Королевский гамбит
— Товарищ майор! Товарищ майор! Это я, Полянский. Вы слышите меня?
— Слышу, Полянский…
— Товарищ майор! Вот хорошо-то. А я думал, что…
— Ничего. В ушах позванивает только. Полянский, не пытались узнать, где мы находимся?
— Попали мы, товарищ майор, в Городище. В нашей хибарке — лазарет. На дверях красный крест намалеван. Пленных всех в сараях содержат, в скотных… Выбраться, конечно, отсюда можно…
— Выбраться? — голос майора стал строгим. — Приказываю, Полянский, держать себя в руках. Без моего согласия никаких действий.
— Есть!
— Немцы, что были здесь, говорили о приказе какого-то фон Штауберга… Штауберг? Фон Штауберг… — Соколов повторял фамилию, припоминая: — Уж не тот ли это фон Штауберг, который…” — и вслух сказал: — Это, вероятно, крупный начальник нацистов. Так вот этот фон Штауберг интересуется двумя советскими офицерами, захваченными в плен под Ключами. Один из этих офицеров — капитан, второй — майор…
— Откуда им известно?
— Обсудим в другой раз. Сейчас надо подумать не об этом. Скоро немцы вновь придут сюда, чтобы взглянуть на меня.
— Бежать надо, товарищ майор! — убежденно зашептал Николай. — Бежать!
— Вскочим с кроватей и побежим? Этот вопрос охладил Полянского.
— Да-а-а… — протянул он. — Но кто предупредил немцев, что мы в плен попали?
— На этот вопрос я и сам не могу ответить. Кто лежит с нами?
— Коробов. Тоже контузия. Без сознания он.
— Договоримся так, Полянский. Мы контужены, и выздоравливать нам пока незачем. Немцы не знают наших фамилий. Подумаем, как и кем назваться… Да, опасаюсь одного: Сальский…
— Мы сбежим, товарищ майор!
— Не горячитесь! Итак, с этой минуты я — майор Сарычев Николай Петрович, командир первого дивизиона восемьдесят четвертого артиллерийского полка, приданного дивизии генерала Бурова. Вы поняли меня?
— Еще бы! А я, товарищ майор, Федотовым назовусь. Федотовым Демьяном Терентьевичем, — голос Николая предательски дрогнул. — Помните, дружок у меня был? Рассказывал я вам про него. Тот, что из последней разведки не вернулся. Под Ключами.
— Хорошо. Послушайте, Федотов.
Николай невольно взглянул на дверь, надеясь увидеть Демьяна.
— Федотов!
— Не привык еще, — стал. виновато оправдываться Николай. — Так сразу…
— Вот именно сразу, моментально! Времени у нас очень мало. Как самочувствие Коробова?
— Вроде плохое. Бредит. Но мужик закаленный, крепкий.
— Надо его, Федотов, привести в чувство и поднять обязательно. Немцы в разговоре упоминали о Гревенитце — начальнике управления по делам военнопленных при ставке Гитлера. По приказу этого генерала всех непригодных к работе раненых расстреливают.
— Да я Коробова, в случае чего, на себе таскать стану! — встрепенулся Николай. — За двоих работать буду!
— Пока требуется лишь поставить его на ноги. Попытаемся провести небольшую репетицию-смотр, — глухо проговорил он. — Приподнимите мне повязку.
— Товарищ майор!
— Приступайте.
Полянский повиновался. Как только рука его легла на затвердевшую повязку, Соколова вдруг охватила робость, и он попросил:
— Подождите немного.
Прислушиваясь звукам, доносившимся со двора, Николай ждал и смотрел на забинтованную голову командира. Перед Соколовым, словно на экране, проносились кадры из его тридцатипятилетней жизни.
Вот по кривой улочке заводского поселка, вздымая босыми ногами дорожную пыль, мчит с узелком в руке Петька Соколов. Он несет отцу обед. Пропел под ногами на разные лады бревенчатый мосток через грязный ручей с громким названием Висла. Мелькнула вывеска, на которой сытый детина жадно уплетал румяный калач. Петька всегда останавливался поглазеть на яства, выставленные в витрине этой единственной на весь поселок бакалейной лавки. Но сейчас он пробежал мимо: уж очень торопился.
Вот и литейка. Седой вахтер, открыв квадратное окошко будки, окрашенной, как верстовые столбы, глянул на белобрысого мальчугана и сказал, что городу с запада угрожают белоказаки и что Савелий Соколов — командир боевой рабочей дружины — отбыл с отрядом на линию обороны.
С этим известием и влетел Петька во двор своего дома. Хотел было парень высыпать новости матери, которая стояла на крыльце, но где-то за поселком, у самого леса, гулко ударила пушка. Снаряд, прошепелявив над вершинами столетних лип, росших неподалеку от кладбищенской церквушки с позолоченным куполом, шарахнул в мраморный надгробный памятник именитого купца Рукавишникова, разнес вдребезги плиту и расшвырял по кустам крылатых херувимов, оберегавших покой усопшего.
Потом Соколов зримо представил искаженное яростью, багровое лицо кайзеровского офицера. На офицере была красивая металлическая каска с поблескивающим на солнце посеребренным шишаком и одноглавым орлом. Немец кричал:
— Парьшивый руски мальчишек! Давайт менья имья, фамилья, люди, кто был сделать в складофф пожьяр!
Офицер кричал. А мордастый солдат, засучив рукава, порол ремнем Кольку Сарычева — лучшего Петькиного друга. Колька мог бы, конечно, перенести эту порку молча: подумаешь, ремень. Но он, Колька, нарочно орал на всю площадь, чтобы вызвать сочувствие согнанных сюда жителей. Рабочих, участвовавших в поджоге военного склада кайзеровцев, Колька не назвал, хотя и знал их.
После Кольки выпороли Петьку.
“Вот оно что, — вспомнил майор. — Фамилия кайзеровского офицера, по чьему приказу пороли нас с Колькой, была фон Штауберг! Но уж очень много лет прошло с тех пор и, пожалуй, того офицера с багровым лицом, что “путешествовал” в восемнадцатом году по Украине, в живых нет”.
…Басмачи наглели. Объединив свои силы, они обложили со всех сторон кавалерийскую бригаду пограничников. Посланные за подкреплением двое молодых бойцов еле бредут по сыпучим пескам Туркменистана. Безжалостно печет солнце. Воспаленные лица горят. Глаза слезятся. Губы растрескались от зноя. Винтовки давят плечи. Ремни с патронными подсумками, казалось, вот-вот перережут ноющие поясницы. Воды бы сейчас только глоток, один-единственный! Но впереди огненное марево и пески, пески, пески… Прошла холодная ночь, знойный день… Через трое суток, когда бойцы были почти у цели, конные басмачи настигли их и загнали на гребень бархана. Пятеро на двоих. Пришпорив скакунов, басмачи рванулись в атаку. Песчаное безмолвие разбудили выстрелы. Они звучали хлестко. Неравная схватка закончилась победой пограничников.
Так Петр Соколов и Николай Сарычев раздобыли воду и пищу. На чистокровных арабских скакунах, взятых в бою с басмачами, прибыли они в гарнизон и в срок привели подмогу товарищам.
…Кремль. Георгиевский зал. Празднично одетые люди. Радостные лица. Михаил Иванович Калинин вручает правительственные награды. Среди награжденных и Петр Соколов — лейтенант госбезопасности. Он и майор Силин получили ордена за ликвидацию шпионского центра в Заволжье. Как раз там, в Заволжье, и был схвачен тот самый предатель Петр Сарычев — однофамилец Николая Сарычева, — который еще в восемнадцатом году выдал фон Штаубергу подпольщиков и стал работать на немецкую разведку.
…Дождь. Крупный летний дождь. Человек в полотняном костюме идет, не замечая луж, и счастливо улыбается. Редкие прохожие с удивлением посматривают на него из-под зонтиков. Они не знают, что несколько минут назад самая прекрасная в мире девушка сказала капитану Петру Соколову, что давно разделяет его чувства.
Вот почему радуется капитан буйному летнему косохлесту. Вот почему лихо ступает он прямо по лужам.
…Синева чуть проглядывает сквозь клочковатые облака… Над городом стелется черный дым: фашистские пикировщики сбрасывают бомбы, которые корежат мостовые, разваливают многоэтажные здания.
Капитан Соколов спешит через этот ад к светлому дому на центральной площади. Новый взрыв оглушает его. Когда капитан приходит в себя, он уже не видит светлого дома: на его месте дымятся развалины.
Так погибли его жена и сын.
Горячая волна боли сдавила майору сердце. Он поперхнулся, закашлялся и голосом, от которого Николай вздрогнул, сказал: