая картина.
Приятный женский голос заставил Адама вздрогнуть от неожиданности, и он резко обернулся. Напротив него стояла красивая темноволосая женщина. Одета она была странно — в длинное платье старинного покроя: качественная ткань, корсет, открытые плечи и декольте. Подошло бы для бала при дворе в Англии начала нового времени. Пока Адам размышлял, как реагировать на неожиданное появление женщины, она изогнула слегка подведенную бровь и склонила голову.
— Вы немой?
— Нет, просто… вы меня напугали.
— Если я не вовремя, то подожду за дверью. В таком наряде я сойду за пациентку. Я не о раке, если что.
Адам улыбнулся.
— У вас великолепное платье.
Женщина заняла второе кресло.
— Не обращайте внимания — я только что с репетиции. Вивиан сказал, когда он вернется?
— Через несколько минут. А вы к нему по делу?
— Не слишком ли наглый вопрос, особенно если учесть, что вы задаете его незнакомой женщине?
— Вы правы. Меня зовут Адам. А вас?
— Афродита. Адам. Адам Фельдман? Писатель? Вивиан обожает ваши книги! Он, наверное, замучил вас вопросами о сюжетах и героях?
Адам поднял с ковра свитер, который уронил во время неожиданного появления Афродиты.
— Мне нравится беседовать на подобные темы.
— Он может говорить об этом часами, я его знаю. Но уж лучше о книгах, чем о медицине.
— Вы играете в театре?
— Иногда и в кино.
Афродита достала из сумочки портсигар и, достав из него тонкую сигарету, закурила. Она повернулась к Адаму боком, и он увидел на ее шее татуировку — два следа кошачьих лапок.
— Так вы пришли к доктору по делу, Афродита? — снова заговорил Адам.
— Я пришла для того, чтобы пригласить его на обед.
— Значит вы… — Адам запнулся, почему-то решив, что это прозвучит глупо. — Его женщина?
Афродита в очередной раз изогнула бровь: сейчас удивление выглядело более правдоподобным.
— Его женщина? — переспросила она. — Я ничья женщина. По крайней мере, на данный момент.