Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906–1910 гг. Иеромонах Илиодор

Илиодор встал во весь свой высокий рост и, не понимая в первую минуту, где он и что с ним, подошел к алтарю и, услыхав пение, опомнился настолько, что вспомнил, чего от него ждут и что надо делать. И он начал делать то, что надо было делать, и что он так часто делал. Но делая и чем дальше он делал, тем ему мучительнее становилось. Он говорил себе, что, может быть, совершение таинства избавит его от соблазна славы людской, а между тем то, что он теперь отрывался от своих мыслей и молитвы, он отрывался для того, чтобы сделать то, чего требует от него не бог, а люди. И выходило то, что совершение таинства было тоже действие во имя славы людской. И он вспомнил о том, как он вырезал из просфоры кусочки хлеба, вспомнил и о вкусе вина, которое он влил в чашу. И между тем он делал с внешним видом уважения и торжественности то, чему он в эту минуту не приписывал уже должного уважения и торжественности. И он всё больше и больше презирал себя и то, что он делал. Однако он докончил всё до конца и [спрашивал], как звать, и младенцев и взрослых. Вернувшись в царские двери в алтарь, допил чашу и поставил ее.
– Или вам не по себе, батюшка? – сказал Евмений.
– Да, что-то, да, да, нездоровится, – солгал он.
 [2]Многие, заметив его волнение, приписывали это особому, сверхъестественному религиозному настроению. Поклонницы его толпились у его кельи. Но он никого не принял и заперся в своей келье.
II
В этот же день Илиодор побывал у старца и, вернувшись в келью, безвыходно пробыл в ней 12 дней. Рыжий Митрий приносил ему с трапезы обед и ужин и всё съедал сам. Илиодор ничего не ел и питался во все эти дни просвирами и водой. Митрий слышал его вздохи, его плач и его громкую молитву.
ДНЕВНИК ИЛИОДОРА
15 сент. 1902 г. Да, всё кончено. Нет выхода, нет спасения. Главное, нет бога – того бога, которому я служил, которому отдал свою жизнь, которого умолял открыться мне, который мог бы слышать меня. Нет и нет его.
 
ПЛАНЫ И ВАРИАНТЫ
  
[ИЕРОМОНАХ ИЛИОДОР]
 
* № 1 (рук. № 1).
1
Служба обедни. Сомнения.
2
Беседа с старцами. Сознание недостаточности для себя достаточного для них.
<4 [3]
Сестра или мать. Высший свет. Их ужас на революцию. Разговор о Jean об его fredaines. [4]
5 [5]
Является Jean. Он <слушает и понимает> говорит, что думает. Обличает.>
3
Опять уединение. Дневник.
4
<Идет в народ.> Мужики живут. Появляется Иван. Его хватают.
5
Тюрьма, политические, проповедь. Сестра выкупает.
6
У сестры. Обличает.
7
К революционерам.
8
К <сестре> товарищу начальнику.
9
За границей.
10
К государю.
11
Берет на себя.
12
Казнь с двумя разбойниками.
 
Комментарии В. С. Спиридонова
  
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ
 
Замысел рассказа «Иеромонах Илиодор» относится к концу декабря 1908 г. В Дневнике 3 января 1909 г. Толстой записал: «Всё чаще и чаще думаю о рассказе» (т. 57, стр. 4); а 14 января отметил: «Вчера начал писать: не знаю, как озаглавлю. Горячо желаю, но написал слабо. Но возможно» (т. 57, стр. 10). Что именно в этих записях идет речь об упоминаемом рассказе, подтверждается, во-первых, тем обстоятельством, что за этот период нет никаких указаний о другом замысле; во-вторых, пометой дочери Толстого на рукописи этого рассказа: «Написано в средних числах января 1909 г.» (см. описание рук. № 3).
Толстым, очевидно, в промежуток между 3 и 13 января был набросан план рассказа (см. описание рук. № 1), а 13 января написано начало рассказа (см. описание рук. № 2).
Автограф Толстого был переписан на машинке. В машинописную копию Толстой внес небольшие исправления. Этим работа над рассказом ограничилась, и рассказ остался неоконченным.
Между тем Толстой придавал этому замыслу большое значение и стремился к продолжению рассказа.
В Дневнике 27 января 1909 г. он записал: «Затеянная мною вторая вещь [6] может быть страшной силы. Это не значит, что я ожидаю ее действия на людей, видимого действия, а страшной силы обнаружения его закона. Очень хочется писать» (т. 57, стр. 13); и 16 марта: «Очень много хочется писать.... и Старца» (т. 57, стр. 38), подразумевая под «Старцем» несомненно «Иеромонаха Илиодора».
Впервые рассказ был напечатан в «Посмертных художественных произведениях» Л. Н. Толстого, т. III, М. 1912, с двумя цензурными купюрами: 1) опущено место со слов: «И вдруг, о ужас» (стр. 289, строка 32) и кончая: «допил чашу и поставил ее» (стр. 290, строка 19); 2) опущен целиком «Дневник Илиодора»; полностью – в той же книге, изд. И. П. Ладыжникова, Берлин 1912.
В настоящем издании рассказ «Иеромонах Илиодор» печатается по рукописи № 3. Ошибки переписчика исправляются по автографу.
 
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ
 
1. Автограф. 1 л. почтового формата. План рассказа. Печатается в разделе вариантов.
2. Автограф. 4 лл. 4°. Начало: «Иеромонах Илиодор, опустив голову». Конец: «Нет и нет его». На обороте л. 1 рукой Толстого набросаны семь вопросов, относящиеся к содержанию рассказа:
1. Как ведется вся служба?
2. Как служат монахи, в какой очереди?
3. Какие молитвы?
4. Как сам причащается?
5. Кто с ним служит в монастыре вместо дьякона?
6. Что поют?
7. Выпивал ли сам и когда?
3. Машинописная копия предыдущей рукописи. 7 лл. 4°, исписанных с лицевой стороны. В конце текста помета дочери Толстого: «Написано в средних числах января 1909 года». Копия – с ошибками. Имя иеромонаха переписано вместо Илиодора – Исидор (с этим именем рассказ был и опубликован впервые). Исправлений Толстого немного.
 
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОМУ ТОМУ
 
В 37-м томе Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого продолжается публикация его произведений, написанных в последние годы жизни. Здесь помещены относящиеся к 1906—1910 гг. художественные произведения, статьи, очерки.
Для правильной оценки включенных в этот том произведений следует учитывать систему взглядов Толстого в целом, в их совокупности, во всей сложности переплетения сильных и слабых сторон. Эти взгляды выражены не только в произведениях Толстого, но также в его дневниках и письмах, в которых читателю раскрывается потрясающая картина мучительных переживаний, вызванных у писателя все более и более ухудшавшимся положением народа, политической реакцией в стране, поисками пути изменения действительности и полным непониманием единственно возможного пути – революционной борьбы.
Годы, к которым относятся публикуемые в 37-м томе произведения, это годы безудержного террора, которым царское правительство стремилось задушить революционную борьбу. Истекающая кровью страна была покрыта виселицами, тюрьмы были переполнены, всякие проявления революционного протеста жестоко карались. Либеральная буржуазия, с ликованием встретившая поражение революции 1905—1907 гг., всемерно помогала самодержавию обманывать народ. Обнищание масс дошло до предела. Но гнев народа не мог быть подавлен никакими репрессиями и нарастал с каждым днем. Настроения пассивизма, непротивления, выражавшие слабые стороны взглядов крестьянства и нашедшие отражение и во взглядах Толстого, стали постепенно изживаться в массах под могучим влиянием пролетарской революционной борьбы и уроков первой русской революции.
Вся эта совокупность условий русской жизни нашла отражение и в эволюции Толстого, писателя, который переживал народные бедствия с такой силой, что страдания крестьянства стали его собственными страданиями. [7]