Ладья света

Так вы согласны? — не поверила Ирка, торопливо протягивая старушке руку.
— Эйдосом клянешься? Бессмертием своим, что заберешь?
Последнюю фразу Мамзелькина произнесла, когда Иркина рука была уже в цепкой ее ладошке. Ирка дернулась было, но сдалась, обмякла.
— Клянусь! — выпалила она, не позволяя себе усомниться. Тяжелая театральная люстра качнулась, зазвенела мутным хрусталем — и Ирка, холодея сердцем, поняла, что ее клятва зафиксирована там, где ни одно слово не может быть стерто.
— Зачем вам это? — спросила она.
— Да так вот! Надоело смотреть, как ты вихляешь. Уж коли взялся за косу — так коси. Так, по- моему! — заявила старушка и, чем-то очень довольная, убрала бинокль в рюкзачок. — Ну, милая, собирайся! Пора нам идтить, а то скоро давка в фойе будет!
— Как давка? А спектакль? — растерялась Ирка.
— Ты что, и спехтаклю смотрела? Ну ты прямо Юлиус Цезарь! Тот тоже два дела сразу делал: орехи ел и в ухе ковырял. Не будет никакой спехтакли! — заявила Мамзелькина.
— Как так не будет? Еще же и до половины не дошло! — удивилась Ирка, хорошо знавшая чеховскую пьесу.
— Ды так! Работенка тут у меня. Я и так уж на пятнадцать минут затянула… — охладев глазами, Аида Плаховна неуловимо шевельнула своей ортопедической тростью, и роскошный дирижер — тот самый, кругленький, с длинными волосами — вдруг покачнулся и начал заваливаться, хрипя и хватаясь за ноты.
Труба издала длинный заблудившийся звук. Оркестр сломался, зашатавшись вразброд. Запоздало гукнули и стыдливо замолкли румяные тарелки. К дирижеру бежали, хватали его под руки. Одна из трех сестер, та, которая не была братом, спрыгнула со сцены прямо в оркестровую яму и громко, жалобно крикнула:
— «Скорую»! «Скорую» сюда!
Ирка, как в бреду, представила, как в зал въезжает «Скорая».
— Человеку плохо! Сделайте что-нибудь! Вы же им восхищались! — хватая ее за руки, крикнула она Мамзелькиной.
— Служба у нас такая! Разнарядка — она не платок, ей нос не вытрешь! — пропела старушка, подчеркивая не столько слово «разнарядка», сколько «у нас».
Ирка попыталась поймать ее, удержать — да где уж там. Аидушка уже пробиралась к выходу — неспешно, но на деле неуловимо быстро, как ящерка, прячущаяся в трещину- в камне. В пространстве истаивал синий силуэт ее страшного сельскохозяйственного орудия, уже нисколько не напоминавшего ортопедическую палку.
  
Глава 5
 
Флейта и спата
 
 
Дайте человеку необходимое — и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами — он будет стремиться к роскоши. Осыпьте его роскошью — он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное — и он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает. — он будет жаловаться, что его обманули и что он получил совсем не то, что хотел.
 
Э. Хемингуэй
 
Путь к метро Мефодий привычно прокладывал от турника к турнику. Ему было известно, что первый раз подтянуться он сможет на лазилке детского городка за общежитием. Второй подход сделает метров через триста на ржавой П-образной вешалке для белья. Дальше сразу два турника-близнеца установлены по обе стороны бульвара. И, наконец, в заключительный раз он подтянется на круглой железной трубе, которая соединяет два торговых павильона у метро. Правда, там вечно курят продавцы, и надо еще угадать, чтобы никого не было рядом.
Пока Буслаев раз за разом взлетал к перекладине, выжимая из железа душу, Дафна терпеливо стояла рядом и пыталась отвлечь Депресняка от голубей:
— Ну птички и птички! Ты что, самоутверждаешься? Вон лучше смотри, какая собачка идет! Ой, она полицейская!.. Так что ты там говорил про птичек?
Видя, что Депресняк разрывается на части между голубями и полицейской собакой, Дафна торопливо упрятала кота в рюкзак и затянула шнурок. Рядом кто-то кротко вздохнул, наблюдая за ней. Даф повернулась и увидела огромного парня, ожидавшего, пока Мефодий освободит турник. Дафна улыбнулась ему, и ее улыбка сработала как открывашка. Душа парня распахнулась.
— Сейчас я вешу сто четыре. Но это я жирка поднабрал. А вообще-то я хочу весить сто одиннадцать! — сказал он густым басом.
— А что будет, когда ты будешь весить сто одиннадцать? — спросила Дафна.
— Сгоню до ста восьми!
Дафна внимательно посмотрела на него:
— М-м-м…
— Что такое? — подозрительно спросил парень.
— Ничего. Восхищаюсь. Приятно, когда у мужчины есть далеко идущие планы! — сказала Даф и прикусила язычок, опасаясь, что у нее потемнеют перья.
К счастью, парень иронии не понял. Мефодий спрыгнул с турника, и великан, заняв его место, принялся делать выходы силой. Рисуясь перед Дафной, он так пыхтел, что турник гнулся, а полицейская овчарка остановилась и посмотрела на парня, как волк смотрит на медведя.
— На Мошкина похож! — шепнула Дафна.
— Неа… Мошкин сделал бы выход силой вчетверо больше… А потом сказал бы: «Но это же мне просто повезло, да? Вы же не подумали, что я что- то умею?» — передразнил Меф.
А потом они просто шли по городу, и Мефодий, верный своей привычке, дарил Дафне все подряд. Дома, троллейбусы, улицы и парки. Дафна прекрасно знала, как это пресекать.
— Купи мне торт за тысячу. Вон в той кондитерской. — сказала она.
— Э-э, нет! — сказал Меф, порывшись в карманах. — Лучше я подарю тебе московское метро!
На подарок Дафна охотно согласилась, и они спустились в метро, где, не зная, кому тут все принадлежит, их очень толкали, а сидящего в рюкзаке Депресняка шарахнуло зеркалом поезда, когда Буслаев показывал Дафне, почему опасно стоять близко от края платформы.
— Потому что котов бьет зеркалом и они потом царапают хозяевам спину, так? — спросила Дафна.
— Ну вот теперь ты знаешь! — подтвердил Мефодий.
Потом они гуляли по городу. Буслаев на правах хозяина показывал Дафне Москву, она же притворялась бедной блондинкой из Эдема и мило хлопала глазами.
— Здесь у нас Красная площадь! Немного дальше — Желтая площадь, Синяя площадь. Зеленая площадь. Рыжая… — тараторил Меф.
— Везет вам, москалям! — охала Даф. — А Полосатой площади нет?
— Есть. Но ее недавно перекрасили, чтобы полосок видно не было! А вон там, кстати, Большая Дмитровка! Не забыла еще? — Мефодий махнул рукой в гущу домов. — Зайдем к Пуфсу на чай?
От предложения Дафна отказалась:
— Ни за какие пельмени! Пуфе так обрадуется, что забудет к стрихнину добавить чай! Так и придется ложкой есть, чтобы не обижать хозяина.
Мефодий засмеялся, но внезапно запнулся и побледнел. Дафна увидела, что он смотрит наискось, мимо пестрого кафе, украшенного искусственными цветами.
— Чего ты?
— Ничего. Я вдруг подумал: какой адрес в Москве мой? И сразу увидел это… — палец Мефа указал на новую жестяную табличку с показывающей куда-то стрелкой.
— «Последний переулок». Хм… Придумают же! Обнадеживающее такое название, жизнеутверждающее! — бодро сказала Дафна, но и у нее как-то нехорошо похолодело сердце.
На дороге взвизгнули тормоза. «Мазда» ударила резко сбросивший скорость «Опель», водители выскочили, но не ругались, а стояли как суслики, вытянув руки вдоль тела. Подвернувшийся тут же гаишник нервно прижимал к груди рацию, правой рукой пугливо царапая кобуру. Через дорогу', не обращая внимания на машины, спешил Зигя. Он был до пояса голый, в красных шортах, в панамке и в руках держал маленькую красную лошадку. Через грудь у Зиги пробегала строчка заросших шрамов. Подбежав к Мефодию, Зигя схватил его за руку и куда-то поволок.
— Куда? Что ты делаешь? — крикнул Мефодий.
— Папоцка! Цто-то слупилось с мамоцкой! Она лезыт и не дысыт!
Зигя, до крайности напутанный, бежал прямиком на каменную стену с вывеской «Последний переулок». Не выпуская руки Мефодия, двумя-тремя ударами, точно она была картонная, великан проломил стену и скрылся внутри. Несмотря на неудобное положение. Буслаев успел телепортироваться прежде, чем на него обрушились кирпичи. Боявшаяся отстать Дафна ухитрилась телепортироваться даже чуть раньше.