Идущая

Вика послушалась, хотя слов едва хватило на связную фразу.
— Я запуталась… Совсем. Что мне теперь делать?
— Всегда старайся делать то, во что веришь.
— А, ну теперь вот все сразу ясно! — саркастически сказала Вика. — Я же серьезно! Я совершенно не представляю, что мне делать!
— А чего ты хочешь? — спросила Бабушка, закончив перебирать корешки, и начала мыть первый из пучка.
— Не знаю! — сердито сказала Вика. — Понятия не имею!
— Ну и какая тогда разница? Выбирай любое.
— Да не из чего мне выбирать!
— Выбор всегда есть, — сказала Бабушка, принимаясь за следующий корешок.
— Да уж! Особенно, когда тебя выдергивают в другой мир! Очень меня спрашивали, хочу я сюда или нет! Столько от меня всего зависело, с ума сойти можно.
— Можно, — согласилась Бабушка. — А нужно? А спрашивать тебя вовсе незачем, ясно же, что отказалась бы. А на мост из твоего мира в этот всё равно ступить довелось бы.
— Почему это? — подозрительно скривилась Вика.
— Потому что ты должна умереть в этом мире.
— Ну ни черта себе! — подскочила Вика. — Это почему ещё? С какой стати? И где тут выбор? Ни черта от меня не зависит! — она хотела снова возмутиться, но вместо этого почти пожаловалась.
— Чёрт от тебя, наверное, и не зависит, — невозмутимо сказала Бабушка, которой слова "чёрт", по идее, знать не полагалось. — Но жизнь-то твоя — другое дело. Ты первый раз уже выбрала, и никто тебя под руку не толкал. Другое дело, что каждый выбор в значительной мере определяет будущее.
— Бабушка, — вкрадчиво проговорила Вика, ловя момент. — Ты ведь знаешь будущее. Скажи, пожалуйста, что со мной будет дальше?
Бабушка рассмеялась так, что едва не выронила очередную былинку.
— Ох, деточка! Ну и хитрюга! — сказала она сквозь смех. — Я могу иногда видеть будущее, но как я могу знать, что ты выберешь, когда ты сама ещё этого не знаешь?
Вика вздохнула. Сорвалось. Блин. Впрочем…
— А ты можешь сказать, что будет, если я останусь здесь?
— Могу, — улыбнулась Бабушка, складывая домытую растительность в корзинку. — Ох, настырная ты! Поверь уж мне, не будет тебе никакого толку от этих расспросов!
— Ты расскажи, а там видно будет, — упрямо сказала Вика.
— Ну смотри, — покачала пальцем Бабушка. — Я знаю одно: останешься ты или пойдешь куда-то, не позже, чем через год, ты вернешься в Кадар — по своей воле или нет.
— Что?.. — ошарашено спросила Вика. — Как вернусь?
— Вот уж не знаю, как. Живая или мертвая, побеждённая или победительница, ты или не ты — но вернёшься.
— Ну и все, — убитым голосом сказала Вика. — И никакой свободы выбора. Вернёшься в Кадар и умрёшь в этом мире. И, разумеется, никому совершенно дела нет, хочу я туда или не слишком. Вернёшься и точка. Тогда остаюсь я, наверное, чего зря туда-сюда шаландаться? Раз всё равно, то на фиг тогда и рыпаться. Что в этом чёртовом Кадаре изменится, если я туда через год вернусь, а не сейчас?
— Ерунду ты городишь, — сказала Бабушка. — В Кадаре, скорее всего, ничего не изменится. Что-то может измениться здесь! — она ткнула пальцем в лоб Вике, несколько её резким движением шокировав. Подхватила корзинку, встала и прошла шагов десять к дому, прежде чем девушка успела раскрыть рот, оставив Вику спрашивать совета у беспечно журчащей воды. Чему девушка и посвятила весь день с короткими перерывами на завтрак, обед и отбрыкивания от Ликта, упорно пытавшегося весь мир подключить к фирменному своему жизнерадостному мельтешению. Жизнерадостно мельтешить Вике совершенно не хотелось, а хотелось помучиться философией: кто виноват, что делать и куда всё это послать. Впрочем, кое-какие здравые мысли всё же оформились где-то в промежутках между философскими безрадостными размышлениями. Например, Вика вполне чётко уяснила, что оставаться тут она не хочет, хотя тут хорошо и даже здорово, но надо что-то делать. Что именно делать и кому оно надо, Вика, разумеется, не знала, но согласилась теорему о необходимости действия считать аксиомой, доказательств и объяснений не требующей. Кроме того, девушка была совершенно уверена, что на запад она тоже не хочет: там Шегдар и… И хватит, одной этой причины вполне достаточно!
Достигнув с собой соглашения по этим двум пунктам, Вика обнаружила, что на том дело и заглохло по одной простой причине: она понятия не имела, куда можно идти. Все её познания в здешней географии легко умещались в одной фразе: есть Великие горы, а к западу от них — Кадар со столицей в Даз-нок-Рааде и Шегдаром в столице. Хотя Шегдар, пожалуй, к географическим объектам не относился. Ещё, правда, можно предположить, что прозвище Раира, слышанное в первый день от Ликта: "Лаолиец", — это производная от какого-то географического названия. Города там или страны, или области под названием… Лаоли? Лаоль? Лаолий? Лаолия? А, Лао-Цзы с ним, с Лао… этим! Какая, к чёрту, разница, куда идти, если нет никакой разницы! Везде одно и то же, и всё равно я-то здесь чужая, куда бы ни пошла… Хотя, всё-таки, не вечно же…
— Не вечно же здесь сидеть, — послышалось вдруг сзади, и Вика не сразу поняла, что это голос Раира, а не окончание её мысли. — Куда ты пойдешь? Решила уже?
— Да куда мне идти! — не оборачиваясь, усмехнулась она, вздёргивая левый уголок губ: невесело и, одновременно, словно не принимая всерьёз ни весь мир вообще, ни себя в частности. — Я здесь чужая. Мне тут в любой стране будут одинаково не рады. А если и рады, то не мне, а Реде, как там вот, — она качнула головой на запад. — Что тоже не особо восхищает.
Раир, севший рядом, пожал плечами.
— Разве не приятнее посмотреть на это с другой стороны? Ты совершенно свободна, никакие обязательства и ненужные привычки тебя не держат, весь мир лежит перед тобой.
— Голь перекатная, — прокомментировала Вика. — Свободней всех тот, кто ничего не имеет. Почему бы тогда не лишить себя заодно и жизни?
— Потому что тогда затруднительно будет ей наслаждаться.
Вика вскинула глаза, но по лицу Раира совершенно невозможно было определить степень его серьёзности. Он сидел, глядя в воду, и меланхолично вертел в руке травинку.
— Мне и так затруднительно, — буркнула Вика. — Ты можешь себе представить, что это такое, когда у тебя ничего совершенно нет в этом мире? Вообще ничего. Даже планов, надежд, мечтаний. Все мои мечты остались за дверью, а дверь захлопнулась! Всё! Всё начинать с чистого листа, когда нет, вообще-то, и самого листа, как нет и желания чего-то там начинать! Словно оказываешься вдруг в пустоте, бестолково дрыгая ногами от растерянности! Можешь ты это себе вообразить?!
— Могу, — сказал Раир. — Поверь мне, для этого вовсе не обязательно попадать в другой мир. Конечно, это страшно, если у тебя больше нет ничего, кроме тебя, хотя может, и того нет. Но тогда остается только два выхода: сразу взять себя в руки и начать жить заново или сперва поплакать и повозмущаться, а потом уже начинать.
— Я уже и поплакала, и повозмущалась, а вот с какого конца начинать, всё равно не представляю! — пожаловалась Вика. — Ну не могу я так, с пустого места, когда в спину дует и не на что рассчитывать. Слишком непривычно… и страшно!
— Вот это уже точнее, — улыбнулся Раир. — Привычка — страшная штука, правда? И очень сильная, к сожалению. Но многие дорого бы заплатили за то, чтобы избавиться от всего, что сковывает движения: от привычек, знакомств, привязанностей, почвы под ногами… А тебе этот подарок сделали, не требуя никакой платы. Только немного страха. Разве это слишком дорого?
— Не знаю, — сказала Вика. — Может, и не слишком. Не тот это подарок, который я мечтала получить ко дню рождения. Ну что мне с ним делать?
— Я бы для начала рассмотрел хорошенько. Может, окажется, что именно об этом ты и мечтала, просто понять не было времени? Побродить по свету, посмотреть разные города, попробовать свободу на вкус. А если вкус этот тебе не понравится, всегда можно обрасти друзьями и знакомыми, влюбиться в какой-то город… и в кого-то (он посмотрел на девушку: не обидится ли, но она и не думала. Просто задумчиво глядела в ручей). Но неужели тебе по душе всю жизнь просидеть взаперти?