Спасенная с «Титаника»
Тетя Анна ушла, а ее слова засели у Анджело в мозгу. Вернуться в деревню, где живет его брат, старенькая мать, родители Марии… Но как он посмотрит им в глаза?
Анджело выполз из дому в бар Рицци и пил до тех пор, пока в карманах не кончились деньги. Вернуться домой? Ничего позорного в этом нет. И все же что-то его останавливало.
Он протолкался через толпу и вышел на улицу. Тут он сам себе хозяин. Анна изводит его не хуже матери: делай то, делай это! Уехать в Италию? Черта с два. Здесь он сам распоряжается своей жизнью, может стать для всех невидимым, скрыться от друзей и родни, пить с кем захочет и когда захочет. Он никогда не вернется, ведь это будет означать полное поражение. К добру или к худу, Анджело останется в Америке.
Глава 33
Еще до того, как поезд подошел к вокзалу Трент-Вэлли, Мэй узрела три высоких шпиля Личфилдского собора. «Три девы», называла их Селеста. Она обратила внимание, что дома по обе стороны от железной дороги выстроены из красного кирпича, причем не ланкаширского – яркого и блестящего, из аккрингтонской глины, а более матового, с лиловатым оттенком. С одной стороны, Мэй переживала, что едет в совершенно незнакомое место, а с другой, радовалась, что пейзаж полностью отличается от болтонского.
Элла, утомленная дорогой, крепко спала. Сойти с поезда Мэй помог солдат в форме защитного цвета. Он направлялся в расположение своего полка, в Уиттингтон – это сразу за городом, как он сказал. Пока они ехали из Ливерпуля, маленькая Элла совершенно покорила сердце солдата, так что на прощание он даже сунул ей в ладошку шиллинг. Мэй подивилась доброте чужих людей и вновь невольно вспомнила о Селесте.
Денек выдался погожим, молодая листва зеленела на весеннем солнце. Наконец-то она вернулась на родину, подумала Мэй, хотя здесь все совсем по-другому. Вместо привычных глазу заводских труб – прекрасные соборные шпили, и дома не стоят ступенчатыми рядами, в отличие от Болтона.
К счастью, подошел омнибус, который доставил Мэй с вокзала в город, и вскоре она уже вышла на Рыночной площади. Заглянув в небольшое кафе, Мэй утолила жажду и улучила минутку, чтобы привести себя в порядок перед зеркалом, а потом проделала короткий путь вверх по Дэм-стрит к Соборному двору.
Все выглядело очень необычно, как на картинке в книге. Взору Мэй открылся Соборный пруд, с которого доносилось кряканье уток, а при виде цветущих вишен она изумленно замерла на месте. На другом берегу пруда стояли высокие кирпичные здания. Садики, разбитые перед ними, доходили почти до самой кромки воды. Свежий воздух, мощеные улочки и старинные постройки – этот мир разительно отличался от того, который Мэй знала прежде. Возможно, Селеста права, и здесь они начнут новую жизнь.
В кармане у Мэй лежал листок с адресом отца Селесты и указаниями, как добраться до места, однако, несмотря на все старания, нужный дом она найти не могла. Она обогнула собор и подошла к западному порталу, откуда пологий подъем вел к стене, украшенной многочисленными статуями. Мэй обратилась за помощью к женщине, что проходила мимо и несла в руке плетеную корзинку. Женщина показала Мэй на невысокую арку, за которой виднелась миниатюрная площадь, окруженная низкими домиками. Дома стояли вкривь и вкось, под окнами были огородные грядки.
– Кого вы ищете? – поинтересовалась женщина, улыбнувшись Элле – девочка уже проснулась.
– Каноника Форестера, – ответила Мэй.
– Он живет в доме под номером четыре. Тот самый, у которого дочь плыла на «Титанике». Хвала Господу, она выжила. Ужасная катастрофа, правда?
Мэй молча кивнула. Заголовки на газетных тумбах так и бросались в глаза, сообщая сенсационные новости: «Тела пассажиров с «Титаника» подняты из воды и ждут отправки в Галифакс». Каждое издание стремилось превзойти остальные по количеству мрачных подробностей. Как бы то ни было, от Мэй репортеры не добьются ни слова. Она вообще больше никогда не ступит на борт корабля.
– Какая хорошенькая у вас дочурка, – сказала женщина, ласково потрепав кудряшки Эллы.
Ее удивленный взгляд скользнул по лицу Мэй, однако та уже привыкла к подобной реакции. Люди поражались несходству матери и ребенка везде, где Мэй ни появлялась – в поезде, в омнибусе, в кафе на площади.
Она кивнула в знак благодарности и двинулась в указанном направлении. Постучала в дверь, надеясь, что не ошиблась. Ей открыл седовласый мужчина с морщинистым, добрым лицом.
– А-а! Кажется, я знаю, кто вы, – улыбнулся старик. – Входите, входите же, миссис Смит. Полагаю, путешествие было приятным?
– Вы обо мне знаете?
– Разумеется. Селеста прислала нам телеграмму. Ну, как там моя непотопляемая дочь?
В глазах старика мелькнул озорной огонек, и Мэй поняла, что перед ней хороший человек.
– Вы просто не представляете, как она мне помогла, каким верным другом стала.
– Ее мать была такой же… Садитесь, я сейчас приготовлю чай. У экономки сегодня выходной, так что уж извините за беспорядок, – произнес мистер Форестер и принялся перекладывать стопки книг и бумаг, чтобы освободить место для Мэй.
Она усадила Эллу на стул, обложив ее старыми, пыльными подушками.
– Позвольте вам помочь. Если покажете, где у вас посуда, я…
Все горизонтальные поверхности в комнате были завалены книгами, газетами и вырезками.
– Видите ли, я собираю статьи о крушении «Титаника». Думал, найду ваши фамилии, но пока они мне не попадались. Позже отправлю вырезки Селесте. Искренне соболезную вашей утрате, миссис Смит.
– Мы направлялись в Айдахо, хотели начать новую жизнь…
Слезы, всегда стоявшие близко, вновь навернулись на глаза Мэй.
– Какое счастье, что ваша дочка с вами.
– Да-да, – поспешно ответила Мэй, опасаясь лишних расспросов. – Теперь она – самое главное для меня. Мой бедный муж строил такие планы насчет ее будущего! Он мечтал, чтобы наша дочь получила хорошее образование, и я сделаю все, чтобы дать ей эту возможность. Мне придется работать за двоих, поэтому я сюда и приехала.
Произнеся отрепетированную речь, Мэй принялась расставлять на подносе чашки и блюдца. Каноник Форестер поставил чайник на огонь.
– Понимаю. Не волнуйтесь, для честных людей работы в Личфилде всегда хватит. Уверен, подыщем вам место. Вы что-нибудь умеете?
– Я недолго работала прислугой, а потом поступила на бумагопрядильную фабрику. Я могу представить рекомендации, только это займет какое-то время, – предложила Мэй, зная, что рискует раскрыть свой адрес.
– Слова моей дочери вполне достаточно. Как правило, она хорошо разбирается в людях. – Старик помолчал, как будто задумался о чем-то своем, потом вздохнул. – Давайте выпьем чаю, и я расскажу, какие есть варианты.
Пока каноник разливал чай по чашкам, Мэй достала из мешка сухарик для Эллы.
– Мне нужна такая работа, чтобы можно было присматривать за ребенком. Я не хочу… не могу отдавать ее на воспитание… по крайней мере, пока.
– Что-нибудь придумаем. Как только люди узнают о вашей беде…
– Нет! – испуганно воскликнула Мэй, чуть не выронив чашку. – Прошу вас, сэр, не рассказывайте… Лучше, если об этом никто не будет знать. Репортеры донимают выживших на каждом шагу!
– Моя дорогая, это скоро пройдет – человеческая память коротка. Хорошо, что «Комитету спасенных» удается собирать средства, пока общество еще взволновано трагедией «Титаника». Собраны уже десятки тысяч долларов. Люди хотят помочь, оказать поддержку. Тем не менее я понимаю ваше желание избежать огласки. Собственно, я намеревался предложить вам место в Богословском колледже, что напротив Соборного двора. Там всегда нужны руки – приготовить еду, постирать. Я разговаривал с женой ректора, миссис Филипс, и она охотно согласилась объяснить вам ваши обязанности и показать, где что находится. Поблизости наверняка найдется и комната.
Мэй облегченно кивнула.
– Большое спасибо. Думаю, это то, что мне нужно.
Она пригубила чай. Женщина, которая ведет хозяйство у каноника, явно не слишком старается. В тесной кухоньке довольно грязно, несколько чашек треснуты.