Не место для якоря (СИ)
Ян замолчал, переваривая услышанное. Не думала, что эта давняя история его хоть сколько-нибудь волнует. Но, наверное, объяснение, почему единственная девушка сказала ему "нет", стоило того, чтобы кое-что переосмыслить.
Наконец он перестал смотреть на безмолвное море и повернулся ко мне. Протянул руку. Дотронулся до щеки. Мне по старой привычке захотелось отстраниться, но я поборола этот порыв, позволив его пальцам ласково провести линию по скуле щеки и задержаться на ямочке подбородка.
- Извини. Я не хотел испортить твой первый поцелуй. Это надо исправить.
Он резко наклонился и поцеловал меня, не убирая руки и тем самым не давая отстраниться. Его губы были мягкими и нежными. Моё сердце сначала испуганно замерло, не осознавая, что происходит, а потом забилось пойманной птицей, так и норовя выбраться из грудной клетки. Я боялась дотронуться до Яна в ответ и чувствовала небывалую робость, словно этот поцелуй и правда был первым. Когда же его другая рука легла на талию, притягивая меня к себе, я всё же несмело обняла Яна за шею и прижалась к нему всем телом, позволяя углубить поцелуй, который постепенно переходил из легкой ласки в более страстный, лишающий возможности дышать, вышвыривающий все ненужные мысли из головы и оставляющий лишь тепло в сердце.
Мы вернулись слишком поздно для разговора с хозяйкой. Она, сонная, в байковом халате поверх ночной рубашки, вышла из дома и поругала нерадивых гостей, но затем пустила нас в скромно обставленную комнату для гостей. Белые простыни пахли сыростью, каким-то особенным деревенским запахом, который не испаряется даже под южным солнцем. Я осталась в футболке и нижнем белье, а Ян - только в трусах, но это нисколько нас не смущало. Он усвоил урок и больше не торопил меня, поэтому, поцеловав его и пожелав приятных снов, я устроилась в кольце его рук - самом надежном и приятном месте на всем белом свете - и уснула со счастливой улыбкой на губах. Рядом был он, мой друг и любимый, и я с особой четкостью осознала, что мой дом там, где он. И здесь, в этом старом домишке, я чувствовала себя так уютно, словно находилась под родной крышей.
14
Мири
В день конечного испытания я была готова ко всему: и к открытому космосу, и к анализу инопланетных существ, и к бегу по пересеченной местности, и к самому страшному - своему провалу. Когда я в начале лета мечтала о том, что окажусь здесь и докажу всем, что достойна быть в рядах исследователей дальнего космоса, вся эта ситуация казалась какой-то неопределенной перспективой, слабой возможностью, невыполнимым желанием. Но момент пришел. Я всё это время была максимально сосредоточенна и училась на пределе своих возможностей. И теперь я знаю точно - я сделала всё, что было в моих силах. И итоговое испытание я должна выдержать с достоинством. Если же меня не сочтут пригодной, значит, так и есть. Мне дали шанс, я им воспользовалась и показала себя, и если этого было недостаточно, то мне останется только довериться мнению бесконечно уважаемых мною людей и принять их решение. Но я хотя бы буду знать, что попыталась.
Так что ранним августовским утром я пребывала в спокойном и мобилизованном состоянии, разве что руки иногда порывались дрожать, но я быстро восстанавливала над ними контроль. Небольшое волнение вполне естественно для такой ситуации, здесь нет ничего необычного. Но зато через совсем небольшой промежуток времени я узнаю, как проходит это загадочное испытание, и ответ на этот вопрос стоит проведенных здесь пары месяцев.
В этот день мне стало доступно одно из отделений в стене, на котором уже с пяти утра светилась красная надпись "Форма для испытания". Я не стала вставать так рано, лишь пару минут посмотрела на это напоминание и продолжила положенный сон до половины седьмого. Затем душ с уже родным и привычным яблочным шампунем и гелем, зубной консилер, сушка волос и тела в теплой струе воздуха душевой кабины и, наконец, ощущение прохладного гладкого покрытия под пальцами, от которого створка двери загадочного отделения поползла вверх. Внутри был практически стандартный костюм абитуриента, только из черного с серыми отблесками материала. На ощупь и на внешний вид очень похоже на мимикрирующую ткань, подстраивающуюся под окружающую среду. Костюмы из такой ткани, которая помимо мимикрии обладала повышенной прочностью и климатоустойчивостью, использовались для высадки на другие планеты, имеющие схожую с Землей атмосферу и температурные перепады. Конечно, в других случаях использовались скафандры. Значит, вполне вероятно, что открытого космоса не будет.
Костюм состоял из штанов, неплотно прилегающих к телу, и пиджака мундирного плана с капюшоном. Так же прилагалась обувь с шероховатой подошвой и футболка из искусственного хлопка под пиджак. Так же в небольшой коробочке лежало несколько предметов, которые, видимо, должны были нам чем-то помочь: небольшой нож в чехле, который я засунула за голенище высоких ботинок, маленькая плазменная горелка низкой мощности, наверное, чтобы добывать огонь, ибо на большее она не годится, металлическая бутылка и раскладывающаяся глубокая тарелка. К бутылке прилагался пояс с креплением на бедрах, а тарелка с горелкой легко поместились в нижних карманах пиджака.
Я переоделась, туго завязала волосы резинкой и вышла из комнаты. Жаль, что ничего нельзя с собой брать и ничего нельзя с утра есть, только пить. Я выпила в холле стакан виноградного сока, и мне даже пришлось постоять в очереди у пищевого автомата. В этот раз в гостиной было невиданное оживление, и некоторые соседи по дому между собой разговаривали. Я лишь привычно со всеми поздоровалась, как повелось в последние полторы недели, и спокойно выпила сок за общим столом. Никто со мной не разговаривал. В конце концов, я не самый сильный союзник, если нам придется искать дружбы в экстремальных условиях, и слабый конкурент, которого отметут без особых проблем, если нам придется друг с другом бороться. Что нам ожидать, было неизвестно, так как дружба или же конкуренция тренерами не поощрялись и в то же время не пресекались.
Ученики постепенно стали покидать помещение, я сделала последний глоток и выкинула стаканчик в перерабатыватель материи. На улице было на удивление многолюдно, обычно все рассредоточены по разным корпусам, а в перерывы никогда не передвигаются толпами. Хотя это слишком громкое название для горстки из ста человек, но в этом маленьком лагере не было ощущения просторности Московского конгломерата или же обычного города вроде моего Новоактоба. Вроде бы и территория лагеря достаточно большая, но домики и административные здания слишком миниатюрные и низкорослые по сравнению с городским размахом построек.
Я пошла к небольшой площадке перед ангаром, по всему выходило, что мы куда-то полетим. Вокруг было много знакомых лиц, уже приевшихся за два месяца обучения, мне был даже известен примерный уровень способностей научной части абитуриентов.
Вдруг где-то впереди мелькнула светлая макушка Атона, а это был он, с его цветом волос исключений быть не могло. Я ускорила шаг, даже перешла на легкий бег, чтобы его догнать, но куда уж мне угнаться за его уверенной и быстрой походкой. Немного подумав, я выкрикнула "Курсант Стингрей!", надеясь привлечь его внимание. Мне очень хотелось бы перекинуться парой слов с единственным человеком здесь, по-доброму ко мне относящимся. Атон мгновенно повернулся на источник звука, приветливо улыбнулся мне и остановился подождать. Я подбежала, прекрасно ощущая в своем теле последствия его тренировок, так как дыхание даже не подумало сбиться.
- Привет, - поздоровалась с ним я, а затем мы пошли вровень.
- И тебе привет. Надеюсь, скоро мы будем здороваться "Скай", - он с легкой полуулыбкой посмотрел на меня.
- Ага. Я тоже надеюсь, - ответила я. Это же неотделимая часть моей мечты - право сказать традиционное приветствие всех космических работников. Всем известно, что корни происхождения этого слова английские, хотя оно уже давно вписалось в словарь лингвы. Хотя, если подумать, не все слова в лингве выдуманные, её создатель попытался уделить внимание каждой национальности земного шара, так что там можно встретить и арабское "умма" для обозначения нации, и шумерское "гиш" для дерева, и много других странных словечек. Лингва очень причудлива, но построена так, чтобы никому не было обидно. Поэтому её и приняли единогласно в качестве космического языка еще на первом заседании Международного Космического Совета и закрепили обязательность её изучения в школах в первой редакции Космической Доктрины.