Хождение за два-три моря

— Голову!!!
Что-то резко хлопнуло. «Гагарин» накренился, Данилыч нырнул под гик бизани, перелетевший с правого борта на левый, схватил руль, вернул яхту на прежний курс… Но было уже поздно. Шишка, взбухшая на повинной голове Сергея в результате контакта с гиком, никого особенно не взволновала. Случилось нечто худшее.
Белужья уха! Ведро, как известно, стояло в теньке, на ветерке, на палубе. Оно пережило винтовую качку У «мыса Горн», но последнего маневра оно не выдержало. Оно перевернулось.
Минута молчания. В воздухе — дивный аромат; слышно, как журчит юшка, стекая сквозь шпигаты в море.
— Хоть рыбу соберите, — тихо говорит Данилыч. — Палуба чистая…
Мы кинулись подбирать куски белужьего мяса.
— Вижу-уу! — вдруг протяжно закричал Даня. Он по-прежнему не отрывался от бинокля. — Предмет распознан! Надувной матрац! Черт с ней, с ухой!
— Сбить паруса! Матрац за бортом!
На этот раз спасательная операция проведена четко. Через минуту матрац лежал на палубе, на нем самом — Даня, и радость даровой поживы почти компенсировала потерю ухи. Один Сергей никак не мог успокоиться.
— Как же так?! Чего не смогли сделать ни ветер, ни волны, я сотворил сам, своими руками!
— Ибо человеческая глупость сильнее слепой природы, — я хлопнул корабельного хирурга по плечу. Данилыч резюмировал происшедшее словами:
— Поздравляю, господа. Теперь, считайте, мы по-настоящему в Крыму!
Капитан был прав. Колумбу весть о близости земли принесли птицы; матрац же в открытом море свидетельствует о близости берега не простого — курортного. Путь по глухим заповедным уголкам Черного моря завершен.
Остаток перехода — без приключений. Ошвартовались в евпаторийском яхт-клубе.
Да, здесь уже «настоящий» Крым. По набережной слоняются тысячные толпы. В воде мокнет очень много женщин, детей и надувных матрацев. Музыка, визит любопытствующих яхтсменок.
Между прочим, Саша умеет быть галантным. Кто бы мог подумать.
Когда набережная уже затихла, ночью, к причалу подвалил белоснежный пассажирский лайнер. Одессу он покинул всего полсуток назад. На этот же путь мы затратили долгих пять дней.
Быстрота и комфорт современного флота не вызывают у меня зависти. Машины экономят время. Эти пять дней я не согласился бы сэкономить. Хотя, конечно, есть «уансы». Дописываю страницу и поджидаю Данилыча: погранзастава на другом конце города. Хорошо хоть круглосуточно работают.
Вернулся Данилыч. Новости: выход на завтра есть. Вторая новость странная: «Мечта» ушла из Евпатории позавчера и, следовательно, опережает «Гагарина» на три переходо-дня. Где же она, с позволения спросить, «терялась»?
Перед сном мы с Данилычем скатили палубу (остальные давно спят), и шпигат забила белужья кость. Экзотика!..
III
14 июля, ветер слабый. Переход Евпатория — Севастополь.
Из путевых записей Сергея.
Евпаторийцы встают рано. Будят их приезжие, которые встают еще раньше. Из воды доносятся крики купающихся, проходящие гамму от «ух, холодно!» до «эх, хорошо!». Включается громкоговоритель: «Граждане, покиньте территорию яхт-клуба!» Звучит трель заступившей на дежурство милиции. На пристани заводят Аллу Пугачеву. Вступает второй громкоговоритель: «Катер «Фиолент» отправляется на морскую прогулку… катер «Фиолент»…» Наконец — басом: «Граждане отдыхающие! Решением горисполкома кормить чаек категорически воспрещается!»
День начался.
Добавлю: а потом все эти звуки покрывает тракторный дизель с воздушным охлаждением.
Вообще-то характеризовать город его утренней увертюрой — неплохая идея. Одно непонятно, Сергей: где у тебя отражено, что Евпатория — всесоюзная детская здравница?
Переход простой. До того простой, что есть время писать о нем.
Дельфиний театр. Честь изобретения принадлежит мне: под бушпритом «Гагарина» натянута сеть с крупной ячеей, на нее становишься, когда нужно поднять стаксель. Но она же — естественный гамак. Ложишься лицом вниз, летишь над водой — и наблюдаешь.
Без дельфинов, начиная с Тендры, не обходился ни один переход. Сначала это были трехметровые черные афалины, а здесь, у Крыма, — белобочки. Они помельче.
Дельфины, между прочим, тоже за нами наблюдают. У них хитрые поросячьи глазки. Вожак плывет, точно выдерживая курс, перед носом яхты. Когда он выныривает, слышится добродушное старческое пыхтение. Молодежь шалит.
Дальше мне придется пользоваться слогом восторженным. Сошлюсь на авторитет Мелвилла, который определял дельфинов так: «Это — молодцы, несущие ветер».
Это торпеды, заряженные непобедимым жизнелюбием. Самый веселый обитатель суши — очень юный, очень породистый щенок ирландского сеттера — рядом с ними показался бы занудой. Глядя на них, сам становишься дельфином — мчишься в прозрачной воде, все выше и быстрей, к сияющей серебристой пленке, удар хвостом — и я лечу в непривычном сухом мире, где много света, где идет двухмачтовая яхта, где висят в гамаке рядом со мной два человечка; где уже кончается моя дуга и я касаюсь носом воды; где остался только хвост мой — холодеет на ветерке; где уже нет меня, дельфина…
«И если сами вы не издадите троекратного «ура» при виде этих резвых рыб, то да поможет вам бог; ибо вам неведом дух божественного веселья». Так говорит о дельфинах Герман Мелвилл.
— Ты заметил, — говорит Сергей, — они трутся спинами о киль! Представь: у тебя чешется спина, вокруг вода, а вместо рук короткие плавники. Их можно понять!
Занятная штука — способность к отождествлению.
А исчезают дельфины всегда внезапно и все вдруг.
11.30. Все-таки до обидного простой переход. От Евпатории до Севастополя 30 миль. Мы уже на полпути. Слева виден мыс с антично-обжорным названием: мыс Лукулл.
Ветра почти нет. Поверхность моря разлинеена — чередуются полосы ряби и масляные проспекты штиля. «Гагарин» скользит по ним плавно, как буер по замерзшему озеру.
Нам, между прочим, это благолепие ни к чему. Расспросил Данилыча и понял: если иметь в виду погоню за «Мечтой», то предпочтительней сильный встречный ветер.
«Мечта» — катамаран. Фордевинд и при галфинде (по-русски — когда в корму дует), этот тип судов даст оторваться любой килевой яхте. Оно и понятно: осадка двух ножей-поплавков ничтожна. Поверить трудно, но по спокойной воде — до 30 узлов скорость! Завезли идею катамарана в Европу из Индонезии (на нашу голову) сравнительно недавно, но они уже принимают участие в трансатлантических гонках.
Правда, переворачиваются часто («вот оно», с удовольствием отметил в этом месте капитан).
Теперь — наши шансы. У «Гагарина» киль типа «бульбы». У «Гагарина» тяжелый корпус и широкие щеки спасательного бота. Хорошо принимает волну. Наше преимущество — мореходность. Но ход — узлов до восьми.
Короче говоря, для победы срочно требуется встречный тайфун.
О «рыжем стакселе». Рыжие паруса (точнее, пожарно-оранжевые) — штормовые, из более плотной ткани. У нас в запасе они тоже есть. Рыжий парус над яхтой может быть воспринят как сигнал бедствия. Поэтому ходить под ним постоянно — пижонство. Поэтому капитан «Мечты» — пижон. И в фуражке с крабом ходит! Тут я с Данилычем согласился.
В целом неясные шансы. При системе «от погранпункта до погранпункта» гонка вообще становится перегоном по этапу. Трамвай должен обогнать трамвай.
И все-таки должен.
Данилыч говорит о сопернике не очень охотно, название же катамарана вслух произносить избегает. Спросил его, почему — отвечает уклончиво: «Так… одни неприятности…» Чепуха, конечно. Уху, правда, мы из-за них вчера потеряли. Что сегодня?
IV
…А вот что. Записываю по горячим следам. На фоне берега уже начала высвечиваться белая россыпь севастопольских домов. Даня — впередсмотрящий (как вчера). Сергей в каюте, Данилыч на руле. Саша на палубе, в позе «лотос»; за кормой в кильватерной струе — его тельняшка («матросская стирка»). Настроение команды — безмятежное.