Категория трудности
Стоит ли изливаться? И так все ясно. Только еще не верится.
У меня к тебе дело. Первое – не забудь карточку медосмотра взять с собой. Второе – не знаю, возможно это или нет – палатка, в который вы жили с Галкой на поляне, хороша. Не смогла бы ты такую достать? Нам, конечно, дадут, но, видимо, памирку. И третье. Свое любимое (конфеты, сигареты или что-либо другое) припаси как свое фирменное блюдо к «дамскому столу».
Наши шефы В. М. Абалаков и В. Н. Шатаев верят нам и в нас очень и очень. Думаю, что мы не подведем. Тетки собираются хорошие.
Элка, я очень суеверная. Ради всего – никому никаких интервью. Пусть мы уедем молча, ага? Не хотелось бы никаких упоминаний ни строчкой, ни словом. Хотя в Союзе уже знают, так пусть знают. Но ничего нового ни о себе, ни о группе, ни о восхождении. Раннее толкование не лучший исход нашего дела.
Поняла намек?
Целую. Шатаева».
На другой день – 28 июля – я проснулся, не было еще шести. Парусина скатов желтела, словно подсвеченные витражи. Я приоткрыл полог и увидел чистое небо, яркое солнце и обнаженные горы. Казалось, на всем полушарии ни единого облачка.
Я разбудил Дайнюса, «показал» ему погоду, и без лишних слов, поздравив друг друга с добрым утром, стали укладывать рюкзаки. Через час в память о нашем пребывании остались лишь белые камушки.
Перед уходом я заглянул в памирку к Эльвире. Она спала – крепко настолько, что против губ на подушке виднелось влажное пятно. Глядя на нее, вспомнил слова Евгения Тура, сказанные им где-то в журнальной статье: «Когда мне говорили, что альпинизм делает женщин грубыми и мужеподобными, я всегда приводил в пример Эльвиру, ее изящество, женственность, необыкновенную душевную щедрость».
Мы оставили им записку о том, что пошли «погулять» на пик Ленина, и отправились в лагерь оформить заявку на восхождение. По дороге встретили знакомого парня из Ленинграда. Узнав о нашей затее, он сказал:
– Вы что, рехнулись? Вдвоем по такому снегу?! До пяти тысяч не дотянете
– сдохнете!
Дотянем. С нашей акклиматизацией можно на восьмитысячник. За последний месяц мы, что называется, прописались на высоте. Погода и спортивная форма давали все основания рассчитывать на успех.
28 июля поднялись на 4500. Можно было двигаться дальше, но решили, на первый день хватит. Зато назатра к вечеру оставили под собой полуторакилометровую вертикаль и лагерь разбили на отметке 6000 метров.
Уставшие, но с настроением именинников и с сожалением, что альпинизм не имеет зрителя, мы легли спать. Но перед тем как заснуть, все же устроили сами себе овации, и этого нам хватило.
Утром 30 июля погода по-прежнему стояла хорошая, распаляя наш восходительский азарт. Поразмыслив немного, мы оставили рюкзаки и палатку, проглотили по банке сока и двинулись в путь. К 16.00 вертикаль в 1150 метров вся до последней пяди ушла вниз. Под нами пик Ленина… Десять минут на процедуру с запиской, которую заложили в туре у бюста Владимира Ильича. Десять минут счастья – на этот раз особенно обостренного чувства. Может, оттого, что подъем сопровождался постоянным ощущением точности, мастерства, необычного темпа?
В 16.10 начали спуск. Однако…
Еще на подходе к высшей точке черно-серый вал облаков надвинулся на вершину. Сильный ветер со шквальной внезапностью закрутил поваливший снег. Видимость 10-15 метров. Мелкий след на последнем участке замело через четверть часа.
Положение не просто трудное – критическое: палатки, рюкзаки с едой, примус с горючим, снаряжение остались в лагере на 6000 метров. Надо спускаться, но куда? Выбора нет. Выход только один – положиться на собственный альпинистский нюх, иначе «холодная» ночевка. На вершине да в такую погоду.
Ветер валил с ног, забивая лицо жестким, колючим снегом. Скрючившись, чуть ли не утыкаясь в колени лбом, через каждые два-три шага пережидая невыносимые порывы метели, почти вслепую мы все-таки двигались вниз. Через час, даже при этой ничтожной видимости, нам стало ясно, что находимся на неизвестных склонах… Но куда бы ни идти, лишь бы чувствовать под ногами спуск.
Возможно, мы вышли из этого адского горизонта, возможно, погода попросту начала униматься, но вскоре ветер ослаб, прояснилось, стало теплее.
Книзу склон расходился веером, напоминая метлу. Дайнюс заметил первым и радостно крикнул: «Метла!» Все-таки мы везучие: «метлой» называют хорошо знакомый альпинистам маршрут…
В тот день мы спустились к пещере на 5200. Нашли там все, что нам было нужно: продукты, мешки, снаряжение, а главное – примус с горючим. Переночевали в сытости и тепле. Назавтра поднялись на 6000, сложили палатку и с полными рюкзаками вернулись обратно. Приближаясь к «обжитой» высоте, еще издали заметили знакомые памирки и поняли – женщины. Пещеры пришлись им не по душе, и они устроились на поверхности, поставив палатки шагах в двадцати.
Нас встретили Эля, Нина Васильева, Валя Фатеева. Остальные уже спали. Все трое взялись хлопотать насчет ужина.
Мы принялись рассказывать о своих приключениях. Дайнюс намеренно вскользь, между прочим заметил, что с 4500 на 6000 поднялись за один день. Нам все же очень хотелось аплодисментов. И мы их дождались. Нина, округлив от удивления глаза, переспросила:
– Полторы тысячи?! Вдвоем по такому снегу?! Слышали, девушки?
– Это вредная для нас информация, – вмешалась Эльвира. – Девчата, запомните: как говорят в Одессе, не берите себе это в голову! Мы сами по себе. Ни за кем тянуться не станем. У них свои задачи, у нас свои. Им с нашей не справиться никогда – пусть попробуют со-вершить женское восхождение! – Это не фокус, – сказал Дайнюс. – Случается, и мужчины ходят по-женски… Мы как-то с Володей видели: шесть мужиков забились в нишу и ждали, когда помрут. Пришлось применить силу. В буквальном физическом смысле. Нахлестали троим по щекам – остальные сами пошли… Теперь каждый праздник шлют телеграммы…
– Да… – вздохнула Эльвира. – Грубой мужицкой силы нам не хватает… Ладно, – заключила она. – Пусть так: брюки – хорошо, платье – плохо. Но мы останемся в платье – подражать никому не станем, и гонку устраивать не будем. Мы создадим свой стиль Восхождения – женский, поскольку не должны и не можем ходить так, как ходят мужчины. Торопиться нам некуда. Контрольный срок у нас 9 августа, и к этому времени траверс через Раздельную выполним.
Задача их выражалась тремя словами: траверс пика Ленина. Это в данном, конкретном случае означало: подняться по маршруту через скалу Липкина, пересечь вершину и спуститься на другую сторону через вершину Раздельная. Это и есть план, к нерушимости которого наши женщины, по понятным читателю причинам, относились более свято, чем в подобных случаях мы, мужчины. Мы посмотрели б на это просто: удался траверс – хорошо, нет, и не надо – будет вершина. Они же считали, что им этого делать нельзя, чтобы не вызвать очередного обобщенного восклицания: «Женщины!»
…Они накормили нас котлетами с гречневой кашей, напоили чаем с вареньем.
Ели мы с аппетитом. Эльвира, улыбаясь, откровенно смотрела мне в рот – ей нравился мой аппетит… В штормовках и с ледорубами они оставались женщинами… Минут через десять все, что я съел, было на снегу. Эля забеспокоилась, но состояние у меня было такое, что готов хоть еще раз идти на вершину.
– Не волнуйся. Все нормально. Так у меня уж второй день. Ты же знаешь – на высоте это бывает.
Потом мы надели рюкзаки. Но прежде чем уйти, я отозвал Эльвиру в сторону и сказал:
– Если увидишь, что кто-нибудь на пределе, оставляйте вещи, палатки на 6500, штурмуйте вершину и возвращайтесь по пути подъема – черт с ним, с траверсом! Обещаешь?
– О чем речь, Володя? Если кто-нибудь заболеет, никакая вершина в голову не пойдет. Тут же начнем спуск. Но если поднимемся на вершину, от траверса отказываться не станем. Пойми – нам это неудобно. Если база предложит – другое дело…
– База может не знать ваших дел.
– Мы ничего не скроем, все доложим как есть. Дайнюс уже поджидал меня шагах в сорока ниже. Я двинулся в его сторону, но, пройдя немного, обернулся и крикнул: