Миф об идеальном мужчине
– Нет, нет, – испуганно заверила секретарша. – Я бы сразу передала, Сергей Леонидович.
Плохо, что не звонила. Сергей не любил, когда она подолгу ему не звонит.
Пусть он несовременный, пусть он отсталый, пусть он какой угодно, но ему легче живется и работается, когда он знает, что с ней все в порядке. Дети в школе – младший сегодня пошел в первый класс, и Сергею даже удалось выкроить время, чтобы проводить его! – Ирка на работе, вечером все соберутся дома, и он им объявит, что они едут в отпуск, и не когда-нибудь, а через три дня. Ирка, конечно, будет ворчать сначала, она не любит неожиданных решений и резких изменений в планах. Зато когда они уложат детей спать и сами разлягутся на шикарном новом водяном матрасе, и все обсудят, и решат, что брать из вещей и кому пристроить Ники, веселого рыжего колли, и он расскажет ей, как устал за это лето – от работы и от неясных глупых подозрений, – тогда наконец она обнимет его и, как всегда, непременно скажет, что он во всем прав, и они будут долго и пылко заниматься любовью. А через три дня он уже будет греться на вечном солнце на берегу вечного моря…
С утра у него были две тяжелые операции, и обе были проведены «с блеском», как сказал ему ассистент. Сергей и без ассистента знал, что сработано все на редкость хорошо, но похвала была ему приятна. После обеда он съездил в министерство и, как это ни странно, увидел всех, кто был ему нужен. Такая удача выпадала редко. Вернувшись, он провел короткую летучку с докторами и нарисовал план завтрашней операции. Такая у него была привычка.
А потом решил поехать в отпуск.
Всех срочных больных он постарается прооперировать на этой неделе, а вместо себя оставит Сашку Гольдина. Сашка – отличный хирург, едва ли не лучший, чем он сам. И администратор прекрасный.
Все, можно уезжать домой.
– Сергей Леонидович, Ирина Николаевна, – доложила секретарша в селектор.
– Спасибо, – ответил он.
– На первой линии, – уточнила секретарша и отключилась.
– Привет, – сказал он. – Ты чего мне не звонишь?
– Я тебе на мобильный звонила, – сказала жена весело. Всегда ей было весело. Не умела она сердиться, негодовать и выражать неудовольствие. Вот такая редкая у него была жена, и он любил ее последние пятнадцать лет. – Твой мобильный мне сказал, что ты недоступен. То есть абонент. Сережка, ты – абонент?
– Я великий хирург, – сообщил он ей. – И грозный начальник. Всех сегодня построил, всем влепил по первое число. Сейчас приеду домой и тебе влеплю.
Она не испугалась.
– Как наш сын посетил школу? – спросил он, надевая пиджак. Рукав завернулся, и он старательно его выворачивал.
– Который, первый или второй? – уточнила жена.
– Обое, – сказал он. Иногда ему нравилось загнуть что-нибудь такое, вроде «обое», «вчерась», «надысь» или «ихние».
– Все отлично, – ответила жена. – Приезжай. Татьяна Павловна сказала, что абсолютно все без исключения довольны и счастливы.
Татьяной Павловной звали няню, которая забирала мальчишек из школы и оставалась с ними до приезда родителей.
– Я купила торт-мороженое для бандитов, «Баскин Роббинс» для тебя, орехов для себя, и еще осетрину и отбивные. Есть хочешь?
– Ужасно, – сказал он, улыбаясь, как идиот. – Я тебя люблю, Ирка. Выезжай. Я ненавижу приезжать раньше тебя.
– Тиран и сатрап, – объявила она и повесила трубку.
Это был чудный вечер.
Детей удалось загнать в кровати только в половине десятого, хотя Ира всегда строго контролировала время укладывания – в девять, и никаких гвоздей. Они оба были врачи и потому отлично понимали, что детям, которые ходят в школу и спортивные секции, нужно много спать и плотно есть, иначе к восемнадцати годам они превратятся в инвалидов и неврастеников. Но сообщение об отпуске, в который они на днях уедут, – подумать только, на целых две недели! – выбило семейство из привычной колеи.
Мальчишки скакали, Ники лаял, отбивные шипели на сковородке, а Ирка ворчала, что вечно он придумывает невесть что, когда только начался учебный год и самое время налаживать нормальный ритм занятий, входить в рабочую колею, составлять разумный график и делать что-то еще, такое же правильное и скучное.
Очень быстро она отошла и стала строить планы, а Гришка притащил бумажку в клеточку и фломастер – писать список вещей. Список был отложен на завтра, и дети, стеная и вопя, удалились в свои комнаты.
Сергей быстро затолкал посуду в посудомоечную машину, потрепал Ники и улегся на свой суперматрас, купленный неделю назад за бешеные деньги. Он стал плохо спать из-за каких-то придурков, провожавших его в клинику и обратно, и Ирка купила это изделие, решив сделать ему приятное.
Сегодня, садясь в машину, он посмотрел по сторонам, но не обнаружил никого из тех, что караулили его уже недели две.
«Что за номера? – подумал он, раздражаясь. – Что это за слежка? Ей-богу, еще раз увижу, морду набью!»
Пришла Ирка, плюхнулась рядом, пристроила коротко остриженную голову ему на живот и запустила руку в его джинсы.
– Ого! – Он дернулся и захохотал. С разгону она сделала ему больно. – Полегче, дорогая. Я ведь твой старый муж, а вовсе не молодой любовник!
Они долго катались по матрасу, к размерам и конструкции которого никак не могли привыкнуть, хохотали, тискались и стаскивали друг с друга одежду. Потом занимались любовью и отдыхали, сцепившись вялыми пальцами. Замерзли и грелись под одеялом, улегшись «кучкой», как это называла Ирка.
Потом заскулил терпеливый Ники.
– Я про него совсем забыл, – застонал Сергей. – Ники, извини, мой хороший, я про тебя забыл. Ну, пойдем скорей, я тебя выведу…
Делая над собой усилие, он поднялся, надел джинсы и первый попавшийся под руку свитер. Ники крутился под ногами, пихался и повизгивал. Носки искать было лень, и он сунул в кроссовки голые ноги.
– Зонт возьми! – крикнула из ванной Ирка. Шум воды заглушал ее голос. – И не ходи далеко, поздно уже!
– Ладно, – сказал Сергей и следом за обрадованной собакой сбежал по лестнице.
– Добрый вечер, Сергей Леонидович! – сказала ему Вера Игнатьевна, сторожиха, или, как принято было теперь говорить, консьержка. – Что-то вы как поздно сегодня!
– Мы про него забыли, – улыбнулся Сергей, открывая тяжелую холодную дверь на улицу. – Да я на пять минут.
Собак выгуливали в скверике напротив, и Сергей потопал туда за Ники, привычно устремившимся через дорогу. Дождь перестал, но было сыро, ветрено и неуютно, и хотелось скорее домой, в постель, под теплый Иркин бок.
– Ты как там? – спросил Сергей у Ники, пушистый хвост которого торчал из чахлых кустов. – Пописал или нет еще?
Ники что-то вынюхивал в кустах, шелестел листьями. Сергей посмотрел на небо. В рваных дырявых облаках время от времени открывалась темная холодная бездна. Голые ноги в кроссовках начинали подмерзать.
Внезапно странным отчаянным голосом взвизгнул Ники.
Сергей вздрогнул и поискал его глазами. Собаки нигде не было.
– Ники! – позвал Сергей. – Ники, ты что?!
Ни о чем не думая и ломая мокрые ветки, он бросился в кусты, где только что светилась белая кисточка.
– Ники, где ты? Да где же ты, чертова собака?!
Он споткнулся обо что-то, чуть не упал и выругался, поправляя сваливающуюся кроссовку.
Веревка плотно и безнадежно захлестнула его горло.
Еще секунду он ничего не понимал.
А потом стал сопротивляться, бешено, безумно, но тот, кто душил его, был сильнее, да и эту драгоценную секунду, единственный шанс на спасение, он потерял.
Свет стремительно темнел в глазах, и горлу было очень больно, и напоследок он подумал – как же они теперь, без него? Особенно маленький, Ваня.
И Ирка будет горевать.
Больше всего на свете он не любил расстраивать жену.
Дело сделано.
Все спокойно и тихо.
Правда, сказать он ничего не успел, потому что эта скотина доставила ему больше хлопот, чем он думал. Даже руку ободрал, хирург, гуманный и милосердный врач, каждый день кромсающий живые человеческие тела. Мерзавец.